СВЯТОЙ РАВНОАПОСТОЛЬНЫЙ КНЯЗЬ ВЛАДИМИР

Св. князь Владимир (Василий; ок. 960 - 15.07.1015, с. Берестово под Киевом), равноап. (память 15 июля и 10 окт.- в Соборе Волынских святых), князь киевский (978-1015), креститель Руси, сын киевского князя Святослава Игоревича (ок. 960-972), внук св. равноап. киевской княгини Ольги († 969).

Источники

      Главным источником сведений о Владимире Святославиче является древнерусский летописный свод начала XII в.- Повесть временных лет (ПВЛ), которая объединяет летописные заметки и ранние житийные предания о князе. Однако этот корпус сведений сложился, несомненно, раньше, т. к. частично он содержится в Начальном своде, созданном, по весьма основательной гипотезе А. А. Шахматова, в 90-х гг. XI в. и отразившемся в Новгородской I летописи младшего извода. По-видимому, к началу XII в. в своей основе также относится Память и похвала Иакова Мниха, которая в Краткой редакции является древнейшим собственно житийным произведением о Владимире Святославиче, включившим в себя сверх того древний краткий летописчик со сведениями, иногда заметно отличающимися от ПВЛ. В рукописной традиции более распространено другое Житие, среди многочисленных списков которого исследователи выделяют четыре древнейшие разновидности (помимо смешанных компилятивных форм): Проложное житие (старшие списки относятся к XIII в., само житие, возможно, составлено в третьей четверти XII в.); «Обычное житие», существующее в Пространной (древнейший список - Мусин-Пушкинский 1414 г.) и Краткой редакциях (старшие списки - нач. XVI в.); «Слово о том, како крестися Владимир, возмя Корсунь» (в составе Киево-Печерского патерика Феодосиевской редакции и в отдельных списках 1-й половины- середины XV в.), Легендарное житие (в Плигинском сборнике XVII в., памятник, вероятно, старше 1-й половины XV в.). Рассказ «Обычного жития» в целом совпадает с летописным, хотя более сжат (отсутствуют «Речь философа» и др.), в то же время он содержит некоторые неизвестные летописи детали (послы Владимира Святославича пребывают в Царьграде восемь дней, осада Корсуни длится шесть месяцев и т. п.), а также заключительный молитвенный призыв к равноап. Константину и св. Владимиру избавлять от бед «люди... греческыя и рускыя». Житийные тексты о Владимире Святославиче изданы и изучены недостаточно, поэтому нельзя с определенностью ответить на вопрос, зависит ли житийный рассказ от летописного, или же они перерабатывают какой-то общий источник. Некоторые отсутствующие как в ПВЛ, так и в Житии детали о Крещении Владимира Святославича и киевлян находятся в разных редакциях Проложного жития св. Владимира. Так называемый Церковный устав св. Владимира, дошедший в многочисленных редакциях, которые восходят, согласно Я. Н. Щапову, к общему архетипу XII в., имеет в первоначальной основе установления эпохи Владимира Святославича.

Равноап. кн. Владимир. Фрагмент иконы «Преподобный Афанасий, равноапостольный князь Владимир, пророк Илия». Новгород. XVI в. (?)

Довольно разнообразные свидетельства о св. Владимире содержатся в латиноязычных памятниках - послании к германскому королю Генриху II архиепископа-миссионера Бруно Кверфуртского (1008) и хронике саксонца Титмара Мерзебургского (1012-1018). В прочих содержатся почти только сведения о внешнеполитических обстоятельствах Крещения Владимира Святославича: в византийской хронике Иоанна Скилицы (создана на рубеже XI-XII вв., но использовала достоверные источники 2-й пол. X в.), в арабо-сир. хронике весьма осведомленного Яхьи Антиохийского (ум. ок. 1066), в сочинении араба Абу Шоджи ар-Рудравери (ум. в 1095), в армянской хронике Степаноса Таронеци (нач. XI в.).

История до Крещения

      Год рождения Владимира Святославичв неизвестен. На уникальное сообщение «Летописца Переяславля Суздальского» (XIII в., сохранился в единственном списке 3-й четверти XV в.) о 73 годах как возрасте князя ко времени его кончины (ПСРЛ. Т. 41. С. 44) полагаться трудно по неясности происхождения этой информации и, главное, по сбивчивости хронологии «Летописца» (так, смерть Владимира Святославича датирована в нем 6543, т. е. 1035 (!) г.). Подсчеты на основании возраста Святослава (родившегося за 3-5 лет до гибели своего отца киевского князя Игоря, происшедшей не ранее зимы 944/5) и более или менее надежных фактов биографии самого Владимира Святославича (рождение старшего сына кн. Вышеслава не позднее 978 и др.) приводят к приблизительному разбросу дат от 955 до 963 г., причем наиболее вероятной выглядит дата около 960 г. Такому заключению вряд ли противоречит известие Титмара, что Владимир Святославич умер «глубоким стариком» («decrepitae aetatis») и «ветхим деньми» («plenus dierum») (Thietm. VII, 73-74. P. 488; Назаренко. Немецкие латинояз. источники. С. 136, 141), поскольку впечатление от возраста около 55 лет, и без того весьма почтенного по понятиям средневековья, могло усугубляться необычайной длительностью киевского княжения Владимира (без малого 40 лет). Матерью Владимира, согласно ПВЛ, была «ключница» св. княгини Ольги Малуша, дочь некоего «Малъка Любечанина» (т. е. уроженца г. Любеча близ впадения Десны в Днепр). Тот факт, что Владимир Святославич был сыном несвободной наложницы («робичичем»), а также близость имен давали повод некоторым исследователям (Д. И. Прозоровский, Шахматов и др.) для едва ли основательного предположения о Малуше как рабыне-пленнице, дочери Мала, князя восточнославянского племени древлян, соседнего с киевскими полянами, который возглавил древлянское восстание против власти Киева ок. 945 г. Распространенная в историографии характеристика Владимира Святославича как «незаконнорожденного» является модернизацией, поскольку происхождение от наложницы в древнерусском княжеском семействе раннего средневековья, как и в целом в Европе того времени, обычно не влекло за собой ущемления династических прав. Об этом свидетельствует и данное Владимиру Святославичу при рождении ярко выраженное княжеское имя. Не лишено вероятности предание, отразившееся в некоторых поздних (XVI в.) летописных сводах (Никоновской летописи, Устюжском летописном своде), что Владимир Святославич родился в с. Будутине под Псковом, куда будто бы отослала Малушу разгневанная Ольга, хотя его основа и осложнена явными несообразностями (так, Ольга не могла завещать Будутино «Святей Богородици», т. е. Десятинной церкви, тогда еще не существовавшей) (ПСРЛ. Т. 9. С. 35; Т. 37. С. 60). Часто предполагают, что детство Владимира и его братьев Ярополка и Олега (сыновей Святослава от другой матери) из-за постоянных длительных военных отлучек Святослава из Киева прошло под опекой их бабки св. княгини Ольги, что якобы не могло не сказаться на отношении Святославичей к христианству, хотя крещены они не были вследствие антихристианских настроений Святослава. Не исключая влияния княгини Ольги на юных внуков, следует в то же время помнить, что в Древней Руси воспитание княжичей с детского возраста доверялось, как правило, нарочно для этого приставленным пестунам - представителям старшей дружины, опытным в военных и государственных делах. В этой роли рядом с Владимиром Святославичем мы видим Добрыню, его дядю по матери. Отправляясь после смерти княгини Ольги в 969 г. во второй балканский поход, князь Святослав выделил сыновьям уделы, причем Владимиру достался Новгород, куда он отправился вместе с Добрыней. Это говорит о том, что княжич был скорее всего не младшим среди братьев, как часто, но без видимых оснований считается, а следующим по старшинству после Ярополка, получившего Киев, поскольку в то время новгородский стол был вторым по важности после Киева (Олег получил землю древлян). Рассказ ПВЛ, будто новгородцы остановили свой выбор на Владимире, т. к. получили отказ от Ярополка и Олега, следует, очевидно, признать позднейшим тенденциозным антиновгородским вымыслом.

Посольство кн. Владимира к Рогволоду Полоцкому с целью сватовства к Рогнеде. Беседа Рогволода с Рогнедой, отказавшейся стать женой Владимира. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5. Л. 42 об.)

      Через некоторое время после гибели Святослава (весна 972) между его сыновьями разгорелась междоусобная война, в результате которой сначала в борьбе с Ярополком погиб Олег, а затем из опасения перед старшим братом бежал «за море» В. С., после чего Новгород оказался в руках киевского князя. Вернувшись с наемным варяжским войском, В. С. отвоевывает Новгород, сватается к Рогнеде, дочери полоцкого кн. Рогволода, получает отказ, захватывает Полоцк, убивает Рогволода и овладевает Рогнедой, идет на Киев, берет его и убивает Ярополка, который сдался на милость победителя. Так излагает дело ПВЛ, хотя не вызывают доверия ни мотивация конфликта (якобы убийство по приказу Олега Святославича видного киевского дружинника Люта Свенельдича, который нарушил границы охотничьих угодий древлянского князя), которая при ближайшем текстологическом рассмотрении выдает свое искусственное происхождение, ни хронология междоусобия, как она представлена в ПВЛ: 975/76 г.- убийство Люта, 977/78 г.- гибель кн. Олега и бегство Владимира Святославича из Новгорода, 980/81 г.- возвращение Владимира, взятие им Полоцка, поход на Киев и вокняжение там. Значительно более вероятной датой начала киевского княжения Владимира Святославича (вернее, убиения им князя Ярополка) является сообщаемая в кратком летописчике Иакова Мниха - 11 июня 978 г., тем более что и в ПВЛ в другом месте говорится о 37 годах правления В. С. в Киеве (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 18; Т. 2. Стб. 13); 980/81 год появился, надо думать, в результате неудачных подсчетов самого летописца. Но если принимать 11 июня в качестве дня вокняжения Владимира Святославича в Киеве, то событиям, которые в ПВЛ помещены между возвращением Владимира «из-за моря» (сделать это он мог только с началом навигационного сезона, после освобождения Финского залива от льдов) и взятием им Киева, очень трудно уложиться в 2-3 месяца. Едва ли подлежит сомнению, что приведенные хронологические вехи усобицы Святославичей условны и являются более поздними добавлениями к первоначальному рассказу, не разделенному на годовые статьи,- вроде того известия, фрагменты которого сохранились в летописчике Иакова Мниха. Ясно одно: незадолго до 978 г. между Святославичами вспыхнула борьба за власть, в ходе которой и князь Ярополк (когда в Полоцк прибыли сваты от Владимира, кнж. Рогнеду, согласно летописному преданию, собирались «вести» за Ярополка), и Владимир стремились привлечь на свою сторону Полоцк, в котором правил тогда не зависевший от Киева князь. Совокупность данных - сведений немецких источников о династическом союзе Ярополка и германского императора Оттона II (973-983), чехо-моравского предания об удалении в Чехию сына князя Олега Древлянского, свидетельства перечня сыновей В. С., согласно которому первой женой князя была «чехиня» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 79-80, 121; Т. 2. Стб. 67, 105; НПЛ. С. 128, 159; Жития св. мучеников Бориса и Глеба. С. 27-28) и др.- позволяет выдвинуть гипотезу (А. В. Назаренко), что юные Святославичи, видимо, оказались втянуты в длительную и ожесточенную борьбу Оттона II против чешско-польск. коалиции, которая определяла политические союзы в Центральной Европе 70-х гг. X в., причем киевский князь оказался на стороне германского императора, а новгородский и древлянский князья - на стороне его противников Болеслава II Чешского (967/972-999) и Мешко I Польского (ок. 960-992).

Крещение кн. Владимира. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 62 об.)

      Так или иначе, с 978 г. начинается киевское княжение Владимира Святославича, 10-летний языческий период которого в древнерусских источниках довольно подробно охарактеризован в отношении семейных обстоятельств князя, его военно-политической деятельности и его религиозных поисков, приведших к Крещению.

Передача царевной Анной послания кн. Владимиру с советом скорее креститься, чтоб избавиться от болезни глаз. получение Владимиром послания. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН.34.5.30. Л. 62)

      Источники (не только древнерусские, но и Титмар) уделяют много внимания женолюбию Владимира Святославича языческого периода. Помимо многочисленных наложниц в загородных резиденциях киевского князя (Вышгороде, Белгороде и Берестове) упомянутый перечень сыновей Владимира называет 4 «водимых» к князю, ставших матерями его сыновей. Смысл слова «водимыя» не вполне ясен; во всяком случае оно означало отнюдь не только жен по браку, т. к. Рогнеда, мать князей Изяслава, Ярослава и Всеволода, была полонянкой и, следовательно, несвободной, а о «грекине», вдове князя Ярополка и матери князя Святополка, летописец прямо говорит, что Владимир Святославич «залеже ю не по браку». Вероятно, полонянкой была и «болгарыня», мать св. князей Бориса и Глеба. Таким образом, собственно женами Владимира-язычника были, видимо, две «чехини»: мать князя Вышеслава, первенца Владимира, и другая - мать Святослава и Мстислава. Несомненно, у Владимира были сыновья и от других женщин: поименно называются только князья Станислав, Судислав и Позвизд, так что количество известных сыновей князя достигает обремененного евангельскими ассоциациями числа 12. Относительно младших из них, по крайней мере относительно Бориса и Глеба, есть основания полагать, что они родились уже после христианского брака Владимира Святославича с византийской царевной Анной.

Собор Киево-Печерских святых. В центре - равноап. кн. Владимир. Эмаль. Сер. XIX в. (ЦМиАР)

      Как то бывало и раньше (например, после гибели князя Игоря), династические неурядицы в Киеве сопровождались ослаблением или даже полным прекращением даннической зависимости от него ряда восточнославянских племен. Первые годы киевского княжения Владимира Святославича летопись рисует как цепь военных предприятий, направленных на восстановление такой зависимости: в 981/2 и следующем году - против вятичей на средней Оке, в 984/5 г.- против радимичей на реке Сож (левый приток Днепра). С восстановлением пресекшейся после смерти кн. Игоря власти Киева над племенами западных окраин Древнерусского государства - восточнославянскими хорватами (в верховьях Днестра) и западнославянскими лендзянами (видимо, к западу от верховьев Западного Буга) был связан поход, который в ПВЛ отнесен к 981/82 г. и охарактеризован как поход «к ляхом». Это дает основания заключить, что Владимир Святославич в качестве киевского князя, вероятно, унаследовал союз с Германией и войну против Чехии и Польши, начатую его предшественником князем Ярополком. Непосредственным продолжением этого похода стала победа Владимира над балтским племенем ятвягов (между Западным Бугом и средним Неманом), которая закрепила позиции Древнерусского государства в будущей Берестейской волости (по летописи, в 983/84). К противоположной, северо-восточной, окраине Руси был направлен поход против волжских булгар, завершившийся заключением долгосрочного русско-булгарского мира (985/86, по летописной хронологии). Аналогичный, но не вполне совпадающий перечень походов Владимира Святославича - язычника имеется и в летописчике Иакова Мниха, в котором отсутствует поход «к ляхом», но зато добавлен поход против хазар (видимо, продолживший дело князя Святослава по разгрому Хазарского каганата ок. 965) и, кроме того, ятвяжский поход помещен не до, а после радимичского. Вне сомнения, хронологическое приурочение походов Владимира в ПВЛ страдает той же условностью, что и хронология усобицы Святославичей. Так, по данным зарубежных источников, поход «к ляхом» скорее всего следовало бы датировать не 981/82, а 979 г.

Св. равноап. кн. Владимир. Роспись собора Рождества Богородицы
Ферапонтова монастыря. Мастер Дионисий. 1502-1503 гг.

      Наряду с военно-политической активностью Владимир Святославич принял меры по внутренней консолидации Древнерусского государства. Именно в этом плане следует рассматривать те шаги нового киевского князя, которые принято характеризовать как «языческую религиозную реформу». ПВЛ описывает ее как установление на Старокиевской горе, рядом с княжеским двором, «кумиров»: Перуна, Хорса, Даждьбога, Стрибога, Семаргла и Мокоши, которым были установлены жертвоприношения, в том числе человеческие. С остатками этого святилища ряд современных археологов отождествляет обнаруженную при раскопках 1975 г. в 50-60 м к юго-востоку от будущей Десятинной церкви каменную вымостку (1,75´ 7 м) с 6 полукруглыми выступами (по числу идолов) и остатками большого кострища (Толочко П. П. Др. Киев. К., 1983. С. 40-42), хотя, согласно ПВЛ, капище, устроенное Владимиром Святославичем, находилось на месте церкви во имя свт. Василия (снесенной в 30-х гг. XX в.), т. е. на восточном краю Киева внутри Владимировых стен. Зачастую этот языческий пантеон Владимира расценивают как «дружинный», для чего не видно достаточных оснований: вряд ли Перун в списке «кумиров» Владимира стоит на первом месте потому, что Громовержец был специфически дружинным божеством, ведь он издавна, не позднее VI в. (Procop. Bella. Vol. 2. P. 357 = De bello Goth. III 14, 23-24)[1], считался главным богом славянского язычества. О дружинном характере пантеона Владимира Святославича нельзя судить и по отсутствию в нем столь почитавшегося славянского божества, как Велес, «скотьего» (т. е. пастушеского, крестьянского) бога, поскольку в славянской мифологии Велес был божеством «нижнего мира» [2] и потому его идол мог стоять не на горе, а в нижнем городе - на Подоле, по крайней мере именно здесь, на берегу реки Почайны, он упомянут в Житии кн. Владимира (Срезневский. Память и похвала. С. 10; Голубинский. История РЦ. Т. 1. С. 231; Серебрянский. С. 20). Не был новым и сам состав пантеона Владимира. Наряду с общеславянскими божествами, имеющими балтские параллели (Перуном, Мокошью, Велесом и др.) в нем присутствуют теонимы иранского (сармато-аланского) происхождения (Хорс, Семаргл), из чего можно сделать вывод, что перед нами скорее всего синкретический южнорусский или собственно киевский пантеон, каким он сложился конечно же задолго до Владимира[3]. И тем не менее «возвижение кумиров» Владимиром явно носит характер целенаправленного мероприятия княжеской власти. Капище было вынесено за пределы «двора теремного», т. е. княжеского дворца (археологические остатки более раннего языческого святилища обнаруживаются в центре довладимирова города: Каргер М. К. Др. Киев. М.; Л., 1958. Т. 1. С. 105-112), так что богослужение из частного, династического, стало публичным государственным актом, как он красочно описан в ПВЛ в статье 983/84 г. после похода на ятвягов, когда Владимир Святославич «приде Кыеву и творяше требу (благодарственную.- А. Н.) кумиром с людьми своими», со «старцами и боярами» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 82; Т. 2. Стб. 69). Судя по тому, что Добрыня, которого Владимир сделал посадником в Новгороде, также «постави Перуна кумир над рекою Волховом» (Там же. Т. 2. Стб. 79; НПЛ. С. 128), аналогичные действия были предприняты и в др. городских центрах Руси. Кроме того, в засыпке фундаментных ям в основаниях идолов на святилище, вскрытом в 1975 г., обнаружены обломки плинфы и штукатурки со следами фресковой живописи. Это значит, что строительство святилища, весьма возможно, сопровождалось разрушением каменной церкви (церквей?) и, следовательно, было сознательной языческой реакцией в правление нового князя.

Крещение

      Из всей совокупности данных Крещение В. С. и его деятельность по христианизации Руси предстает как сознательный, целенаправленный выбор, обусловленный как личными религиозными исканиями князя, так и совокупностью внутренних (неудовлетворительность язычеством и в религиозном отношении, и в качестве государственно-консолидирующего идеологического фактора) и внешних (необходимость вступления Руси в семейство христианских держав) политических причин. История обращения Владимира Святославича изложена в ПВЛ под 986/87-987/88 гг. в виде «Сказания об испытании (или выборе) вер», частью которого является проповедь прибывшего в Киев к Владимиру греческого проповедника, получившая в науке название «Речи философа». В «Сказании» повествуется о последовательном приходе к Владимиру посольств от мусульман (волжских булгар - «болъгары веры Бохъмиче»), латинян («немьци от Рима»), хазарских иудеев (иудаизированных хазар?) («жидове козарьстии») и, наконец, из Византии, каждое из которых убеждает киевского князя принять их веру. По разным причинам Владимир отказывает первым трем посольствам и благосклонно выслушивает пространную «Речь философа», который кратко опровергает учение мусульман, латинян и иудеев, сжато излагает ветхозаветную историю, ветхозаветные пророчества об отвержении иудеев и пришествии Спасителя, затем переходит к событиям новозаветным и, наконец, производит большое впечатление на князя, нарисовав перед ним яркую картину Страшного Суда. После чего Владимир Святославич по совету дружины отправляет собственные посольства «в болгары», «в немьци» и «в греки» (о «жидах козарьстих» на этот раз речи нет) «испытати... их службу». Побывав в мусульманской мечети, латинской церкви и на Патриаршей службе в Царьграде, русские послы возвращаются, пораженные красотой греческого богослужения («не свемы, на небе ли есмы были ли на земли»). В результате Владимир Святославич и дружина решают принять «закон гречьскии» еще и потому, что именно его в свое время приняла княгиня Ольга. Далее, в статье 988/89 г., следует рассказ о походе Владимира на Корсунь и Крещении там.

Св. равноап. кн. Владимир, святые князья Борис и Глеб. Фрагмент иконы «Благословенно воинство Небесного Царя» из Успенского собора Московского Кремля. Сер. XVI в. (ГТГ)

      Летописное «Сказание об испытании вер», включая «Речь философа», текстологически изучено недостаточно, чтобы дать вполне определенный ответ на вопрос об их источниках, времени их составления и соответственно их достоверности. Ясно, что в ряде моментов «Сказание» воспроизводит более или менее популярные литературные трафареты: ср., например, эпическое предание о принятии хазарами иудаизма после прений между греч., иудейскими и арабскими «мудрецами», письменно зафиксированное в разных версиях ок. середины X в. (Коковцов П. К. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л., 1932. С. 78-80, 94-97, 114; Голб К., Прицак О. Хазарско-еврейские документы X в. М.; Иерусалим, 1997. С. 138-140), или диспут о вере равноап. Кирилла (Константина) при дворе хазарского кагана, описанный в главах 10-11 Жития Кирилла (Константина). Картина Страшного Суда как катехизаторский прием присутствует также в византийских рассказах об обращении крестителя болгар равноапостольного князя Бориса (Theoph. Contin. IV 15. P. 164; Scyl. P. 91).

Равноап. кн. Владимир. Миниатюра из старообрядческой рукописи Жития кн. Владимира. 1-я треть XIX в. Выголексинский монастырь (ГИМ. Муз. 3031. № 404)

      В то же время трудно сомневаться в том, что в традиционную литературную форму облечены припоминания о некоторых достоверных внешнеполитических контактах Владимира Святославича, имевших религиозную подоплеку. Так, в сочинении арабского писателя Марвази (ум. ок. 1120) сохранилось уникальное известие, вероятно, хорезмийского происхождения (заимствованное потом персидским писателем 1-й трети XIII в. Ауфи) о посольстве в Хорезм русского князя, прозывавшегося (Марвази принял имя князя за его титул) Владмир (у Ауфи - Буладмир), с целью принятия им ислама (Марвази анахронично относит это посольство ко времени после Крещения Владимира Святославича и Руси) (Заходер Б. Н. Каспийский свод сведений о Вост. Европе. М., 1967. Т. 2. С. 146-147; Kawerau. Arabische Quellen. S. 25, 46-47). Имеются косвенные сведения и о связях Владимира Святославича в 982-983 гг. с германским императором Оттоном II, вследствие чего на Русь попадают медальоны с изображением Оттона и его супруги гречанки Феофано, венчаемых Христом. Эти данные позволяют думать, что летописец подверг радикальной литературной переработке достоверное в своей исторической основе древнерус. предание о выборе веры Владимиром Святославичем.

Церковь во имя равноап. кн. Владимира в «Старых садех». Архитектор Алевиз Новый. 1514-1516 гг., перестраивалась в 1625, 1689 гг. и в конце XVIII в. Фотография. 2004 г.

      В процессе этой литературной обработки в «Сказание» была включена и «Речь философа», происхождение которой остается спорным. Так, А. С. Львов обнаруживал в ее языке западнославянские и восточноболгарские черты, а потому считал, что она первоначально представляла собой самостоятельный памятник - переработанный славянский перевод византийского гомилетического сочинения, сделанный в Моравии в кирилло-мефодиевскую эпоху и попавший на Русь через восточноболгарское посредство. Шахматов признавал, что в основе «Речи философа» лежит более древний летописный рассказ об обращении Владимира Святославича, являвшийся переработкой болгарской повести о Крещении царя Бориса. В то же время исследователь указывал, что в «Речи» имеются обширные текстологические схождения с Палеей в ее разных редакциях. И если сходство с Толковой Палеей можно объяснить зависимостью последней от «Речи философа», то Краткая Палея и «Речь» пользовались, по наблюдениям Шахматова, общим источником, в котором историк видел древнейшую русскую переводную хронографическую компиляцию - т. н. Хронограф по великому изложению. В таком случае «Речь философа» и «Сказание об испытании вер» в целом в их окончательном виде следовало бы датировать сер. 90-х гг. XI в.- временем создания в Киево-Печерском монастыре летописного Начального свода, предшественника ПВЛ. Дошедший в 2 списках XV в. греч. рассказ о Крещении Руси («Аноним Бандури», или «Бандуриева легенда»), в котором также идет речь о выборе вер Владимиром Святославичем между Римом и Константинополем (Regel. Analecta. P. 44-51), вряд ли мог служить источником «Сказания», скорее сам будучи контаминацией ПВЛ и реминисценцией слав. миссии равноапостольных Константина и Мефодия. Не имеет под собой исторической основы неоднократно обсуждавшийся в науке рассказ древнеисланской «Саги об Олаве Трюггвасоне» (ум. в 999/1000), существующей в редакциях конца XII-XIV в., согласно которому именно Олав, крестившийся в Византии и приведший оттуда с собой некоего епископа Павла, убедил Владимира Святославича принять христианство (Джаксон. Исландские королевские саги. С. 129-130, 138-139, 143-144, 147-148 и сл.).

Св. равноап. кн. Владимир (в 1-м ряду 2-й справа). Фрагмент иконы «О тебе радуется» из Успенского собора Дмитрова. 1-я треть XVI в. Мастерская Дионисия (ГТГ)

      В отношении обстоятельств и времени Крещения Владимира Святославича в древнерусских источниках нет единства, что отмечал и составитель ПВЛ, сам придерживавшийся версии о Крещении Владимира в крымском г. Корсунь (по-гречески Херсонес): «Не сведуще право глаголють, яко крьстилъся есть в Киеве, и ини же реша в Василеви, друзии же инако скажють» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 111; Т. 2. Стб. 97). Пространное повествование ПВЛ под 988/89 (6496) г. о Крещении Владимира в Корсуни, получившее в науке название «Корсунская легенда», сводится к следующему. Решив с дружиной принять св. Крещение, Владимир «иде с вои на Корсунь, град гречьскии», осаждает его в течение 9 месяцев и захватывает в результате предательства некоего Анастаса Корсунянина. После этого князь шлет послов в Константинополь, требуя отдать за него Анну, сестру византийского императоров Василия II и Константина VIII. Те, напуганные угрозами Владимира двинуться походом против Царьграда, уговаривают сестру выйти замуж за киевского князя при условии Крещения последнего. Владимир отвечает согласием, Анна с группой священников прибывает в Корсунь. После этого Владимира поражает внезапная слепота, которая чудесным образом проходит после Крещения князя местным епископом (по ПВЛ, в цекрви свт. Василия, по Житию - в церкви св. Иакова), затем происходит бракосочетание князя с византийской царевной. Владимир Святославич с супругой, греческими священниками и Анастасом возвращается в Киев, где ниспровергает языческих кумиров и велит креститься киевлянам. К этому рассказу в ПВЛ присовокуплено наставление Владимиру Святославичу Корсунского епископа, состоящее из Символа веры, предостережения против «учения от Латын» и справки о Семи Вселенских Соборах, причем Символ веры содержит некоторые явно арианские формулировки («Сын подобносущен... Отьцу» - ПСРЛ. Т. 1. Стб. 112; Т. 2. Стб. 98), происхождение которых до сих пор остается неясным.

Крещение дружины кн. Владимира. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 62 об.)

Христос Великий Архиерей с предстоящими Богоматерью, св. равноап. кн. Владимиром и коленопреклоненным митрополитом Петром (Могилой). Роспись церкви Спаса на Берестове в Киеве. 1644 г.

      Свидетельства иностранных источников дают возможность с достаточной точностью восстановить хронологию и внешнеполитический фон событий, связанных с Крещением Владимира. Согласно Иоанну Скилице (Scyl. P. 336), но в первую очередь - Яхье Антиохийскому и Абу Шоджи ар-Рудравери (Розен. Имп. Василий Болгаробойца. С. 23-24, ср. также С. 200-202; Кримський, Кезма. Оповiдання. С. 394-395; Kawerau. Arabische Quellen. S. 14-22), вырисовывается следующая картина. После катастрофического поражения от болгар летом 986 г. Византийская империя в 987 г. оказалась охвачена мятежом, который поднял влиятельный полководец Фока Варда, в августе объявивший себя императором; к концу года его войска стояли уже под стенами Константинополя. Ввиду смертельной опасности, нависшей над Македонской династией, император Василий II отправил посольство на Русь к Владимиру Святославичу с просьбой о помощи. Киевский князь согласился, но ценой брака на византийской принцессе Анне, родной сестре Василия, дочери императора Романа II (959-963). Константинополь вынужден был согласиться, выдвинув, однако, в качестве условия Крещение князя. В 988 г. в Византию отправилось русское войско, которое и помогло Василию II нанести мятежникам два решительных поражения (зимой 988 у Хрисополя и в апр. 989 при Авидосе), в последнем из которых погиб и сам Фока Варда, а царевна Анна отбыла на Русь. О взятии русским войском Херсонеса в этих источниках речи нет, но о нем сообщает византийский историк 2-й половины X в. Лев Диакон (Leo Diac. X, 10. P. 175), хотя и в контексте, никак не связанном с Крещением русского князя, о котором он вообще умалчивает. Взятие «тавроскифами»-русью Херсонеса у Льва Диакона «знаменовали» некие небесные «огненные столбы», которые обычно сопоставляются с «огненным столбом», наблюдавшимся в небе близ Каира, согласно Яхье, 7-12 апр. 989 г. Если так, то взятие Корсуни надо датировать периодом между апрелем и июлем-августом 989 г., т. к. появившаяся в июле-августе комета Галлея, по Льву Диакону, предсказывала уже следующее бедствие - землетрясение в октябре 989 г., приведшее к падению купола в храме Св. Софии в Константинополе (В. Г. Васильевский, В. Р. Розен). Эту ставшую уже традиционной точку зрения оспорила Н. М. Богданова, предложив понимать глагол «знаменовали» (греч. παρεδηλουν) не в смысле предзнаменования, а как указание на свершившийся факт и тем самым относить падение Херсонеса ко времени незадолго до апреля 989 г. Неубедительна основанная на неверных хронологических подсчетах датировка взятия Корсуни маем-июнем 990 г., выдвинутая О. М. Раповым, вряд ли основательно настаивавшим, что у Льва Диакона и Яхьи речь идет о разных метеорологических явлениях. По той же причине трудно согласиться и с датировкой декабрем 988 г. (А. Л. Пономарёв, Н. И. Сериков). Чем объяснить поход Владимира Святославича на Корсунь, если киевский князь был союзником Византии? Русское войско появилось в Византии не позднее осени 988 г. Следовательно, летом или осенью того же года русско-византийский союзный договор должен был предусматривать и прибытие на Русь царевны Анны. Очевидно, именно для ее встречи Владимир Святославич «к порогам ходи» «на другое лето по Крещении», но до похода на Корсунь, как о том сообщает Иаков Мних. Брак «порфирородной» принцессы с «варваром» был уникальным исключением из византийских династических правил, и потому было бы вполне понятным, если бы Василий II, получив русскую военную помощь, не торопился с исполнением своих обязательств. В таком случае осаду и взятие Корсуни Владимир Святославич предпринял для того, чтобы вынудить Константинополь сдержать свое обещание. Этому естественному объяснению А. В. Поппе попытался противопоставить гипотезу, по которой Корсунь была на стороне мятежного Фоки Варды и ее захват Владимиром Святославичем явился выполнением союзнических обязательств со стороны киевского князя. Такая точка зрения нашла сторонников (Л. Мюллер, В. Водов и др.), но столкнулась и с основательной критикой (Д. Оболенский, В. Зайбт, А. Ю. Карпов). Так, в рамках гипотезы Поппе трудно объяснить устойчивое соединение в древнерусской традиции взятия Корсуни с прибытием Анны.

Равноап. кн. Владимир и вмц. Варвара. Икона. 1908 - 1917 гг. (ГИМ)

      Приведенные данные не позволяют безусловно предпочесть какую-либо из двух древнерусских версий Крещения Владимира Святославича - «корсунскую» или Иакова Мниха, но последняя выглядит в их свете, как и в свете всей суммы древнерусских источников, все же более вероятной. Титмар Мерзебургский также относит «великие насилия», которые Владимир Святославич «чинил над слабыми данайцами» (т. е. греками - Thietm. VII 72. Р. 486; Назаренко. Немецкие латинояз. источники. С. 135, 140), уже ко времени после Крещения князя. В результате ход событий реконструируется следующим образом. Видимо, уже в 987 г. Василий II начал переговоры с Владимиром Святославичем о военном союзе, причем был вынужден принять требование киевского князя о союзе династическом. Предуготовляя его, Владимир принял Крещение. Если дата Крещения выбиралась согласно Константинопольскому евхологию (что в случае «политического» Крещения не выглядит, впрочем, обязательным), то оно имело место скорее всего на праздник Крещения Господня 6 января 988 г. (Поппе), т. е. еще в 6495 мартовском году; др. возможности - на Пасху (8 апреля) или на Троицу (27 мая) 988 г. (М. Арранц) уже в следующем, 6496, году - следует, видимо, отвергнуть как вступающие в противоречие с относительной хронологией Иакова Мниха. По свидетельству Степаноса Таронеци (С. 142, 175), сбивчивого в деталях, но достоверного в своей основе, в византийское посольство входил бежавший от Фоки Варды митрополит Севастии (в провинции Армения Вторая) Феофилакт, который и мог крестить киевского князя. Древнерусские источники единодушно утверждают, что в Крещении Владимир был наречен Василием - несомненно, в связи с тем, что его заочным крестным отцом считался император Василий II (такова была обычная практика византийских «политических» Крещений). Летом 988 г. Владимир Святославич отправил в Византию русское войско и у днепровских порогов (место, наиболее подверженное нападениям степняков) дожидался царевны Анны (летом-осенью 988 (6496), т. е., действительно, «на другое лето по Крещении»). Однако Анна не прибыла, а возможно, если полагаться на Степаноса Таронеци (который, однако, путает Русь с Болгарией), греки пытались даже подменить невесту. Разгневанный Владимир осенью выступил к Корсуни, которую после продолжительной осады захватил между апрелем и июлем 989 (6497) г. («на третье лето» после Крещения по древнерусскому счету). Василий II вынужден был выполнить свое обязательство, багрянородная царевна прибыла в Херсонес, где и произошло ее бракосочетание с Владимиром Святославичем, по всей вероятности еще в том же 989 г. Осенью 989 или весной 990 г. Владимир Святославич вернулся в Киев.

      Восстанавливаемая таким образом хронология совпадает с хронологией Иакова Мниха, если исходить из его известия, что Владимир Святославич крестился «в 10-е лето по убиеньи брата своего»: 978/79 (6486) + 9 = 987/88 (6475). Однако этому последнему противоречит другое сообщение Иакова, что после Крещения Владимир «поживе... 28 лет», что приводит к дате Крещения ПВЛ: 1015 (6523) - 27 = 988/89 (6496). Очевидно, именно вследствие приурочения к 988 г. Крещения Владимира Святославича летописец, сторонник «корсунской» версии, отнес к 988/9 г. и поход на Корсунь. Это противоречие усугубляется уже упоминавшимся убеждением автора ПВЛ, будто продолжительность киевского княжения Владимира составляла 37 лет, что, с одной стороны, явно представляет собой сумму 10+28 (где десятый год киевского княжения и первый год по Крещении посчитаны, естественно, за один), а с другой - ведет к дате вокняжения Владимира Святославича в Киеве 979/80 г., не совпадающей ни с датой Иакова Мниха (978), ни с летописной (980/81). Вопрос о происхождении этих хронологических несоответствий остается открытым.

История после Крещения

      Деятельность Владимира Святославича по Крещении отразилась в источниках по трем главным взаимосвязанным направлениям: христианизации Руси, мерам по внутреннему совершенствованию государственной и общественной жизни, внешней военной и политической активности.

      Первые шаги по христианизации Руси были предприняты Владимиром Святославичем немедленно после возвращения в Киев: разрушение языческих святилищ в столице и Крещение киевлян (вероятно, в 990) с помощью греческих священников, как прибывших с Анной, так и приведенных из Корсуни. В ближайшие годы аналогичные массовые Крещения были, надо полагать, предприняты и в других крупнейших городах Руси, хотя прямые указания на этот счет есть только относительно Новгорода, тогда как известия о миссионерских поездках Владимира Святославича и Киевского митрополита в Ростов и Суздальскую землю в 991-992 гг. в том виде, как они изложены в поздней Никоновской летописи (1-я половина XVI в.), содержат фактические несообразности и домыслы и не заслуживают доверия. Важнейшим шагом стало учреждение в Киеве (не позднее 996) митрополии Константинопольского Патриархата, которое, очевидно, предусматривалось договором Владимира Святославича и императора Василия II или явилось непосредственным его следствием. Распространенная некогда гипотеза М. Д. Присёлкова, согласно которой Русская Церковь при Владимире Святославиче пребывала в юрисдикции болгарского Охридского Патриарха, а митрополия была открыта только около 1039 г. при Ярославе Мудром, не нашла поддержки впоследствии (она противоречит, в частности, выстроенным по хронологическому принципу перечням митрополий Константинопольского Патриархата, где Русская митрополия упоминается перед Аланской, учрежденной в 997/98). Одновременно с митрополичьей при Владимире Святославиче были учреждены несколько епископских кафедр: в Новгороде, также, вероятно, в Белгороде (под Киевом) и Чернигове, а возможно, еще в Полоцке и Переяславле Русском (Южном).

Освящение Десятинной церкви. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Конец XV в. (БАН. 34.5.30.Л. 67 об.)

      Развернулось деревянное храмостроительство, о конкретных масштабах которого судить трудно, т. к. летопись выражается неопределенно: Владимир «повеле рубити цьркви и поставляти по местом, идеже стояху кумири... и нача ставити по градом цьркви и попы» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 118; Т. 2. Стб. 103); поименно известны лишь церкви во имя свт. Василия в Киеве и Преображения Господня в Василеве. Согласно митрополиту Илариону, при Владимире возникли и первые рус. монастыри, о которых ничего конкретно неизвестно: «Монастыреве на горах сташа, черноризьци явишася» (Молдован. «Слово». С. 93). Уже в 990/91 г. (так у Иакова Мниха; по отклоняющейся в целом на год хронологии ПВЛ - в 991/92) Владимир Святославич заложил в Киеве каменную церковь Пресвятой Богородицы Десятинную, для строительства которой были приглашены греческие мастера и которой были переданы иконы, церковная утварь и мощи святых Климента, папы Римского, и его ученика Фива, вывезенные Владимиром из Корсуни; служили в ней греческие корсунские священники. Не вполне ясно, была ли она дворцовым княжеским храмом или служила некоторое время также митрополичьим кафедральным собором. Во всяком случае митрополичий собор Св. Софии в Киеве (видимо, деревянный) при Владимире уже существовал, т. к. о его пожаре в 1018 г. упоминает Титмар (Thietm. VIII 32. Р. 530; Назаренко. Немецкие латинояз. источники. С. 137, 142).

      С освящением Десятинной церкви (995 или 996) древнерусская традиция, отразившаяся в ПВЛ, Церковном уставе кн. Владимира и проложном Сказании об освящении Десятинной церкви (под 12 мая), связывает меры Владимира Святославича по материальному обеспечению юной Русской Церкви в виде десятины - десятой части «от имения моего (Владимира. - А. Н.) и от град моих» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 124; Т. 2. Стб. 109; Карпов. Владимир Святой. С. 431-432), «по всей земле Рустеи от всякого княжа суда... от торгу... от всякого стада и от всякого жита» (ДРКУ. С. 15, 16, 18 и др.). Характерно, что эти отчисления по воле Владимира Святославича поступали в распоряжение не митрополита, а Анастаса Корсунянина, бывшего, вероятнее всего, экономом Десятинного храма,- свидетельство того, что учреждение десятины состоялось либо до установления митрополии, либо во время ее вдовства. Уже по одной этой причине следует скептически отнестись к объединению во всех редакциях Церковного устава кн. Владимира таких мер, как учреждение князем десятины и разделение им, по византийскому образцу, княжеской и церковной (митрополичьей, епископской) юрисдикции: последнее должно было произойти несколько позже. В сфере церковного суда оказалось брачное и семейное право, преступления против нравственности, ведовство, суд над так называемыми церковными людьми (в эпоху Владимира Святославича - прежде всего над клириками и членами их семей). Крайне важным делом было обеспечение Церкви русскими священнослужителями. Меры Владимира Святославича в этом отношении напоминают аналогичные шаги Петра I Алексеевича: князь насильственно отбирал детей знати («нарочитыя чади»), чтобы отдать их «на учение книжное» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 118-119; Т. 2. Стб. 103)[4].

      С мероприятиями по христианизации страны были тесно связаны и некоторые внутриполитические шаги Владимира Святославича. Если любовь Владимира к своей дружине, с которой князь совещался «о строи земленем, и о ратех, и о уставе земленем», а также еженедельные пиры с Владимиром и без него, которые он устраивал «боляром, и гридем (т. е. старшей и младшей дружине.- А. Н.), и съцьскым, и десяцьскым (городская административная верхушка.- А. Н.), и нарочитым мужем» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 126; Т. 2. Стб. 111), вполне вписывались в идущее еще из языческих времен древнерусское представление о княжеских доблестях (они с похвалою представлены летописцем не без элементов фольклорной стилизации: Владимир Святославич велит «исковати» дружине серебряные ложки взамен деревянных, будучи уверен, что, сохранив благосклонность дружины, добудет себе еще больше «сребра и злата»), то акцентируемые всеми источниками (летописными, житийными, Титмаром) социально-каритативная активность Владимира Святославича, его нищелюбие (раздача продовольствия и денежной милостыни на княжеском дворе; продовольствие также развозилось по городу для тех, кто по болезни не мог сам явиться к раздаче) соответствовали идеалу христианского государя, одной из важнейших черт которого в византийскои понимании было человеколюбие (φιλανθρωπία).
      Введению церковного суда и первоначальному разграничению его со сферой суда княжеского сопутствовала попытка по совету епископов обновить древнерусское обычное право путем заимствования ряда византийских юридических практик. ПВЛ рисует эту попытку как неудачную: употребительные в Византии смертную казнь и членовредительные наказания Владимиру Святославичу пришлось снова отменить в пользу традиционных для Руси денежных штрафов (вир и продаж). Целиком на древнерусский политический обычай ориентировалось и посажение киевским князем своих сыновей по волостям, что, с одной стороны, соответствовало представлению о государственной территории как коллективном владении княжеского семейства (в силу этого каждый взрослый княжич имел право на удел), а с другой - служило своеобразным способом административного управления территориями из Киева (княжич выступал в качестве посадника, наместника своего сидевшего в Киеве отца) и их христианизации. В качестве первого этапа этого процесса ПВЛ говорит о наделении волостями четырех старших Владимировичей (Вышеслав получил Новгород, Изяслав - Полоцк, Святополк - Туров, Ярослав - Ростов) и относит его ко времени непосредственно после Крещения Владимира Святославича и княжеской семьи, что выглядит вполне правдоподобно, так как ок. 990/91 г. старшим сыновьям Владимира было по 12-14 лет - возраст, обычный на Руси для посажения княжича на стол. После смерти Вышеслава Владимир переместил в Новгород Ярослава, причем в Ростове был посажен Борис, получили столы другие подросшие Владимировичи: Глеб - в Муроме, Святослав - в земле древлян, Всеволод - во Владимире-Волынском, Мстислав - в Тмутаракани. Если то был единовременный акт, он должен был иметь место после 1001/02 г., когда умер Изяслав; происхождение распространенной вслед за В. Н. Татищевым (История Российская. М.; Л., 1963. Т. 2. С. 70) датировки 1010 г. неясно.

      В русле вызванных христианизацией государственных преобразований Владимира Святославича была и неудачная попытка «византинизации» киевского столонаследия, относившаяся, очевидно, уже к последним годам правления Владимира. Согласно традиции, после смерти Владимира Русь должна была быть поделена между всеми его сыновьями (как то было со Святославичами), а Киев должен был достаться генеалогически старейшему. Однако политическое сознание Владимира Святославича как главы новой единой христианской державы, видимо, противилось такому механическому дроблению. Развернутых сведений о замысле Владимира нет, но источники заставляют подозревать, что Владимир планировал передать киевский стол одному из своих младших сыновей - св. Борису (ср., напр., вкладываемые в уста Святополка Туровского в «Чтении о св. Борисе и Глебе» упреки Владимира, что Борис «хощеть по смерти отца своего стол прияти» - Жития св. мучеников Бориса и Глеба. С. 6-7); не в последнюю очередь это определялось, как можно думать, происхождением последнего по матери из болгасркого царского дома. Речь шла, разумеется, не о ликвидации наследственных уделов в принципе, а, по-видимому, об учреждении сеньората - номинального политического главенства одного из братьев, вроде того, какой был учрежден полвека спустя по завещанию Ярослава Мудрого. Именно этими планами Владимира Святославича были, судя по всему, вызваны почти одновременные возмущения против Киева со стороны двух старших Владимировичей: Святополка в Турове (вероятнее всего, ок. 1012/13), который в результате оказался в заключении по приказу Владимира, и Ярослава в Новгороде (1014). Осуществлению реформы престолонаследия помешали как внезапная смерть Владимира  в разгар конфликта с Ярославом, так и радикальное расхождение реформы с традиционным порядком, который покоился на принципе генеалогического старейшинства.

Собор во имя равноап. кн. Владимира в Воронеже. Фотография. Нач. XX в. (РГБ)

      Еще одним проявлением нового государственно-политического самосознания княжеской власти в лице Владимира Святославича после его Крещения стала чеканка в Киеве золотой и серебряной монеты. Едва ли выпуск древнерусских монет преследовал собственно экономические цели (в IX-X вв. на Руси в большом количестве ходила серебряная монета арабской чеканки - дирхем; впрочем, именно к концу X в. ее поступление на Русь стало иссякать); относительно небольшие тиражи, а также крайне низкая проба монетного серебра говорят скорее о политически репрезентативном характере монеты[5]. Если по весу она ориентировалась на привычный для Руси арабский чекан, то по внешнему оформлению воспроизводила современные византийские образцы - золотые номисмы и серебряные милиарисии императоров Василия II и Константина VIII. Так же как на византийских монетах, где помещались изображения Христа Пантократора и императора, на одной из сторон и златников, и сребреников В. С. имелось изображение киевского князя в торжественном облачении (в венце с характерными византийскими подвесками-пендулиями по бокам, в плаще с застежкой-фибулой под подбородком и с крестом в руке), на других - на более ранних монетах видим образ Спасителя, а на более поздних - изображение княжеского родового знака в виде стилизованного трезубца (и тогда вокруг головы князя появляется непременный атрибут византийских императорских портретов - нимб). Однако в отличие от византийского образца с погрудным изображением правителя Владимир Святославич был представлен в рост сидящим на княжеском троне, что подчеркивалось и надписью: «Владимиръ на стол». Из портретных черт Владимира Святославича обращают на себя внимание массивный подбородок и длинные отвислые усы.

      О внешнеполитической деятельности Владимира Святославича после Крещения имеются лишь разрозненные сведения. Они создают впечатление, что на смену чрезвычайной военной активности Владимира языческого периода приходит политика, направленная больше на удержание и стабилизацию достигнутого. Надо полагать, что Крещение и женитьба Владимира на сестре правивших императоров повели к максимальному повышению статуса киевского князя и Руси в идеальной визант. иерархии государей и государств: от нейтрального, внеположного по отношению к этой иерархии титула «князь и т. п.» (αρχων) до включения Владимира в число «духовных» (πνευματικοι) родичей византийских василевсов. Однако полной ясности в этом вопросе нет из-за отсутствия прямых указаний на этот счет в источниках. Несомненно неблагоприятный для Руси договор с Византией, который был вынужден подписать Святослав после своего поражения в 971 г., при Владимире Святославиче был пересмотрен, хотя текст нового договора в отличие от более ранних не сохранился. Ясно лишь, что к Руси перешла непосредственная власть над Керченским проливом и прилегающими землями (Тмутараканское княжество). Союз Владимира Святославича с Византией обусловил, по свидетельству анонимного византийского тактикона того времени, участие русских войск в болгаро-византийской войне в 90-х гг. X в. (Traité de tactique, connu sur le titre «Traité de castramétation rédigé à ce qu'on croit» / Ed. A. Martin. P., 1898. P. 29, 39, 51), a также, вероятно, какие-то перемены в положении и численности русского наемного корпуса на византийской службе, действия которого источники фиксируют в 999 г. в Сирии (Розен. Имп. Василий Болгаробойца. С. 40), а в 1000 г.- в Армении (Всеобщая история Стефаноса Таронеци. С. 200-201). Поход Владимира Святославича в 992 г. к русско-польскому пограничью, который кроме ПВЛ упоминается также в немецких Хильдесхаймских анналах (Annales Hildesheimenses / Ed. G. Waitz. Hannover, 1878. P. 25), закреплял в связи со вступлением на польский трон нового князя Болеслава I Храброго приобретения Руси, сделанные здесь ок. 980 г.

Совет кн. Владимира с Добрыней. Заключение Владимиром мира с волжскими булгарами в 985 (или 986) г. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Конец XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 48)

      Дружественный в целом характер отношений Владимира Святославича с западными соседями подчеркивается летописцем: Владимир «бе живя с князи околними миром, с Болеславом Лядьскым, и с Стефаном Угрьскым, и с Андрихом Чешьскым» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 126; Т. 2. Стб. 111), т. е. помимо Болеслава Польского с венгерским королем Стефаном I (Иштваном) (997-1038) и чешским князем Олдржихом (Удальрихом) (1012-1034) (видимо, именно он скрывается под летописным именем Андрих). Эти мирные отношения, включавшие в себя нейтралитет почти в постоянной польско-немецкой войне, начавшейся вскоре после вступления на престол германского короля Генриха II, Владимир Святославич скрепил браком Святополка, в удел которого входило русско-польское пограничье в районе Берестья, с дочерью Болеслава (скорее всего ок. 1005/10). Военный конфликт с Болеславом в 1013 г., о котором, как и о женитьбе Святополка, знает только Титмар (Thietm. IV 58; VI 92; VII 72. Р. 198, 382, 486; Назаренко. Немецкие латинояз. источники. С. 134-135, 139-141), был вызван, вероятнее всего, упоминавшимся выше выступлением Святополка против Владимира Святославича, а не поворотом в западной политике самого Владимира, как можно было бы предполагать, руководствуясь неосновательной догадкой Н. А. фон Баумгартена, которая получила известное хождение в науке, - о том, будто второй христианской женой Владимира Святославича, после смерти в 1011/12 г. Анны, стала родственница германского королевского дома. Что в конце жизни Владимир женился вторично, вряд ли подлежит сомнению (по Титмару, в 1018 в Киеве в плен к Болеславу попали не только супруга Ярослава Мудрого и его сестры, но и его мачеха (noverca): Thietm. VIII 32. P. 530; Назаренко. Немецкие латинояз. источники. С. 137, 142; именно на дочери Владимира от этого брака Марии женился ок. 1040 польск. кн. Казимир I), но идентификация Баумгартеном этой новой супруги Владимира крайне уязвима.

Медаль в память о сооружении Владимирского собора в Киеве. Аверс с изображением равноап. кн. Владимира. 1895 г. Худож. А. Прахов (ГИМ)

      Важнейшей заботой Владимира Святославича в христианский период его княжения летопись представляет организацию устойчивой обороны южных подступов к Киеву от печенежских набегов. Владимир предпринял строительство по берегам притоков Днепра на правобережье (по Стугне) и на восточном берегу (по Десне, Суле, Трубежу, Остру и др.) грандиозной фортификационной системы, которая состояла из крепостей («градов»), соединенных сплошными земляными валами с деревянным тыном и населявшихся людьми, выведенными со всех концов Руси. Эту «крепчайшую и длиннейшую ограду» с воротами в ней видел в 1008 г. зап. архиеп. Бруно Кверфуртский на пути из Киева в Печенежскую степь (List Brunona. S. 98-99); ее следы сохраняются до сих пор. Обновлялись и расширялись крепостные укрепления в крупных городах вокруг Киева - в Белгороде, Переяславле; основывались новые - Василев, Городец Остерский, Воинь и др. В русле этой же политики была сильно расширена площадь Киева внутри новых городских стен (город Владимира).

Молитва князя Владимира в Десятинной церкви и принесение им клятвы о выделении для Церкви десятины. Раздача милостыни по случаю этого события. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 69 об.)

      Попытки замирения с печенегами, предпринимавшиеся Владимира Святославича, не имели сколько-нибудь длительного успеха. Неизвестно, сколь долго просуществовал русско-печенежский мир, заключенный Владимиром с помощью Бруно в 1008 г. и сопровождавшийся даже посылкой к печенегам в качестве заложника одного из Владимировичей, а также созданием эфемерной Печенежской епископии, которая находилась в каких-то не совсем ясных отношениях к Киевской митрополии. Так или иначе, «рать велика без перестани» с печенегами длилась до самой кончины Владимира Святославича и об ее интенсивности говорит, в частности, тот факт, что уже в ПВЛ, не более чем через столетие, воспоминания о ней приобретают эпические формы; таковы рассказ под 992 г. об отроке усмошвеце, победителе печенегов под Переяславлем, или повествование о «белгородском киселе» под 997 г., предвосхищающие позднейшие былинные сказания о «Владимире Красне Солнышке».

      Владимир Святославич скончался внезапно в своей загородной резиденции Берестове, не успев уладить отношения ни со Святополком, ни с Ярославом, и был погребен в Десятинной церкви. Киевский стол вопреки планам Владимира захватил вышедший из заключения старейший в роде Святополк, и на Руси разгорелось кровавое междоусобие Владимировичей, в ходе которого погибли святые Борис и Глеб, а также Святослав и которое окончательно утихло только после мира между Ярославом и Мстиславом в 1026 г.

Княжение Владимира в Киеве. Воздвижение по его повелению на холме деревянных изображений Перуна и других языческих божеств. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 45)

      Народная память, отразившаяся в былинном эпосе, сохранила образ Владимира Святославича как радушного, хлебосольного киевского князя, Красного Солнышка («У ласкова князя Владимира, / У Солнышка, у Сеславьича, / Было столованье, почетный пир...» - Добрыня и Василий Казимиров // Былины. М., 1916. Т. 1. С. 43), стольный город которого охраняется от наездов степняков богатырскими заставами, а среди богатырей помимо Ильи Муромца выделяется Добрыня Никитич, в образе которого фольклористы не без основания угадывают черты исторического Добрыни, дяди Владимира Святославича. Былинный цикл вокруг образа Владимира Святославича складывался уже в первые столетия после его смерти, как свидетельствуют заимствования из него в немецком эпосе (Сага о Дитрихе Бернском (Веронском) XIII в.).

Судьба останков Владимира Святославича

      Мраморный саркофаг Владимира Святославича в Десятинной церкви, по свидетельству Титмара, был установлен рядом с саркофагом Анны, посреди храма, что было нетипично для византийской традиции, воспроизводя скорее центральноевропейскую практику (по мнению Поппе, такая постановка раки могла быть связана с подготовкой канонизации Крестителя Руси). Гроб и мощи св. равноап. князя Владимира были утрачены в кон. 1240 г., оказавшись погребены под развалинами Десятинной церкви после захвата Киева монголо-татарами. В 1632/36 г. при разборке руин с целью возведения нового храма по повелению Киевского митрополита св. Петра (Могилы) были якобы обнаружены то ли два, то ли один мраморный саркофаг с останками, которые свт. Петр счел за мощи св. кн. Владимира согласно найденной при гробе надписи; затем саркофаги были закопаны снова. (Известны два отличающихся друг от друга описания этого обретения: в кн. митр. Самуила (Миславского) «Краткое ист. описание Киево-Печерской лавры» (СПб., 1817. С. 105-106) и, по сведениям И. В. Жиленко, в неопубликованной рукописи XVIII в. из Киево-Печерской лавры - НБУВ ИР. П. 390 (194)).

Св. равноап. кн. Владимир, святые князья Борис и Глеб. Икона из Софийского собора в Новгороде. кон. XV в. (Музей -квартира П.Д. Корина)

      Череп из останков, найденных свт. Петром, был перенесен им в Успенский собор Киево-Печерской лавры, откуда незадолго до начала Великой Отечественной войны отправлен в Ленинград с целью создания скульптурной реконструкции по методу Герасимова (в настоящее время местонахождение неизвестно). Нижняя челюсть была в 1638 г. подарена митрополитом Петром царю Михаилу Феодоровичу и хранилась в Успенском соборе Московского Кремля (мощи св. кн. Владимира упоминаются в описи Успенского собора за 1701 г. и в описи Образной палаты Московского Кремля за 1669; в настоящее время не сохранились). Кисть руки была положена в киевском Софийском соборе (исчезла, вероятно, во время второй мировой войны). Однако надпись, цитируемая в описаниях обретения мощей, явно позднего происхождения и содержит фактические несообразности (погребение св. Владимира и Анны в одном гробу, датировка от Рождества Христова и т. д.); кроме того, в этом погребении, заново раскопанном киевским архитектором Н. Е. Ефимовым в 1826 г., обнаружились саркофаги, не соответствующие описанию времени свт. Петра. Все это заставляет усомниться в отождествлении останков, обнаруженных в 30-х гг. XVII в., с мощами св. равноап. князя Владимира.

Церковное почитание

      Проблемы становления почитания Владимира Святославича и времени его канонизации остаются дискуссионными. Очень рано, уже вскоре после окончания усобицы Владимировичей, деятельность Крестителя Руси была осознана русскими людьми как благодатный подвиг равноапостольного государя. Будущий митрополит Иларион в 40-х гг. XI в. восклицал в своей похвале князю Владимиру: «Како ти сьрдце разверзеся? како въниде в тя страх Божий? како прилепися любъви Его, не видя апостола, пришедша в землю твою?», прямо ублажая В. С. званием «подобника великааго Коньстантина», «во владыках апостола» (Молдован. «Слово». С. 95-96, 98). «Слово» митрополита Илариона содержит в себе элементы акафиста и молебна, и не случайно впосл., в своей второй, усеченной, редакции, «Слово» было приспособлено к богослужебному употреблению (древнейший список - БАН. 4.9.37, 2-я пол. XIII в.). Это дает основания предполагать, что в правление Ярослава Мудрого были предприняты определенные шаги для церковного прославления Владимира Святославича. Однако вслед. отсутствия чудотворений или других причин его почитание не получило широкого распространения. Если в тех частях ПВЛ, которые восходят к более раннему летописанию и интонационно близки Илариону, Владимир Святославич также именуется «новый Костянтин великого Рима... сего бо память держать Рустии людье», то в начале XII в. автор ПВЛ со скорбью пишет: «Мы же, хрьстияне суще, не въздаем почестья противу оного (В. С.- А. Н.) възданию... Да аще быхом имели потщанье и мольбы приносили Богу за нь в дьнь преставленья его, и видя бы Бог тщанье наше к нему, прославил бы и» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 130-131; Т. 2. Стб. 115, 117). Примерно в то же время Иаков Мних, в свою очередь уподобляя Владимира Святославича «Костянтину Великому», призывает не смущаться отсутствием чудес от мощей Владимира: «Не дивимся, възлюбленеи, аще чюдес не творить по смерти, мнози бо святии праведнеи не створиша чюдес, но святи суть», ссылаясь на свт. Иоанна Златоуста, что святого «от дел познати, а не от чюдес» (Срезневский. Память. С. 5-6). Ввиду этого некоторые исследователи относят возникновение церковного почитания Владимира Святославича к XI - нач. XII в., возводя к этому времени и древнейшую посвященную ему службу (Н. И. Серебрянский, Н. К. Никольский, Н. С. Серёгина, Карпов и др.).                                      В русле этой концепции Б. А. Успенский рассматривает упоминание «              » в списке святых на новгородской берестяной грамоте № 906, стратиграфически датируемой 3-й четвертью XI в. (Янин, Зализняк. Берестяные грамоты. С. 6). По мнению исследователя, под «отцом Василием» подразумевается Владимир Святославич, имевший в Крещении имя Василий.

Положение тела князя Владимира в мраморный саркофаг в Десятинной церкви. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Конец XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 74)

      Вместе с тем существует и другая точка зрения (И. И. Малышевский, М. Славнитский, Е. Е. Голубинский, М. С. Грушевский, Г. П. Федотов, Водов и др.), согласно которой о канонизации Владимира Святославича нельзя говорить до сер. XIII в. Указывается, что: 1) еще в 40-х гг. XIII в. имя Владимир не было внесено в святцы, т. к. родившийся в это время волынский князь Владимир Василькович получил в Крещении имя Иоанн[6] (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 919-920); 2) эпитет «святой» впервые применяется к Владимиру Святославичу в Галицко-Волынской летописи, в части, созданной, вероятно, в 1261 г. (Там же. Стб. 821); 3) первое известие о храме, посвященном князю Владимиру, относится к 1311 г., когда архиепископ Давид поставил в Новгороде «на воротех» каменную церковь «святого Володимира» (НПЛ. С. 93); 4) в составленном в 80-х гг. XIII в. Житии св. кн. Александра Невского упоминание о том, что Невская битва со шведами 15 июля 1240 г. произошла не только «на память святых отьць 600 и 30 бывша збора в Халкидоне, и святою мученику Кюрика и Улиты», но и «святаго князя Володимера, крьстившаго Русскую землю», есть только в варианте, представленном в Лаврентьевской летописи (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 479), тогда как в других, более ранних, редакциях слов о Владимире Святославиче нет; это заставляет квалифицировать данный текст как позднейшее добавление.

Равноап. кн. Владимир на престоле. Гравюра из «Анфологиона» Львов, 1638. Л. 503 (РГБ)

      По наблюдениям О. В. Лосевой, имя Владимир «не встречается в русских месяцесловах ранее XIV в. ... Более того, южнославянские месяцесловы XIII-XIV вв., которым хорошо известны многие русские праздники... не содержат памяти князя Владимира (15 июля)» (С. 91). Однако здесь следует отметить, что в святцах отмечаются, как правило, памяти общерусских святых, местночтимые вносятся в месяцесловы с большим опозданием и далеко не всегда. В то же время житие Владимира Святославича под 15 июля появляется в Прологах уже в 1-й половине XIII в. (старший древнерусский список ГИМ. Щук. № 97, который по палеографическим наблюдениям А. А. Турилова датируется началом - серединой XIII в. (СКСРК, XIV в. Вып. 1. Прил. 2. № д 60. С. 653)). Древнейший болгарский список включен в состав агиографического сборника РНБ. Q. п. I. 63, рубеж XIII-XIV вв. (СКСРК, XI-XIII. № 304. С. 276). Протографом проложного жития несомненно послужил древнерусский список домонгольского времени, поскольку в южнославянской литературе неизвестны древнерусские произведения, созданные после 1237 г. Кроме того, необходимо заметить, что в южнославянских Прологах XIII в. Владимир Святославич упоминается чаще всего с эпитетом «святой». Так, в заметке о перенесении мощей благоверных князей Бориса и Глеба добавлено пояснение - «сына святаго Владимира, кнеза рушьскаго великаго, второго Константина, крестившаго всу Рушьскую землю» (ГИМ. Увар. № 70. Л. 244 об.- 245, кон. XIII - нач. XIV в.). Вероятнее всего, что и в русских литературных памятниках домонгольского времени князь Владимир уже именовался «святым». В «Слове похвальном на пренесение мощей святых страстотерпец Бориса и Глеба» (др. название - «Слово о князьях»), составленном во 2-й пол. XII в. (древнейший список датируется XV в.) наряду со святыми князьями Борисом и Глебом произносится похвала «святому Володимеру, приведъшу къ Богу тысяща тысящами и тьмы тьмами душь праведных» (БЛДР. Т. 4. С. 226).

Возведение по повелению кн. Владимира церкви в честь Преображения в Василеве. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 70)

      Возможно, в первое время почитание князя Владимира пребывало в тени рано установившегося празднования святым Борису и Глебу, так что и церковное поминовение его происходило не самостоятельно, под 15 июля, а в дни памяти его сыновей-страстотерпцев. Так, в отрывке из месяцесловной части Студийского устава конца XII в., хранящемся в Курском музее (№ 20959. Л. 4 об.), под 24 июля, после службы святым Борису и Глебу, есть запись: «Чтется житие князя Володимира, в томь есть и мучение святою Бориса и Глеба». Такой обычай мог сложиться очень рано, еще тогда, когда мощи святых Бориса и Глеба первоначально покоились в Вышгороде, в церкви св. Василия, где (как и в киевской церкви св. Василия или Десятинной церкви) молитвенное обращение к князю Владимиру, в Крещении Василию, могло бы возникнуть естественнее всего. Памяти святых Бориса и Глеба под 24 июля и святого Владимира под 15 июля являются единственными памятями русского происхождения в «Каноннике Скалигера», созданном в Сев.-Вост. Руси (A Russian Church Slavonic Kanonnik, 1331-1332 / Ed. A. H. van den Baar. The Hague, 1968. P. 199, 241, 256, 260). В этой связи стоит напомнить также о древней и устойчивой иконографической практике изображать святого Владимира именно со святыми Борисом и Глебом: на фреске XIV в. из церкви во имя вмч. Феодора Стратилата в Новгороде, на миниатюре в Мусин-Пушкинском сборнике 1414 г. (Срезневский И. И. Древние изображения. Табл. II-III) и др.

«Род царствия благословится». Роспись церкви во имя св. пророка Илии в Ярославле. Конец XVII в. или 1716 г.

      Можно с большой долей уверенности говорить о существовании почитания князя Владимира в первые столетия после его кончины как в южных (Киев, Вышгород), так и в севернорусских (Новгород) землях. Противоречивость свидетельств можно объяснить тем, что в XI-XIII вв. на Руси, как и в Византии (в отличие от Западной Церкви), не существовало единой процедуры канонизации, для установления почитания святого, по-видимому, достаточно было устного благословения митрополита или епископа.
      Со 2-й половины XIV в. почитание св. равноап. кн. Владимира активно поддерживается московским великокняжеским домом. Во имя св. Владимира был крещен серпуховской кн. Владимир Андреевич Храбрый, родившийся 15 июля 1353 г. В «Слове о житьи и о преставлении великаго князя Дмитрия Ивановича, царя Рускаго» (по предположению Г. М. Прохорова, составлено в кон. XIV - нач. XV в.) святой благоверный князь Димитрий Иоаннович Донской прославляется как «отрасль благополодъна и цвет прекрасный» «царя Володимера, новаго Костянтина, крестившаго Роускую землю» (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 351-352). В 1389 г. по заказу кнг. Марии Александровны, вдовы великого князя Московского Симеона Иоанновича Гордого, был вышит воздух «Спас Нерукотворный с предстоящими святыми», где в числе восьми святых представлены св. вмч. Димитрий Солунский и св. блгв. кн. Владимир - святые покровители князей Димитрия Донского и Владимира Храброго. В начале XV в. на княжеском дворе «в садех» за Москвой (совремнный Старосадский переулок в Москве) уже существовала каменная церковь во имя В. С. (упоминается в духовной грамоте вел. кн. Московского Василия I Димитриевича, составленной ок. 1417.- ДДГ. № 21. С. 58; в 1514-1516 на месте этого храма архитектор Алевиз Новый построил церковь с тем же посвящением (ПСРЛ. Т. 30. С. 141), храм неоднократно перестраивался, в 1991 г. в нем возобновились богослужения).

Осада Корсуни войском кн. Владимира. Миниатюра из Радзивиловской летописи.
Конец XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 60 об.)

      В первой половине XV в. почитание св. равноап. кн. Владимира приобрело черты церковно-государственного празднования. В ходе борьбы против Флорентийской унии на русской почве была сформулирована идея о преемственности Московской Руси по отношению к Киевской, отразившаяся, в частности, в формуляре великокняжеских грамот, неотъемлемой частью которых стало обращение к «нашему прародителю, святому и равноапостольному великому князю Киева и всея Руси Владимиру» (Поппе. С. 44). Поминание «великаго и благочьстиваго царя и князя Владимира» включается в предисловия к синодикам монастырей и кафедральных соборов (Синодик ростовского Успенского собора, 2-я четв. XV в. - РНБ. Кир.-Бел. № 6/1083. Л. 300-302 об., 80-е гг. XV в.; Синодик Успенского собора Московского Кремля, XVI в. // ДРВ. М., 17872. Ч. 6. С. 438, 491). О почитании св. равноап. кн. Владимира московскими великими князьями свидетельствует также пелена «Богоматерь Смоленская со святыми» (сер. XV в.), вышитая по заказу вел. кнг. Марии Борисовны, супруги вел. кн. Московского Иоанна III Васильевича, - на правой кайме пелены изображен св. Владимир. Портрет Крестителя Руси присутствует в росписях Благовещенского собора Московского Кремля (ныне существующие фрески 1547-1551 гг. сохранили программу росписи 1508 г.). В этот период княжеское служение начинает восприниматься как подвиг, сопряженный со святостью. Когда великий князь Василий III Иоаннович хотел перед смертью принять монашеский постриг, противники пострижения говорили ему: «Князь великий Владимер Киевский умре не в чернцах, не сподобися ли праведного покоя? И иные великие князи не в чернцах преставилися, не с праведными ли обрели покой?» (ПСРЛ. Т. 6. С. 273-274).

Собор во имя св. равноап. кн. Владимира в Херсонесе. 1861-1891 гг. Архитектор Д. И. Гримм. Фотография. 2004 г.

      Наибольшее развитие представление о сакральном содержании княжеской и царской власти получило в эпоху царя Иоанна IV Васильевича Грозного, когда эта власть рассматривалась как «подвиг и долг перед своим народом, в первую очередь в сохранении веры, Церкви, Святой Руси» (Самойлова. С. 26); св. равноап. кн. Владимир начал восприниматься как воплощение идеала православного государя. Автор «Казанского летописца» проводит аналогию между деяниями Крестителя Руси и царя Иоанна Грозного: св. равноап. кн. Владимир «иногда Греческую землю ратовав, и обрете, яко свещу на светиле, истинную православную веру, и тою нас всех просвети... Тако же и государь наш... брався и Божиею милостию одоле врагов, и нас всех свободи... от Змаилтескаго нашествия от Казанскихъ бесермен» (ПСРЛ. Т. 19. Стб. 475-476). Знаменательно, что, молясь в Коломне о победе своего войска, царь обращается с просьбой о заступничестве в первую очередь к св. кн. Владимиру, а потом к князьям Борису и Глебу, называя их «богосадной отраслью» святого (Там же. Стб. 398).
      С XVI в. активно разрабатывается тема родства московских правителей из рода Рюриковичей, потом Романовых и князей Киевской Руси. В идеологии Иоанна Грозного святость русских князей призвана была укрепить авторитет царской власти. В Книге Степенной Царского родословия жития св. княгини Ольги, св. князя Владимира, свв. князей Бориса и Глеба открывают первую степень генеалогии русских правителей; перечисление имен этих святых как прародителей московских царей встречается во многих официальных документах XVI в. Родство царя Иоанна Грозного со св. равноап. кн. Владимиром стало одним из аргументов принятия им царского титула: «Государь наш зовется царем потому: прародитель его, великий князь Владимир Святославич, как крестился сам и землю Русскую крестил, и царь греческий и Патриарх венчали ево на царство Русское, и он писался царем, а как преставился, инои образ ево на иконах пишут царем» (СбРИО. Т. 59. СПб., 1887. С. 436-437). Свое зримое воплощение эта тема получила в росписях домовых храмов и палат Кремлевского дворца, в изображениях родословного древа русских государей - композициях, получивших наибольшее распространение со 2-й половины XVII в., после присоединения Украины к России (1654).

Свв. равноапостольные император Константин и князь Владимир. Резные изображения из церкви свт. Власия в Ярославле. Конец XVII в. (ГМЗРК)

      В XVI в. крестильное имя Владимир распространяется в боярской и дворянской среде. Св. Владимир был небесным покровителем старицкого князя Владимира Андреевича, двоюродного брата царя Иоанна Грозного. Св. Владимир изображен в пророческом ряду на кайме плащаницы 1561 г. из Успенского собора Московского Кремля, вышитой в мастерской княгини. Евдокии (Евфросинии) Старицкой (впоследствии эта плащаница стала образцом для многих памятников русского шитья, см.: Маясова. С. 52. Прим. 32).

      Над могилой Владимира Ивановича Воротынского, участника взятия Казани, погребенного в Кирилловом Белозерском в честь Успения Пресвятой Богоролицы мужском монастыре, в 1554 г. на средства его вдовы была построена церковь во имя св. Владимира, ставшая впоследствии фамильной усыпальницей Воротынских.

Св. равноап. князь Владимир. Гравюра из «Анфологиона». К., 1619. Л. 1032 (РГБ)

      В XVI - нач. XVIII в. храмов и престолов во имя св. Владимира было освящено немного: в 1536 г. «на полатех» новгородской церкви во имя св. князей Бориса и Глеба в Плотниках, построенной в 1377 г., существовал придел во имя св. Владимира, возможно освященный раньше (Макарий (Миролюбов). Ч. 1. С. 342); в 1644 г. во имя Крестителя Руси был освящен престол ярославского Успенского собора, построенного вместо сгоревшего в 1504 г. (храм снесен в 1937 г.); в 1704 г. св. Владимиру был посвящен верхний храм московской церкви во имя князей-страстотерпцев Бориса и Глеба в Зюзине (в 1989 г. в храме возобновлены богослужения).

Св. равноап. кн. Владимир (в 1-м ряду в центре). Фрагмент иконы «Походная церковь». 70-е гг. XVI в. (ТОКГ)

      В эпоху Российской империи почитание св. равноап. кн. Владимира приобрело подчеркнуто государственный характер. 1 октября 1789 г. в Санкт-Петербурге во имя св. Владимира освящен главный престол нового храма, построенного на месте церкви во имя свт. Николая «на Мокруше». В 1825 г., во время посещения Севастополя императором Александром I, по докладу главнокомандующего Черноморским флотом А. С. Грейга было принято решение о сооружении в Херсонесе храма в память о Крещении Руси. В 1842 г. по инициативе адмирала М. П. Лазарева было решено возвести собор во имя св. равноап. кн. Владимира не в Херсонесе, а на центральном холме Севастополя. Закладка собора (по проекту архитектора К. А. Тона) состоялась 15 июля 1854 г. Еще не достроенный, он стал памятником русской воинской славы, в склепе нижнего храма, освященного в 1881 г. во имя свт. Николая Чудотворца, были похоронены адмиралы Лазарев, В. А. Корнилов, В. И. Истомин, П. С. Нахимов и др. участники обороны Севастополя в ходе Крымской войны (1853-1856). В 1888 г. состоялось освящение верхнего храма собора во имя св. равноап. кн. Владимира (в 1932 г. собор был закрыт, богослужения в нем возобновились в 1991 г.).

      В 1850 г. в соответствии с указом Святейшего Синода о возрождении в Крыму древних святых мест в Херсонесе открылся мужской монастырь во имя В. С. Во время Крымской войны первые монастырские постройки были уничтожены, обитель возродилась после окончания войны на средства севастопольских купцов Телятниковых. С 1858 г. в день памяти Крестителя Руси от Адмиралтейского собора Севастополя к монастырю ежегодно совершался крестный ход. В 1859 г. в монастырь были переданы частицы мощей св. Владимира, ранее хранившиеся в малой церкви Зимнего дворца. 23 августа 1861 г. император Александр II и императрица Мария Александровна заложили камень в основание Владимирского собора в Херсонесском монастыре. В 1867 г. ктитором храма стал вел. кн. Владимир Александрович, в том же году закончилось строительство нижнего храма во имя св. Владимира, в 1891 г. во имя Крестителя Руси был освящен главный престол верхнего храма. Объем нижней церкви собора, построенного по проекту академика Д. И. Гримма, включил в себя древнюю базилику в честь Рождества Пресвятой Богородицы, в которой, по существовавшему тогда преданию, был крещен князь Владимир. Перед иконостасом на месте купели была установлена темно-серая мраморная плита, инкрустированная белым крестом, с памятной надписью о Крещении князя Владимира. Перед плитой находился аналой с частицами мощей равноапостольного князя. 31 января 1924 г. Херсонесский монастырь был упразднен, 2 октября власти закрыли собор. В 1992 г. во Владимирском соборе Херсонеса возобновлено богослужение, в настоящее время восстановлена нижняя церковь собора.

Св. равноап. кн. Владимир, святые князья Борис и Глеб. Икона. 1675 г. (ГМЗК)

      15 июля 1862 г. в связи с празднованием 1000-летия России в Киеве был заложен собор святого равноапостольного князя (окончательный проект принадлежит архитектору А. В. Беретти), завершенный в 1896 г. В 1888 г., когда праздновалось 900-летие Крещения Руси, соборы во имя св. равноап. кн. Владимира были построены в Воронеже, Иркутске и других городах. В 1894 г. во имя свв. равноапостольных князя Владимира и княгини Ольги был освящен престол Преображенского собора Угрешского во имя свт. Николая Чудотворца мужского монастыря. В 1903 г. открылся иркутский мужской монастырь во имя св. равноап. кн. Владимира. В Перервинском во имя свт. Николая Чудотворца мужском монастыре южный придел собора в честь Иверской иконы Пресвятой Богородицы (1904-1908) был посвящен св. Владимиру. В настоящее время равноапостольному Просветителю Руси посвящают новооткрывающиеся обители (в с. Коленковцы Черновицкой обл. на Украине (1997), в с. Горешть в Молдавии (2000)) и храмы: на средства приходов в 1991 г. построен крестильный храм при московской церкви во имя свт. Николая Чудотворца в Кузнецкой слободе, в 1999 г.- Владимирская церковь в Ярославле.

Э. П. Р.

Источники: древнерусские: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 69-131; Т. 2. Стб. 57-118 (и по указ.); Т. 9. С. 35-70; НПЛ. С. 121-169 (и по указ.); ДРКУ. С. 12-84; Шахматов А. А. Корсунская легенда (см. в разд. «Лит.»). С. 1074-1077 (46-49 в отд. отт.) [Житие особого состава]; Славнитский М. Канонизация св. кн. Владимира и службы ему по памятникам XIII-XVII вв. // Странник. 1888. № 6/7. С. 197-237; Соболевский А. И. Памятники древнерус. лит-ры, посвящ. Владимиру Святому // ЧИОНЛ. 1888. Кн. 2. Отд. 2. С. 15-17, 24-30; Срезневский В. И. Память и похвала кн. Владимиру и его Житие по сп. 1494 г. // ЗИАН. Ист.-филол. отд. 1897. Т. 1. № 6; Никольский Н. К. Мат-лы для истории древнерус. духовной письменности. СПб., 1907. С. 8-21. (СбОРЯС; Т. 82, № 4) [«Слово о том, како крестися Владимир, возма Корсунь»]; Серебрянский Н. И. Древнерус. княжеские жития. М., 1915. С. 14-26; Жития св. мучеников Бориса и Глеба и службы им / Пригот. к печ. Д. И. Абрамович. Пг., 1916. С. 1-7; Зимин А. А. «Память и похвала Иакова Мниха» и Житие кн. Владимира по древнейшему списку // КСИС. 1963. Вып. 37. С. 65-72; Молдован А. М. «Слово о законе и благодати» Илариона. К., 1984; Князевская О. А. Отрывок древнерус. рукописи кон. XII - нач. XIII в. // Litterae slavicae Medii aevi: F. V. Mareš sexagenario oblatae. Münch., 1985; Назаренко А. В. Нем. латинояз. источники IX-XI вв.: Тексты, пер., коммент М., 1993; Макарий (Миролюбов), архим. Археол. описание церк. древностей в Новгороде и его окрестностях. СПб., 2003; иностранные: [Асох'ик]. Всеобщая история Степаноса Таронского, Асох'ика по прозванию, писателя XI ст. / Пер. Н. Эмина. М., 1864; Розен В. Р. Имп. Василий Болгаробойца: Извлеч. из летописи Яхъи Антиохийского. СПб., 1883 [араб. ориг. и рус. пер.]; Regel W. Analecta Byzantino-Russica. St.-Pb., 1891 (см. также рус. пер.: Голубинский. История РЦ. Т. 1. С. 248-252; Кримський А., Кезма Т. Оповiдання арабського iсторика XI в. Абу Шоджi Рудраверського про те, як охрестилася Русь // Ювiлейний зб. на пошану акад. Д. Багалiя. К., 1927. С. 383-395; Die Chronik des Bischofs Thietmar von Merseburg und ihre Korveier Überarb. / Hrsg. R. Holtzmann. В., 1935. (MGH. Scr. rer. Germ. NS; T. 9) [лат. ориг.; рус. коммент. пер.: Назаренко А. В. Нем. латинояз. источники IX-XI вв: Тексты, пер., коммент. М., 1993]; Kawerau P. Arabische Quellen z. Christianisierung Russlands. Wiesbaden, 1967. (Osteuropastud. d. Hochschulen d. Landes Hessen. R. II: Marburger Abhandl. z. Geschichte u. Kultur Osteuropas; Bd. 7) [араб. ориг. и нем. пер.]; Ioannis Scylitzae Synopsis historiarum / Rec. I. Thurn. В.; N. Y., 1973. (CFHB; Vol. 5); List Brunona do krola Henryka / Wyd. J. Karwasińka // MPH. N. S. 1973. T. 4/3; Джаксон Т. H. Исландские королевские саги о Вост. Европе (с древнейших времен до 1000 г.): Тексты, пер., коммент. М., 1993. С. 117-219 [Сага об Олаве Трюгвасоне]; Сотникова М. П. Древнейшие рус. монеты X-XI вв.: Кат. и исслед. М., 1995. С. 19-96. № 1-176; Точный рассказ о том, как был крещен народ россов / Пер. Л. И. Щеголевой // Древнерус. лит-ра: Восприятие Запада в XI-XIV вв. М., 1996. С. 237-242).

Лит.: Соловьев. История. Т. 1; Малышевский И. И. Когда и где впервые установлено празднование памяти св. Владимира 15 июля? // ТКДА. 1882. № 1. С. 45-69; Владимирский сб.: В память 900-летия Крещения Руси. К., 1888; Голубинский. История канонизации. С. 63-63; он же. История РЦ. Т. 1/1-2; Завитневич В. З. Владимир Святой как полит. деятель. К., 1888; Соболевский А. И. В каком году крестился св. Владимир? // ЖМНП. 1888. Июнь. Ч. 2. С. 396-403; Матченко И. П. Св. равноап. кн. Владимир - просветитель Руси: 900-летие Крещения Руси // Странник. 1888-1889 (отд. изд.: СПб., 1889); Левитский Н. Важнейшие источники для определения времен Крещения Владимира и Руси и их данные: (По поводу мнения проф. Соболевского) // ХЧ. 1890. Т. 1. № 3/4. С. 370-421; № 5/6. С. 687-740; Т. 2. № 7/8. С. 147-174; № 9/10. С. 318-368; Никольский Н. К. К вопросу об источниках летописного сказания о св. Владимире // ХЧ. 1902. Июль. С. 89-106; Шахматов А. А. Один из источников летописного сказания о Крещении Владимира // Сб. ст. по славяноведению, посвящ. проф. М. С. Дринову. Х., 1905. С. 63-74; он же. Корсунская легенда о Крещении Владимира // Сб. ст., посвящ. проф. В. И. Ламанскому по случаю 50-летия его ученой деятельности. СПб., 1906. Т. 2. С. 1029-1153 (отд. отт.: СПб., 1906); он же. Разыскания о древнейших рус. летописных сводах. СПб., 1908 (особенно С. 13-28, 133-161); он же. «Повесть временных лет» и ее источники // ТОДРЛ. 1940. Т. 4. С. 122-149; Шестаков С. П. Очерки по истории Херсонеса в VI-X вв. Прил. 4: К вопросу о месте Крещения кн. Владимира. М., 1908. С. 125-137. (Памятники христ. Херсонеса; Вып. 3); Бертье-Делагард А. Л. Как Владимир осаждал Корсунь // ИОРЯС. 1909. Т. 14. Кн. 1. С. 1-67; Приселков М. Д. Очерки по церк.-полит. истории Киевской Руси Х-XII вв. СПб., 1913, 2003р. С. 20-38; Грушевський М. С. iсторiя Украïни-Русi. К., 19133. К., 1991р. С. 478-538; Серебрянский Н. И. Древнерус. княжеские жития. М., 1915. С. 43-81 (2-я паг.); Шмурло Е. Когда и где крестился Владимир Св.? Прага, 1928; Baumgarten N. Le dernier mariage de St. Vladimir // OrChr. 1930. Vol. 18, № 2. P. 165-168; Рыдзевская Е. А. Легенда о кн. Владимире в саге об Олаве Трюгвасоне // ТОДРЛ. 1935. Т. 2. С. 5-20; Владимирский сб.: В память 950-летия Крещения Руси: 988-1938. Белград, [1938]; Жданов Р. В. Крещение Руси и Начальная летопись // ИЗ. 1939. Т. 5. С. 3-30; Каргер М. К. К вопросу о саркофагах кн. Владимира и Анны // КСИИМК. 1940. Кн. 7. С. 76-80; Пархоменко В. А. Характер и значение эпохи Владимира, принявшего христианство // УЗ ЛГУ. Сер. ист. наук. 1941. № 8. С. 202-213; Соловьев А. В. О печати и титуле Владимира Св. // BSl. 1947/1948. Т. 9. Р. 31-45; Hellmann M. Vladimir der Heilige in der zeitgenössischen abendländisehen Überlieferung // JGO. 1959. Bd. 7. S. 397-112; Пашуто В. Т. Внешняя политика Др. Руси. М., 1968 (по указ.); Львов А. С. Исследование «Речи философа» // Памятники древнерус. письменности: Язык и текстология. М., 1968. С. 333-396; Рорре A. The Political Background to the Baptism of Rus': Byzantine-Russian Relations between 986-988 // DOP. 1976. Vol. 30. P. 197-244 (перепеч.: Рорре А. The Rise of Christian Russia. L., 1982. N II); idem. Vladimir, prince chretien // Le origini e lo sviluppo della cristianità slavo-bizantina / Ed. S. W. Swierkosz-Lenart. R., 1992. P. 43-58. (Nuovi studi storici; T. 17); Poppe D., Poppe A. Dziewosłęby о porfirogenetkę Annę // Cultus et cognitio: In honorem A. Gieysztor. Warsz., 1976. S. 451-468; Schreiner P. Ein wiederaufgefundener Text der Narratio de Russorum conversione und einige Bemerkungen zur Christianisierung der Russen in byzant. Quellen // Bbl. 1978. T. 5. S. 297-303; Рапов О. М. О дате принятия христианства кн. Владимиром и киевлянами // ВИ. 1984. № 6. С. 34-47; он же. Еще раз о датировке взятия Корсуня кн. Владимиром // ВВ. 1988. Т. 49 (74). С. 190-194; Богданова Н. М. О времени взятия Херсона кн. Владимиром // ВВ. 1986. Т. 47(72). С. 39-46 (см. также: ВВ. 1988. Т. 49. С. 195-201); Müller L. Die Taufe Russlands. Münch., 1987. S. 92-116; он же. Рассказ «Повести временных лет» о крещении Владимира Святославича // Мюллер Л. Понять Россию: Ист.-культурные исслед. М., 2000. С. 60-70; Vodoff V. Naissance de la Chretienté russe. P., 1988 (по указ.); Tausend Jahre Christentum in Russland: Zum Millenium der Taufe der Kiever Rus' / Hrsg. K. Ch. Felmy, G. Kretschmar, F. von Lilienfeld, C.-J. Roepke. Gött., 1988; Obolensky D. Cherson and the conversion of Rus': An anti-revisionist View // BMGS. 1989. Vol. 13. P. 244-256; Щапов Я. H. Государство и церковь Др. Руси Х-ХШ вв. М., 1989 (по указ.); Proc. of the Intern. Congress Commemorating the Millenium of Christianity in Rus'-Ukraine / Ed. O. Pritsak, I. Ševčenko, M. Labunka. Camb. (Mass.), 1990. (HUS; Vol. 12/13); Shepard J. Some remarks on the sources of the Conversion of Rus' // Le origini e lo sviluppo... P. 59-96; Беляев С. А. Поход кн. Владимира на Корсунь: (Его последствия для Херсонеса) // ВВ. 1991. Т. 51(76). С. 153-164; он же. О названии церкви, в которой был крещен кн. Владимир // ДРВм. 2001. № 2 (4). С. 50-68; Seibt W. Der hist. Hintergrund und die Chronologie der Taufe der Rus' (989) // The Legacy of Saints Cyril and Methodius to Kiev and Moscow / Ed. A.-E. Tachiaos. Thessal., 1992; Арранц М. О Крещении кн. Владимира // Тысячелетие введения христианства на Руси, 988-1988. [М.], 1993. С. 61-76; Архипов А. К. К изучению сюжета о выборе веры («Повесть временных лет» и «еврейско-хазарская переписка») // Jews and Slavs. Jerusalem; St.-Pb., 1993. Vol. 1. P. 20-43; Васильев М. А. Вел. кн. Владимир Святославич: от языческой реформы к Крещению Руси // Славяноведение. 1994. № 2. С. 38-55; Назаренко А. В. Русь и Германия в IX-X вв. // Древнейшие гос-ва на территории России, 1991 г. М., 1994. С. 99-131; он же. Др. Русь на междунар. путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, полит. связей IX-XII вв. М., 2001. С. 339-450; Пономарёв А. Л., Сериков Н. И. 989 (6496) год - год Крещения Руси: (Филол. анализ текстов, астрология и астрономия) // Причерноморье в Средние века. М., 1995. Вып. 2. С. 4, 60-182; Милов Л. В. Легенда или реальность? (О неизв. реформе Владимира и Правде Ярослава) // Древнее право. М., 1996. № 1. С. 201-218; Подскальски Г. Христианство и богосл. лит-ра в Киевской Руси (988-1237 гг.). СПб., 1996 (по указ.); Карпов А. Ю. Владимир Святой. М., 1997. (ЖЗЛ); Поппе А. В. Владимир Святой: У истоков церк. прославления // Византинороссика. 2000. Т. 2. С. 9-55; Янин В. Л., Зализняк А. А. Берестяные грамоты из новгородских раскопок 1999 г. // ВЯ. 2000. № 2; Korpela J. Prince, Saint and Apostle: Prince Vladimir Svjatoslavič of Kiev, his Posthumous Life, and the Religious Legitimization of the Russian Great Power. Wiesbaden, 2001; Успенский Б. Когда был канонизирован кн. Владимир Святославич? // Palaeoslavica. 2002. Т. 10. № 2. P. 271-281; Жиленко I. В. Описи знайдення мощей св. рiвноапостольного кн. Володимира свт. Петром Могилою // Могилянськi читання, 2002 р.: Зб. наук. праць. К., 2003. С. 196-204; [Клосс] Б. М. Житие кн. Владимира // Письменные памятники истории Др. Руси. СПб., 2003. С. 199-201; Щапов Я. Н. «Память и похвала» кн. Владимиру Святославичу Иакова мниха и Похвала кнг. Ольге // Письменные памятники истории Др. Руси. СПб., 2003. С. 181-185; Маясова Н. А. Вновь обретенный шедевр // ГММК. Мат-лы и исслед. М., 1995. Т. 10: Древнерус. худож. шитье. С. 39-52; Силкин А. В. Неизвестный памятник Строгановского лицевого шитья из г. Хлынова // Там же. С. 131, 133.

Св. равноап. кн. Владимир в богослужебных текстах

      Упоминается уже в каноне князьям-страстотерпцам Борису и Глебу в Минее служебной первой половины XII в. (РГАДА. Ф. 381. № 122). Древнейший список служебной Минеи, содержащей стихиры и канон св. Владимиру, датируется серединой XIV в. (РНБ. Соф. № 382. Л. 67-71 об.). В тексте канона есть упоминания, свидетельствующие о том, что он был создан, когда существовала церковь, освященная во имя св. равноап. кн. Владимира: «Придете вси, снидетется к честьней церкви Володимера святого, нареченаго Василия, преблаженаго великаго князя угодника Христова преславнаго» (Соф. № 382. Л. 69; тот же текст есть и в др. списках XIV-XV вв.: Соф. № 209. Л. 131; Соф. № 386. Л. 77 об.). Встречается в каноне и эпизод ниспровержения идолов Перуна и прочих языческих богов на месте строительства церкви: «Божественною волею твоею безбожнаго Перуна и кущю бесовьскую скрушивъ, и къ опаши коньстии привязавъ, повеле бити воиномъ идолы (РНБ. Соф. № 382. Л. 68 об.). В стихире «О преславное чюдо» из того же списка говорится о связи имен свт. Василия Великого и св. Владимира, сравниваемых, как в «Слове» митрополита Илариона, со св. ап. Павлом: «От лица днесь Василия веселяхутьс, въ честнеи его церкви, и царствует Христос Бог, обретевъ его яко Паула преже, и поставивъ князя вернаго на земли своеи» (РНБ. Соф. № 382. Л. 67).

      М. Славнитский выявил три редакции службы св. Владимиру (XIII, XV и XVI вв.) и сделал вывод, что в печатные минеи XVII-XIX вв. не вошли многие из древнейших текстов. В ряде нотированных рукописей XVI-XVII вв. (напр., РНБ. Кир.-Бел. № 586/843) содержится служба, несколько песнопений которой повествуют об отношениях св. Владимира с Хазарией.

      Самый ранний нотированный источник, содержащий стихиры св. Владимиру, был выявлен прот. Василием Металловым и датируется кон. XIV в. (РГБ. Ф. 113. № 3. Л. 183-183 об.). Со временем служба св. Владимиру была обогащена новыми вариантами и редакциями распевов: так, в полном Стихираре сер. XVII в. (РГБ. Ф. 379. № 66. Л. 331 об.-339 об.) 11 стихир В. С. имеют надписание «ино знамя». Существует также путевая редакция песнопений В. С. (напр., РНБ. Кир.-Бел. № 623/889).

      Тексты песнопений св. Владимиру опубликованы в трудах митр. Макария (Булгакова)  (История Русской Церкви: В 2 т. СПб., 1857. Т. 1. С. 250-254), И. К. Куприянова (Обозрение пергаменных рукописей новгородской Софийской б-ки. СПб., 1857. С. 69), Е. Е. Голубинского (История РЦ. М., 1881. Т. 1. Ч. 2. С. 443-444), Славнитского. Музыкальный текст двух стихир св. Владимиру издавался прот. В. Металловым, Р. Паликаровой-Вердей, Н. С. Серёгиной.

Литература: Славнитский М. Канонизация св. князя Владимира и службы ему по спискам XIII-XVII вв. с прил. двух неизд. служб по рукописям XIII и XVI вв. // Странник. 1888. № 5/6. С. 197-238; Соболевский А. И. Памятники древнерус. лит-ры, посвящ. Владимиру Святому // ЧИОНЛ. 1888. Кн. 2. Отд. 2. С. 7-12, 17-30, 45-58; он же. «Память и похвала» св. Владимиру и «Сказание» о св. Борисе и Глебе // ХЧ. 1890. Ч. 1. С. 791-795; Срезневский В. И. Мусин-Пушкинский сб. 1414 г. в копии нач. XIX в.. СПб., 1893. С. 18; Яблонский В. Пахомий Серб и его агиогр. писания. СПб., 1908. С. 198-217; Металлов В. М. Русская семиография. СПб., 1912. Табл. 62; Бугославский С. А. К лит. истории «Памяти и похвалы кн. Владимиру» // ИОРЯС. 1925. Т. 29. С. 105-159; Федотов Г. П. Канонизация св. Владимира // Владимирский сб. Белград, 1939. С. 188-196; Palikarova-Verdeil R. La musique byzantine chez les bulgares et les russes. Copenhague, 1953. P. 169-170; Розов Н. Н. Рукописная традиция «Слова о законе и благодати» // ТОДРЛ. 1961. Т. 17. С. 42-53; Подобедова О. И. Московская школа живописи при Иване IV. М., 1972. С. 10-21; Высоцкий С. А. Ктиторская фреска Ярослава Мудрого в Киевской Софии // ДРИ. М., 1988. [Вып.:] Художественная культура X - 1-й пол. XIII в. С. 120-134; Серегина Н. С. Песнопения рус. святым: (По мат-лам рукописной певч. книги XI-XIX вв. «Стихирарь месячный»). СПб., 1994. С. 66-73, 244-249, 300-309.

Н. С. Серёгина

Прижизненные изображения Владимира Святославича

      Древнейшие изображения сохранились на монетах Владимира Святославича - так называемых златниках и сребрениках, чеканенных после Крещения Руси, на рубеже X-XI вв., которые в иконографическом отношении являются переработанным повторением византийских солидов и милиарисиев X в., а также императорских печатей того же времени. На лицевой стороне златников и сребреников помещено изображение Владимира Святославича по образцу поясных императорских портретов на византийских монетах и печатях, но дополненное схематичным изображением ног и превратившееся в портрет государя, восседающего на престоле (в византийской монетной иконографии того периода подобный тип уже не использовался). Для всех монетных изображений князя характерны общие физиогномические признаки и атрибуты: Владимир Святославич с усами и выбритым подбородком, в плаще, с крестом в правой руке и в императорском венце с подвесками-пендулиями (по мнению М. П. Сотниковой, на некоторых штемпелях вырезано изображение русской высокой шапки). На оборотной стороне монет I типа располагается поясное изображение Христа Вседержителя с закрытым Евангелием. К числу особенностей I типа, не имеющих аналогов в византийских монетах, относятся размещенный над левым плечом В. С. княжеский знак-трезубец (на монетах II-IV типов встречается на обороте) и надпись: «Владимир на столе» или «Владимир, а се его злато/сребро» (первую считают наиболее ранней), на сребрениках других типов оба варианта легенды объединены. Известен экземпляр сребреника IV типа с уникальной надписью, указывающей языческое и христианское имена князя: «Владимире серебро святаго Василя». На монетах II и IV типов Владимир Святославич представлен с нимбом.

Сребреник кн. Владимира IV типа. Кон. X - нач. XI в. Аверс, реверс

      Не исключено, что раннее посмертное изображение Владимира Святославича входило в состав ктиторской композиции, располагавшейся в западной части собора Св. Софии в Киеве (40-е гг. XI в.). С. А. Высоцкий считал, что в центре ктиторской фрески по сторонам Христа на престоле были представлены князь Владимир и княгиня Ольга, за которыми следовали князь Ярослав с храмом в руках, княгиня Ирина и их дети.

Миниатюры лицевых летописей

Подробный цикл миниатюр (ок. 60), иллюстрирующий рассказ о правлении Владимира Святославича, содержится в Радзивиловской летописи кон. XV в. (БАН. 34.5.30), иллюстрации которой, как считается, восходят к лицевому протографу раннего XIII в. или к нескольким лицевым рукописям домонгольского времени. По мнению Д. В. Айналова, миниатюристы Радзивиловской летописи также пользовались древними лицевыми житиями князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, княгини Ольги и князя Владимира. Основной цикл миниатюр, посвященных княжению Владимира Святославича, занимает листы 37-74, открывается изображением вокняжения Владимира в Новгороде (970) и заканчивается сценой его погребения в Десятинной церкви (1015). На листах 163-163 об. находятся миниатюры, которые соответствуют летописному известию под 1128 г. (женитьба Владимира Святославича на Рогнеде, ее покушение на Владимира, заступничество за мать Изяслава и основание Изяславля). В. С., как правило, представлен средовеком, с небольшой бородой, в княжеской шапке, рубахе и плаще. В сцене Крещения он показан с нимбом, который иногда встречается и в других миниатюрах, соответствующих христианскому периоду жизни князя (строительство Десятинной церкви, поход на печенегов). Изображения вручения меча Борису и тайного выноса тела Владимира из терема в Берестове по приказу князя Святополка находят аналогии в начальных сценах житийных циклов свв. Бориса и Глеба в лицевых рукописях и иконах XIV-XVII вв.

Прибытие царевны Анны в Корсунь, приветствие ее князем Владимиром. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 62)

      Кроме Радзивиловской летописи изображение Владимира Святославича существовало в Голицынском томе Лицевого летописного свода 70-80-х гг. XVI в. (РНБ. F. IV. 225). На утраченном л. 55 (см.: Арциховский. С. 118; воспроизведен: в ПСРЛ. Т. 9. СПб., 1862. М., 2000р. Цв. вкл.), под 1128 г. князь (с короткой бородой и в закрытом венце) был представлен пирующим с женами, взятыми им после рождения Изяслава.

Иконография св. равноап. кн. Владимира в XIV-XVII вв.

      Достоверные изображения Владимира Святославича домонгольского периода неизвестны в отличие от большого количества сохранившихся изображений князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, с образами которых уже на ранних этапах развития иконография Владимира была тесно связана. Предположения некоторых ученых о том, что Владимир Святославич был изображен на фресках таких домонгольских храмов, как собор Успения Пресвятой Богородицы во Владимире или церковь Преображения Господня на Нередице (Петров. 1888(2); Sycev. 1932), из-за плохой сохранности или разрушения памятников не могут считаться доказанными.

Греческий проповедник представляет князю Владимиру изображение Спасителя. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 58)

      Вероятно, сложение иконографии св. Владимира. связано с Великим Новгородом и приходится на рубеж XIII-XIV вв. По предположению Т. Ю. Царевской, изображение Владимира Святославича как старца в синем кафтане и красном плаще сохранилось в росписи диаконника церкви свт. Николы на Липне близ Великого Новгорода (между 1292-1299) (см.: Царевская Т. Ю. Новые данные о составе росписей церкви Николы на Липне // ДРИ. СПб., 1997. [Вып.:] Русь: Византия: Балканы: XIII век. С. 421 (схема), 426, 429-430). В 1311 г. архиепископ Давид возвел на воротах новгородского Детинца первую на Руси церковь во имя равноап. кн. Владимира, для которой должны были написать храмовый образ. Возможно, с древнейшими изображениями св. Владимира могла быть связана утраченная в XX в. икона, которая происходила из той же церкви и хранилась в Никольской часовне новгородского Детинца (Макарий (Миролюбов), архим. Археологическое описание церк. древностей в Новгороде и его окрестностях. М., 1860. Ч. 2. С. 104; Гусев. 1921. Табл. VI). На этой иконе (XVI в.?) в отличие от известных ранних иконных изображений св. Владимир был представлен по пояс, с крестом и свитком с надписью, воспроизводившей текст молитвы Владимира после Крещения киевлян. Рядом с фигурой св. Владимира размещались изображения св. мучеников Кирика и Иулитты, чья память также празднуется 15 июля, а по сторонам лика князя находились полуфигуры его сыновей, св. Бориса и Глеба, в круглых медальонах. Отдельные поясные изображения св. Владимира были редки в средневековом искусстве (одно из немногих исключений - поясное изображение св. Владимира на иконе XVII (?) в. в иконостасе южного придела церкви свт. Николы на Рогожском кладбище в Москве; икона св. Владимира со Спасителем на верхнем поле упоминается также в Описи Кирилло-Белозерского монастыря 1601 г.: Опись строений... 1998. С. 60).

Св. равноап. кн. Владимир. Роспись Архангельского собора Московского Кремля. 1652-1666 гг.

      В конце XIV - 1-й половине XV в. изображения св. Владимира получили широкое распространение, прежде всего в Великом Новгороде (фреска церкви вмч. Феодора Стратилата на Ручью, посл. треть XIV в.) и Москве (воздух княгини Марии Тверской, 1389, ГИМ). К этому времени сформировались основные варианты иконографии св. Владимира и наиболее устойчивые признаки, зафиксированные позднейшими иконописными подлинниками: седины, тип прически и кудрявой раздвоенной бороды, отличный и от прижизненных изображений на монетах, и от миниатюр Радзивиловской летописи: «Образом и брадою аки Иоанн Богослов, а власы на главе кудреваты, аки Минины» (Большаков. Подлинник иконописный. С. 116; см. также: Иконописный подлинник новгородской редакции кон. XVI в. М., 1873. С. 120). В ряде произведений XVI и особенно XVII вв. св. Владимир изображается с более широкой, лишь слегка раздвоенной бородой. Постоянными атрибутами св. Владимира в соответствии с его почитанием как идеального правителя и просветителя Руси являются меч в левой руке и крест в правой.

Сребреник кн. Владимира I типа. Кон. X - нач. XI в. Аверс, реверс

      В некоторых ранних памятниках св. Владимир представлен в традиционных для древнейших княжеских изображений плаще-корзне (фреска церкви вмч. Феодора Стратилата на Ручью), на воздухе 1389 г. он показан в накинутой на плечи шубе. Отличительными чертами московской и новгородской иконографии св. Владимира являются типы его головного убора: для ранних новгородских произведений (фреска церкви вмч. Феодора Стратилата на Ручью, миниатюры Сильвестровского сборника 2-й пол. XIV в. (РГАДА. Тип. Ф. 381, № 53) и Сборника 1414 г. из собрания А. И. Мусина-Пушкина, более поздний пример - псковская икона «Успение Богоматери, Владимир, Борис и Глеб» (1-я пол. XVI в., ПИАМ)) типична княжеская шапка, тогда как для московских памятников более характерен открытый, чаще всего городчатый царский венец, зрительно уподобляющий равноапостольного Крестителя Руси византийскому императору святому равноапостольному Константину Великому (клеймо иконы «Борис и Глеб с житием» из Коломны, кон. XIV в., ГТГ; воздух 1389 г.; пелена «Богоматерь Одигитрия Смоленская с избранными святыми», 2-я пол. XV в., ГММК). На основе такого образа св. Владимира было создано уникальное изображение св. мч. князя Михаила Черниговского с городчатым венцом на мощевике второй половины XV в. (ГИМ). Уже в XV в. городчатый венец встречается на новгородских изображениях св. Владимира - иконе деисусного чина из собрания И. С. Остроухова (1-я половина XV в., возможно, около 1414 г., из церкви св. равноап. кн. Владимира в новгородском Детинце (?), ныне в ГТГ) и иконе-таблетке из новгородского Софийского собора (кон. XV в., ГТГ, музей-квартира П. Д. Корина). Редкой чертой иконы из собрания И. С. Остроухова являются одежды св. Владимира: не русский плащ или шуба, а хламида античного патриция с таблионом, характерная для деисусных изображений мучеников. Столь же редкий вариант иконографии представлен на фреске собора в честь Рождества Богородицы в Ферапонтовом монастыре (1502): князь показан в лоратном дивитисии, что сближает его облик с иконографией императора Константина (эта особенность отражает идею преемственности Московского государства и Русской церкви по отношению ко Второму Риму - Константинополю). В XVI-XVII вв. св. Владимир всегда изображается в шубе, которая украшается богатым орнаментом, и в городчатом венце, хотя в ряде памятников XVII в. вновь встречаются изображения княжеской шапки (икона «Владимир, Борис и Глеб с житием Бориса и Глеба». Кон. XVII - нач. XVIII в., ГВСМЗ). Кроме того, известны изображения св. Владимира в царском венце с округлым закрытым верхом: на иконе «Владимир, Борис и Глеб» (1675, ГМзК). Со второй половины XVII в., возможно под воздействием украинской книжной гравюры, св. Владимира часто изображали со скипетром и державой (фреска церкви Рождества Христова в Ярославле, 1683).

Св. равноап. кн. Владимир в сонме русских святых. Фрагмент иконы «Все святые, в земле Российской просиявшие» из Свято-Троицкой Сергиевой лавры. 2-я пол. XX в. Мастер мон. Иулиания (Соколова)

      В росписи новгородской церкви вмч. Феодора Стратилата на Ручью св. Владимир впервые изображен между своими сыновьями. Подобные композиции отражали почитание св. Владимира как просветителя и защитника Русской земли, от которого произошли две «святые отрасли», Борис и Глеб (Успенский Б. А. Борис и Глеб: Восприятие истории в Др. Руси. М., 2000. С. 43-44), как родоначальника правящей княжеской династии, что указывало на родство русских князей с Крестителем Русской земли и с его сыновьями-страстотерпцами, традиционно воспринимавшимися покровителями своих сродников-государей. Тема плотского родства и духовного единения святых князей нашла еще более полное отражение в особой разновидности этого извода, к которой принадлежала миниатюра новгородского Сборника 1414 г. с минейными статьями на 15 июля (находился в собрании гр. Мусина-Пушкина, погиб в московском пожаре 1812 г.; миниатюра известна по акварельной копии). Св. Владимир был представлен возлагающим руки на плечи склонившихся к нему свв. Бориса и Глеба, отличительная черта этого произведения - отсутствие мечей не только у Бориса и Глеба, но и у Владимира. Совместные изображения Владимира, Бориса и Глеба в XV-XVI вв. послужили моделью для формирования иконографии других русских князей: Феодора, Давида и Константина Ярославских, Константина, Михаила и Феодора Муромских (Смирнова. 1994. С. 433; Сухова О. А. Житийная икона св. благоверных князей Константина, Михаила и Феодора Муромских: Александр Казанцев, 1714 г. [в печ.]). В большинстве таких композиций в центре стоит князь-отец, по сторонам - юные сыновья, варианты этой схемы известны на иконах XVI в. (ГРМ), где вместо св. Владимира представлен его небесный покровитель святой свт. Василий Великий, и рубежа XVII-XVIII вв. (ПИАМ) с изображениями Бориса, Глеба и псковского кн. Всеволода (Гавриила), продолжателя дела бабки Владимира, княгини Ольги, легендарной основательницы псковского Троицкого собора, возобновленного Всеволодом.

Кн. Владимир посылает сына, св. кн. Бориса, в поход против печенегов (вверху). Погребальный обряд над телом кн. Владимира (внизу). Сказание о Борисе и Глебе. Сильвестровский сборник. 2-я пол. XIV в. (РГАДА. Ф. 381, № 53. Л. 117)

      Иконы с изображением свв. Владимира, Бориса и Глеба получили широкое распространение в XVI-XVII вв., часто в сочетании с житийным циклом Бориса и Глеба на полях. Произведения такого типа могли предназначаться как для храмов, освященных во имя святых Бориса и Глеба (икона 1545 г. из новгородской церкви святых Бориса и Глеба в Плотниках, ПИАМ; 2-сторонняя икона «Богоматерь Владимирская; Владимир, Борис и Глеб» XVI в. из церкви святых Бориса и Глеба в Ростове, ГМЗРК), так и для немногочисленных храмов и приделов во имя равноап. кн. Владимира: согласно Описи Кирилло-Белозерского монастыря 1601 г., храмовой иконой церкви равноап. кн. Владимира служило изображение свв. Владимира, Бориса и Глеба (Опись строений... С. 99). В некоторых памятниках XVI-XVII вв. традиционная композиция с фронтальными фигурами князей несколько видоизменяется: на житийной иконе (ГВСМЗ) Борис и Глеб представлены в повороте к отцу, они ниже его ростом (вероятно, этот вариант иконографии восходил к произведениям, подобным миниатюре из Сборника 1414 г., или появился под воздействием аналогичных изображений ярославских князей, известных уже во второй половине XVI в.).

      С кон. XIV в. изображение св. Владимира включали в состав сложных иконографических программ, насыщенных историческими и символическими ассоциациями. На воздухе 1389 г. образ св. Владимира (соименный святой кн. Владимира Андреевича Серпуховского) был представлен с другими, возможно, патрональными изображениями (св. вмч. Димитрий Солунский, св. Алексий, человек Божий), с фигурами свв. Бориса и Глеба, а также с изображениями Московских митрополитов. В росписи собора в честь Рождества Богородицы в Ферапонтовом монастыре изображение св. Владимира в медальоне на южной подпружной арке сопоставлено не только с фигурами его сыновей, но и с образом св. Евстафия Плакиды, который, как позднее св. Владимир, обратился к Христу и чьи дети, подобно свв. Борису и Глебу, претерпели мученическую смерть (это сравнение известно также из «Чтения о святых мучениках Борисе и Глебе»), с изображениями Иосифа и Вениамина, любимых сыновей праведного Иакова, которым уподоблены Борис и Глеб в «Сказании о Борисе и Глебе», а также с изображениями святых Михаила и Феодора Черниговских, продолжающими тему княжеской святости (Смирнова Э. С. Роспись подпружных арок собора Ферапонтова монастыря: Состав фигур и замысел // К 500-летию создания фресок Дионисия в Ферапонтовом монастыре: Рус. и поствизант. искусство рубежа XV-XVI вв. Ферапонтово; Кириллов, 20-24 авг. 2002 г. М., 2002. С. 60-61). В сер. XVI - XVII в. на столпах храмов стали размещать не только фигуры мучеников, но и русских князей, изображения св. Владимира, как правило рядом с сыновьями, стали традиционны для программ храмовых росписей (напр., в соборе Спасского монастыря в Ярославле, 1563; в церкви Св. Троицы в Вязёмах, ок. 1600; в Рождественском соборе в Суздале, 1636 (под записью 1856), где присутствует и изображение княгини Ольги; в Успенском соборе Княгинина монастыря во Владимире (1647-1648); в Спасском соборе Спасо-Евфимиева монастыря в Суздале (1689), где св. Владимир представлен в паре с Всеволодом (Гавриилом)). В некоторых фресковых ансамблях образы св. Владимира связаны с посвящением храма (роспись св. ворот Кирилло-Белозерского монастыря (1585) с сюжетами, соответствующими посвящениям монастырских престолов; несохранившееся изображение св. Владимира на паперти собора того же монастыря у входа в церкви равноап. кн. Владимира (Опись строений... С. 73, 218). Этот принцип получил развитие в росписи аркасолия с гробницами преподобных Феодора и Павла (30-е гг. XVI в.?) в соборе Борисоглебского монастыря на Устье: в люнете помещена композиция с Борисом, Глебом и припадающими преподобными Феодором и Павлом, на склонах арки представлены св. Владимир и свт. Леонтий Ростовский как просветители Руси и Ростовской земли.

Крещение Руси. Роспись Владимирского собора в Киеве. Художник В.М. Васнецов. 1885-1896 гг.

      С первой половины XVI в. изображения св. Владимира с сыновьями часто входили в состав сложных композиций с фигурами святых, объединенных по чинам святости: св. Владимир - в лике мучеников, рядом в лике апостолов - св. император Константин (иконы «О Тебе радуется» из Успенского собора в Дмитрове, 1-я треть XVI в., ныне ГТГ; «Покров» из собрания Н. П. Лихачёва, 30-40-е гг. XVI в., ныне ГРМ). Уже во второй четверти - середине XVI в., когда на подобных иконах выделяли группы русских святых, св. Владимир все чаще изображался в лике святых царей и князей, как на иконе «О Тебе радуется» (2-я четв. XVI в., ГРМ), где св. Владимир помещен во главе группы; на одноименной иконе из новгородской ц. святых Петра и Павла в Кожевниках (ок. 1558, НГОМЗ) св. Владимир изображен позади имп. Константина; на иконе «Походная церковь» (70-е гг. XVI в., ТОКГ) св. Владимир показан рядом с княгиней Ольгой и псковскими князьями. Эта тенденция получила особое распространение в искусстве рубежа XVI-XVII вв., прежде всего в произведениях, связанных с родом Строгановых, где святые цари и князья образуют самостоятельную группу и одно из важнейших мест заняли образы свв. Владимира, Бориса и Глеба (иконы «О Тебе радуется» из собрания И. С. Остроухова, рубеж XVI-XVII вв., ГТГ; «Неделя всех святых» из с. Усть-Кишерть, до 1616, ПГХГ; изображения на створках многочисленных складней с «Богоматерью Владимирской» в среднике и ликами святых на створках - ГТГ, ГРМ, ПГХГ). C XVI в. изображение св. Владимира постоянно присутствует на минейных иконах под 15 июля (икона, кон. XVI в., ВГИАХМЗ).

Св. равноап. кн. Владимир. Икона из деисусного чина. 1-я пол. XV в. (ГТГ)

      В соответствии с идеями эпохи царя Иоанна IV Грозного, прежде всего актуализацией темы святости государей и их родословия, изображения св. Владимира и его ближайших святых сродников стали обязательными в убранстве домовых храмов и палат Кремлевского дворца в Москве середины XVI в., подчеркивая генеалогическую связь московских правителей со святыми князьями киевского периода и избранность правящего рода Рюриковичей. В галерее изображений русских князей на столпах Благовещенского собора Московского Кремля (1547-1551) св. Владимир представлен вместе со св. княгиней Ольгой, их изображения сопоставлены с другими царственными поборниками Православия: императором Константином и императрицей Еленой, восстановителями иконопочитания императором Михаилом и императрицей Феодорой, а также с киевскими, владимирскими и московскими князьями-потомками св. Владимира (Самойлова. 2003. С. 32). В росписи 1652-1666 гг. Архангельского собора Московского Кремля, повторявшей программу 1564-1565 гг., напротив св. Владимира (отличительная черта этого образа - воздетые руки, символизирующие молитву князя о новообращенных людях и о всей Русской земле) - св. княгиня Ольга, по соседству находятся изображения свв. Бориса и Глеба. Образы свв. Владимира, Ольги, Бориса и Глеба, открывающих историю русской княжеской святости, присутствуют и в росписи лоджии Архангельского собора (Самойлова. 2002), соседствуя с серией композиций, посвященных Крещению Руси. Сходный цикл, дополненный сценами получения царских регалий князем Владимиром Мономахом, фигурой св. Владимира у царского места, присутствовал в несохранившейся росписи Золотой палаты Кремлевского дворца (50-е гг. XVI в.), известной по описанию 1672 г. (см.: Забелин. 2000. Т. 1. С. 175, 177). Традиция включения сцен из жизни св. Владимира в декор парадных дворцовых залов была продолжена при царе Феодоре Иоанновиче в росписи Грановитой палаты, где св. Владимир изображен раздающим города своим сыновьям (Там же. С. 183; композиция повторена в сохранившейся росписи 80-х гг. XIX в., выполненной палешанами Белоусовыми). Изображения св. Владимира неоднократно встречаются в произведениях, являвшихся личными вкладами царя Иоанна IV: полуфигура на кайме шитой катапетасмы для монастыря Хиландар на Афоне, 1555 г. (в паре с императором Константином); поясные изображения св. Владимира, Бориса и Глеба на нижнем поле оклада Евангелия 1568 г. из Благовещенского собора Московского Кремля (ГММК), где также представлены почитавшиеся в царской семье прп. Никита Переяславский и вмц. Анастасия. В качестве небесного покровителя кн. Владимира Андреевича Старицкого св. Владимир изображен на кайме плащаницы 1561 г. из Успенского собора Московского Кремля, вышитой в мастерской кн. Евфросинии (Евдокии) Старицкой (с 1812 находится в Успенском соборе Смоленска), без сыновей, в паре с прп. Евфросинией, покровительницей матери старицкого князя; на иконе, упомянутой в описи старицкого Успенского монастыря (Описные книги старицкого Успенского монастыря 7111-1605 г. Старица, 1912. С. 16),- рядом с мч. Андреем Стратилатом, тезоименным кн. Андрею Старицкому.

      Еще одна важная для середины XVI в. особенность - связь образа св. Владимира с темой Христова воинства, которая нашла яркое отражение в иконе «Благословенно воинство Небесного Царя» из Успенского собора Московского Кремля (сер. XVI в., ГТГ), где свв. Владимир, Борис и Глеб во главе отряда земных воинов и в сопровождении отрядов мучеников следуют за архангелом Михаилом, Иисусом Навином и императором Константином к Небесному Иерусалиму. Восприятие св. Владимира как воина Христова проявилось в иконе-двуряднице из церкви в честь Входа Господня в Иерусалим в Каргополе (кон. XVI в., ВГИАХМЗ), где св. Владимир представлен рядом со свв. императором Константином, Иаковом Персянином, Флором и Лавром, Димитрием, Миной, Никитой, Феодором Тироном и Меркурием.

      Новый подъем интереса к образу св. Владимира со второй половины XVII в. был связан с присоединением Украины, воспринимавшейся как исконное владение русских государей - преемников св. Владимира (напр., строгановская пелена 60-х гг. XVII в. с изображением киевских и черниговских князей свв. Владимира, Бориса, Глеба, Николы Святоши, Михаила и Феодора Черниговских, СИХМ), с актуализацией византийского духовного наследия, полученного Русью благодаря св. Владимиру, и с вниманием к теме «государева родословия» с акцентом на фигуре св. Владимира как «корня» православного Московского царства. Возможно, усиление почитания св. Владимира было связано с присылкой, вероятно до 1640 г., частицы его мощей в Москву митрополитом Петром (Могилой), для хранения святыни была создана «крабица серебряная» (Успенский А. И. Церковно-археологическое хранилище при московском дворце. М., 1902. С. 57) с вышитым на атласе образом св. Владимира, очевидно восходившим к традиционным надгробным покровам русских святых.

      В XVII в. также распространялись изображения св. Владимира в составе родословного древа русских государей: так, в росписи (1689) галереи собора Новоспасского монастыря в Москве - усыпальницы рода Романовых - представлены свв. Владимир и Ольга, поливающие древо с изображениями государей Рюриковичей (схожая роспись имелась на паперти Успенского собора Крутицкого архиерейского дома в Москве). Эта композиция, напоминавшая икону Симона Ушакова «Древо государства Московского» с Иоанном Калитой и митрополитом Петром, поливающими лозу, указывала на свв. Владимира и Ольгу как просветителей Руси, насадивших древо Богоизбранной династии, к которой возводили свой род Романовы. Идея преемственности Романовых от рода Рюриковичей в более простой и отчетливой форме отражена в миниатюре Синодика царевны Татьяны Михайловны (ГИМ. Воскр. 66. Л. 56, 80-е гг. XVII в.): на побегах растения, обозначающего родословное древо, изображен сам св. Владимир, великие князья - потомки Всеволода Ярославича и Владимира Мономаха, а также три первых царя из династии Романовых. Эту тему продолжала фреска «Род царствия благословится» на своде северного крыльца церкви св. пророка Илии в Ярославле (кон. XVII в. или 1716; см.: Бусева-Давыдова, Рутман. С. 68-70. Илл. 57), представляющая аллегорическую композицию, восходившую к выходной гравюре книги «Меч духовный» архиеп. Лазаря (Барановича) (К., 1666). Несколько иначе идея преемственности царской власти отразилась в серии портретов русских государей для Титулярника 1672 г., где миниатюра с образом св. Владимира (традиционный тип с открытой городчатой короной) входила в цикл изображений князей и царей от Рюрика до Алексея Михайловича. В последней трети XVII в. продолжали включать образ св. Владимира в декор частных покоев царских палат, где образовывались небольшие «портретные галереи» с изображениями святых правителей: свв. императора Константина и князя Владимира в моленной царевны Софьи Алексеевны, императора Константина, императрицы Елены, пророков Давида и Соломона,  князя Владимира, княгини Ольги, князей Бориса и Глеба, царевича Димитрия и других персонажей - в комнатах царевны Марии Алексеевны (см.: Забелин. Т. 1. С. 195, 198). Такие изображения воспринимались не только как иконы, но и как портреты-«персоны» исторических лиц, подобные «персоне князя Владимира Киевского на полотне» в доме князя В. В. Голицына (Там же. С. 232).

      В искусстве 2-й пол. XVII в. образ св. Владимира часто существовал независимо от изображений  свв. Бориса и Глеба, но оставалось актуальным сопоставление св. Владимира с императором Константином: напр., резные, покрытые росписью фигуры имп. Константина и кн. Владимира конца XVII в. из церкви свт. Власия в Ярославле (ГМЗРК), вероятно восходящие к гравюре с изображением св. Владимира у корня родословного древа в книге архиеп. Лазаря. Свв. князь Владимир и император Константин изображены лежащими под древом, рядом с каждым - храм, в котором совершается таинство Крещения, а также Крещение народа в водоеме. Таким образом в наглядной форме утверждалось тождество подвигов обоих государей - крестителей народов и взрастителей Богонасажденной лозы. Изображения свв. имп. Константина и кн. Владимира находятся в местном ряду иконостаса церкви Преображения Господня в Новодевичьем монастыре (1687-1688). На той же иконе представлены св. Иоанн Предтеча и апостол Петр, на парной ей - свв. императрица Елена, княгиня Ольга, мученица София и великомученица Параскева, что позволяет соотнести равноапостольных государей с правящим триумвиратом Иоанна V, Петра I и царевны Софьи. Др. примером выражения государственного аспекта почитания св. Владимира во второй половине XVII в. может служить знамя, в 1817 г. вывезенное из Польши и хранившееся в Андреевской церкви с. Грузина под Вел. Новгородом (позже в СПбДА). На обеих его сторонах находилось изображение конного св. Владимира с булавой, в сопровождении воинов направляющегося к вратам, над которыми виден Голгофский крест. Эта композиция, вероятно созданная по образцу знамен с изображением явления Креста императору Константину (Петров. 1888 (2). С. 17-19), продолжает традицию уподобления св. Владимира этому императору и восходит к их изображениям на иконе «Благословенно воинство Небесного Царя».

      Особую иконографическую традицию представляют произведения, в которых св. Владимир изображен вместе со свв. мучениками Кириком и Иулиттой (пелена «Архангел Михаил, Кирик и Иулитта с Владимиром и Алексием, человеком Божиим, на полях», XVII в., ГРМ; икона «Владимир, Кирик и Иулитта» из Кижского погоста, нач. XVIII в., Музей изобразительных искусств Республики Карелия, Петрозаводск). На иконе «Владимир, Моисей Угрин и Аркадий Новоторжский» письма Симона Ушакова и Георгия Зиновьева (1677, ТОКГ), подбор изображенных на ней святых, живших в домонгольскую эпоху, связан с историей новоторжского Борисоглебского монастыря, откуда происходит икона, и почитанием Бориса и Глеба: прп. Моисей был братом Георгия Угрина, слуги св. Бориса, убитого вместе с князем на реке Альте, Аркадий - учеником прп. Ефрема, основателя обители, по преданию жившего в XI в.

      Во второй половине XVII в. под воздействием украинской гравюры в русской иконописи появляются изображения Собора Киево-Печерских святых, где иногда присутствуют и свв. Владимир с Борисом и Глебом (УИХМ). В искусстве Пскова с XVII в. образ св. Владимира встречается на иконах «Видение старца Дорофея», основанных на тексте «Повести о прихождении Стефана Батория на Псковскую землю» и посвященных чудесному избавлению Пскова от осады польск. войсками в 1581 г. В этих произведениях (древнейшее - Псково-Покровская икона Божией Матери первой половины XVII в., собор Св. Троицы в Пскове) изображали беседу Богоматери со святыми, заступниками Пскова,- преподобными Антонием Печерским, Корнилием Псково-Печерским, архиеп. Нифонтом, св. князьями Всеволодом, Довмонтом и Владимиром.

Житийные циклы

      Сцены с изображением св. Владимира появились во второй половине XIV в. в составе житийных циклов свв. князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, древнейшие примеры - икона Бориса и Глеба с житием из Коломны (кон. XIV в., ГТГ); миниатюры Сильвестровского сборника. Как правило, св. Владимир представлен сидящим на престоле, он посылает Бориса в поход против печенегов, другая сцена - погребение св. Владимира: вынос завернутого в саван тела из терема в Берестове, иногда с изображением погребальных саней, или вынос тела и его захоронение в Десятинной церкви (икона 1-й трети XVI в. из собрания Г. Д. Филимонова в ГТГ). В ряде случаев (рама 1-й пол. XVII в. из собрания С. П. Рябушинского, ГТГ) традиционный цикл из двух композиций сокращается до изображения больного св. Владимира, возлежащего на ложе и отсылающего Бориса в поход (эта же сцена, точно соответствующая житийным сведениям о болезни св. Владимира, присутствует в рукописи рубежа XV-XVI вв. из собрания Н. П. Лихачёва (СПбФИРИ РАН, Архив. Колл. 238. Оп. 1, № 71)). Позднее в некоторых иконах с циклом жития свв. Бориса и Глеба появляются нетрадиц. клейма, где св. Владимир  присутствует при рождении Бориса и Глеба (икона рубежа XVII-XVIII вв., ГВСМЗ); посылает своих сыновей на княжение. Иногда цикл жития Бориса и Глеба фактически превращается в житийный цикл Владимира (икона «Борис и Глеб», из муромского Троицкого монастыря, 1-я пол. XVII в., ныне в МИХМ; из-за плохой сохранности надписей и схематичности композиций смысл некоторых клейм не совсем ясен - см.: Хлебов Г. В. Житийная икона Бориса и Глеба из Мурома // ПКНО, 1982. Л., 1984. С. 263-274). Единственным известным циклом жития св. Владимира в иконописи является икона середины- третьей четверти XVI в. из вологодской церкви Рождества Богоматери (ВГИАХМЗ; в среднике представлены свв. Владимир, Борис и Глеб), цикл которой включает 16 клейм (2 утрачены), в том числе сцены отправления послов для выбора веры, похода на Корсунь, Крещения и прозрения Владимира, перенесения мощей свт. Климента в Киев, истребления кумиров, Крещения киевлян, поставления церквей и преставления Владимира (Рыбаков. Табл. 54-55. С. 307). К числу интересных особенностей этого цикла относится сцена благодарственного моления Владимира с развернутым свитком в руках после Крещения киевлян. Выбор и последовательность сюжетов в целом соответствуют тексту Жития равноап. кн. Владимира.

      С сер. XVI в. в монументальной живописи появились краткие циклы жития св. Владимира с изображениями основных событий, связанных с Крещением Руси. Наиболее ранние из них относятся к украшениям кремлевских построек в эпоху Иоанна IV: в составе росписей Золотой палаты - сцены прений о вере, пребывания послов Владимира в Царьграде, Крещения Владимира и сокрушения идолов в Киеве (Забелин. Т. 1. С. 175). Более подробный цикл был помещен в лоджии Архангельского собора (1564-1565), где, в частности, были изображены сцена со взятием Корсуни, слепота Владимира и Крещение киевлян. Истории Крещения Руси были посвящены и монументальные циклы второй половины XVII в. в приделе равноап. кн. Владимира в Успенском соборе Ярославля (1674, росписи не сохр., см.: Брюсова В. Г. Рус. живопись 17 в. М., 1984. С. 119) и в юж. галерее Воскресенского собора в Романове-Борисоглебске (ныне Тутаев, 1679-1680). В роспись галереи собора Новоспасского монастыря в Москве включены сцены Крещения князя  Владимира и княгини Ольги, соотнесенные с изображениями этих же святых, поливающих родословное древо рус. государей.

Иконография св. равноап. кн. Владимира в украинском искусстве

      В средневековом искусстве Украины[7] изображения св. Владимира, как и князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, практически неизвестны. Интерес к их образам возник лишь в XVII в. Чаще всего изображения св. Владимира встречаются в книжной гравюре: едва ли не самый ранний пример - гравюра киевского издания праздничной Минеи (Анфологиона) 1619 г. (о нем и других украинских изданиях см.: Украинские книги кирилловской печати XVI-XVIII вв.: Кат. изд., хранящихся в ГБЛ. М., 1976. Вып. 1: 1574 г.- 1-я пол. XVII в.; М., 1981. Вып. 2. Ч. 1: Киевские изд. 2-й пол. XVII в.; М., 1990. Вып. 2. Ч. 2: Львовские, новгород-северские, черниговские и уневские изд. 2-й пол. XVII в.). Полуфигурное изображение князя в медальоне, с крестом, мечом, в шубе и городчатой короне точно повторяет русский образец и свидетельствует об отсутствии собственно украинской иконографической традиции[8]. На знакомство украинских мастеров с русской иконографией указывает и икона «Владимир, Борис и Глеб» из пос. Ратно Волынской обл. (кон. XVII в., НХМУ,- Miliayeva L. The Ukrainian Icon. Bournemouth; St.-Pb., 1996. Pl. 1), следующая традиционной русской схеме с фигурами Бориса и Глеба по сторонам от Владимира. Однако сам иконографический тип св. Владимира, как и во многих других украинских памятниках, претерпевает изменения, связанные с западноевропейским воздействием: св. Владимир представлен в шубе на горностаевом меху (знак княжеского достоинства), в «геральдической» закрытой княжеской короне, со скипетром и крестом. В ряде произведений (напр., гравюра из Цветной Триоди 1685 г., напечатанная в черниговской Троицко-Ильинской типографии) в число атрибутов св. Владимира входит держава. Тип лика св. Владимира в украинских памятниках зачастую сильно отличается от русских произведений, напр. широкой окладистой бородой: икона Ивана Рутковича из Н. Скварявы (1697-1698, НМ(Л) - см.: Откович В., Пилип'юк В. Украïнська iкона XIV-XVIII ст. Львiв, 1999. Илл. на с. 92). В надписях на некоторых произведениях св. Владимир именуется царем[9].             

      При митрополите Петре (Могиле) в связи с обретением гробницы св. Владимира в Десятинной церкви появляются изображения князя в монументальной живописи. В росписи киевской церкви Спасителя на Берестове, исполненной в 1644 г. афонскими художниками по заказу митрополита Петра, изображение св. Владимира входит в состав ктиторской композиции над западным входом в храм: митрополит Петр представлен коленопреклоненным перед образом Христа Великого Архиерея, слева от которого стоит Богоматерь, справа - св. Владимир с широкой бородой, в шубе и закрытом венце (изображение св. Владимира, очевидно, связано с известием о его кончине в Берестове). Вероятно, при митрополите Петре, обновившем киевский Софийский собор, фигура св. Владимира была включена в состав древней ктиторской композиции на его западной стене: судя по копии конца XVIII в. с рисунка А. ван Вестерфельда 1651 г., в центре древней фрески было помещено фронтальное изображение св. Владимира в шубе, закрытом городчатом венце, с мечом и скипетром. К этому произведению довольно близка гравюра из «Синопсиса» Иннокентия (Гизеля) (К., 1680, и др. издания), в обрамление которой включены фигуры свв. князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, а также изображения проповеди философа и Крещения Владимира. Еще одна сцена деяний св. Владимира присутствует в гравюре из книги архиеп. Лазаря (Барановича) «Трубы словес проповедных на нарочитыя дни праздников...» (К., 1674, 2-й вар. изд.) с изображением сокрушения идолов св. Владимиром. Особый иконографический тип, характерный только для украинской книжной гравюры,- изображения св. Владимира на престоле (Минея праздничная (Анфологион). Львов, 1638 и 1643, гравюра мастера Илии; Антоний Радивиловский. Огородок Марии Богородицы. К., 1676 - по сторонам престола представлены ангелы).

      В некоторых украинских изданиях XVII в. фигура св. Владимира включена в состав более сложных композиций. На гравюре книги архиеп. Лазаря «Меч духовный» (Киев, 1666) св. Владимир представлен полулежащим на земле у основания древа с изображениями царя Алексея Михайловича, царицы Марии Ильиничны, царевичей Алексея, Феодора и Симеона (по сторонам показаны князья-страстотерпцы Борис и Глеб). Эта панегирическая композиция под названием «Род правых благословится» утверждала святость царского рода, восходящего к св. Владимиру, по словам св. ап. Павла: «Аще корень свят, то и ветви» (Рим 11. 16). С 20-х гг. XVII в. в киевских изданиях появлялись орнаментальные обрамления титульного листа с изображениями Киево-Печерской лавры и святых, где часто встречаются изображения свв. князей Владимира, Бориса и Глеба, княгини Ольги, преподобных Антония и Феодосия Печерских, т. е. Владимир  включен в число почитаемых киевских святых. Известны случаи сопоставления его фигуры с изображениями императора Константина и св. ап. Андрея Первозванного, напоминавшими о Крещении Руси и расцвете христианства, предсказанном во время легендарного путешествия ап. Андрея по русским землям.

  Иконография св. равноап. кн. Владимира в искусстве Нового времени

      В русском искусстве Нового времени образ св. Владимира занимает одно из центральных мест. Императора Петра I в проповедях и панегириках часто уподобляли св. Владимиру за насаждение Православия в завоеванных землях, Азове и Ингерманландии (Бусева-Давыдова И. Иконостас Петропавловского собора в Петербурге: Опыт истолкования иконогр. программы // Искусствознание. 1999. № 2. С. 518). Икона св. Владимира (Андрей Поспелов, Федор Артемьев, 1728-1729) в иконостасе Петропавловского собора в Санкт-Петербурге находится над иконой св. ап. Петра (Бусева-Давыдова. С. 514). В этом произведении традиционный образ князя получил переосмысление в духе барокко: из числа новых для иконографии св. Владимира признаков следует отметить латы, «геральдическую» княжескую корону с горностаевой опушкой и широкую длинную бороду, которая, впрочем, сохранила разделение на две пряди. С первой половины XVIII в. известны первые случаи распространенного впоследствии сопоставления св. Владимира со св. блгв. кн. Александром Невским, который в петровское время также получил исключительный статус «императорского святого»: икона «Апостолы Петр и Павел, Александр Невский и Владимир» из Петергофского дворца (Егор Грек, 1742, ГРМ), где св. Владимир включен в число святых, особо почитавшихся в С.-Петербурге; местный ряд иконостаса нижней церкви Никольского Морского собора (М. Колокольников, 1757-1759) с иконой св. Владимира, помещенной симметрично образу св. Александра Невского. Начиная с XVIII в. св. Владимир все чаще изображается отдельно от свв. Бориса и Глеба.

      Уже в петровское время образ св. Владимира стал достоянием не только церковного, но и светского искусства, включался в серии портретов русских государей, появившиеся в 10-20-х гг. XVIII в.: «Родословие великих государей царей и великих князей российских» архиеп. Феофана (Прокоповича) с портретами, гравированными П. Пикартом (1717); гравированный А. Ф. Зубовым портрет императрицы Екатерины I в окружении медальонов с портретами государей от Рюрика до Петра (1725), серия яшмовых инталий И. К. Дорша, выполненных по заказу Я. В. Брюса (20-е гг. XVIII в., ГЭ - см.: Рязанцев. С. 96). Внешний облик и костюмы св. Владимира и других персонажей, как правило, не соответствовали исторической действительности, но напоминали портреты из Титулярников 70-х гг. XVII в. (серия Дорша) и получали подчеркнуто русифицированный облик. С повышением интереса к древней российской истории в царствование императрицы Екатерины II создание подобных исторических галерей, неизменно с портретами св. Владимира, было продолжено серией портретных медалей (1768-1772) и серией барельефов Ф. И. Шубина для Чесменского дворца под Санкт-Петербургом (1774-1775, с 1831 в Оружейной палате ГММК, повторения в Петровском дворце и здании Сената в Московском Кремле - см.: Там же. С. 102). В свою очередь медали послужили образцами для портретных серий на костяных пластинах и кружках холмогорской работы. Деяния св. Владимира присутствуют в числе древнерусских тем, задававшихся выпускникам Академии художеств в 1766-1773 гг.: покушение Рогнеды на Владимира, Крещение и исцеление Владимира в Корсуни, философ, показывающий Владимиру изображение Страшного Суда (Там же. С. 460-461). Одно из наиболее известных академических произведений - картина А. П. Лосенко «Владимир и Рогнеда» (1770, ГРМ; редкий для искусства Нового времени пример изображения молодого Владимира Святославича в «русском» костюме). Рождению Владимира Святославича посвящена одна из последних медалей незавершенной исторической серии 80-90-х гг. XVIII в. В некоторых случаях сцены деяний св. Владимира были частью картинных циклов на древнерус. сюжеты, украшавших дворцовые интерьеры, подобно Воскресенскому залу Михайловского замка в Санкт-Петербурге, где картина «Крещение Владимира» (1799-1801, Дж. О. Аткинсон, ныне в ГТГ) сочеталась с изображениями победы св. блгв. кн. Димитрия Донского на Куликовом поле, покорения Казани Иоанном IV и венчания на царство Михаила Феодоровича. Сходные произведения, выполненные в академической манере, могли помещать и в церковные интерьеры (картина С. Тончи «Крещение Руси при св. князе Владимире» из Успенского собора во Владимире, 1813-1814, ГВСМЗ).

      Изображения св. Владимира стали почти обязательной частью декорации крупнейших соборов России XIX - нач. XX в., часто повторяясь в пределах одного храма. Иконы и росписи создавались ведущими мастерами академического направления. В силу сложившейся в Новое время традиции образ св. Владимира или сцены его деяний обычно были сопоставлены с изображениями св. Александра Невского или св. княгини Ольги и реже, чем в средневековье, связаны с образами свв. Бориса и Глеба. Наряду с живописными произведениями довольно широкое распространение получили скульптурные фигуры св. Владимира. Так, бронзовая статуя (1804-1807, С. С. Пименов) помещена в нише северного портика Казанского собора в Санкт-Петербурге в паре со статуей св. Александра Невского (тема защиты России) и по соседству со скульптурами св. Иоанна Предтечи и св. ап. Андрея Первозванного (тема Крещения Руси); изображение св. Владимира с крестом, попирающего языческий жертвенник, выполнено в академической манере, но его облик и атрибуты (хитон, плащ, сапоги) указывают на стремление придать образу национальный характер. Как часто бывало в искусстве XIX в., св. Владимир представлен не в традиционном облике старца, но как могучий средовек. Образ св. Владимира занял существенное место в убранстве Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге: во втором ряду главного иконостаса (40-50-е гг. XIX в.) наряду с иконами святых покровителей членов императорского дома помещена икона св. князя Владимира и св. княгини Ольги (Ф. П. Брюллов), симметрично которой расположена икона свв. императора Константина и императрицы Елены. В люнетах северо-западного компартимента собора изображены основные эпизоды жизни св. Владимира (росписи Ф. Рисса): избрание греческой веры, возвращение зрения Владимиру, Крещение князя и Крещение киевлян. События княжения св. Владимира вместе с деяниями св. Александра Невского стали сюжетом рельефов внутренних дверей южного портала собора (скульптор И. П. Витали). В храме Христа Спасителя в Москве горельефы с фигурами князя Владимира и княгини Ольги (40-60-е гг. XIX в., не сохранились, воспроизведены при восстановлении храма) помещены на северном фасаде по соседству с фигурами святых императора Константина и императрицы Елены (скульптор А. В. Логановский), а также на правых дверях того же фасада (скульптор Ф. П. Толстой). Образ св. Владимира неоднократно встречается в росписях интерьера храма и в иконостасе, на хоругвях, на колоколах (вместе с имп. Константином, свв. Александром Невским, Борисом и Глебом, княгиней Ольгой, свт. Николаем Чудотворцем и др.); на хорах деяния св. Владимира (его Крещение и Крещение киевлян) составили часть цикла росписей с изображением основных событий церковной истории Руси киевского периода, сопоставленных с аналогичными событиями времен Московской Руси. В этих произведениях преобладает тип св. Владимира-средовека, его атрибуты (особенно венец) часто имеют византийский облик. В середине - второй половине XIX в. благодаря распространению мемориальных сооружений, посвященных важнейшим событиям русской истории, образ св. Владимира становится частью крупнейших памятников на Владимирской горке в Киеве в виде огромной статуи князя с крестом и сценой Крещения киевлян на пьедестале (1853, В. И. Демут-Малиновский, П. К. Клодт, К. А. Тон); 1000-летию России в Великом Новгороде (1862, М. О. Микешин), где св. Владимир представлен в скульптурной группе в верхней части монумента, посвященной основным вехам истории России (с киевлянами, свергающими идолов и протягивающими князю младенца) и на пьедестале среди выдающихся деятелей русской истории и культуры (вместе со свв. княгиней Ольгой и митрополитом Михаилом). В этих памятниках св. Владимиру придавали русский облик: он в плаще и княжеской шапке. В других произведениях официального светского искусства того периода продолжали включать образ св. Владимира в портретные галереи русских государей (несохранившийся памятник императору Александру II в Московском Кремле, 1893-1898, А. М. Опекушин, Н. В. Султанов) или в родословное древо Романовых (роспись свода парадных сеней Исторического музея в Москве, 80-е гг. XIX в., восходящая к фрескам галереи собора Новоспасского монастыря).

      Среди произведений второй половины XIX в., связанных с юбилеем Крещения Руси (1888), наиболее выдающимся памятником стал собор св. равноап. кн. Владимира в Киеве (1862-1896, декор интерьера - 1885-1896), чье убранство оказало значительное влияние на развитие поздней иконографии св. Владимира. Основные изображения князя для этого собора были созданы В. М. Васнецовым (икона главного иконостаса рядом с образом княгини Ольги и в паре с иконой св. Александра Невского, сцены Крещения Владимира и Крещения киевлян в крещальне собора, образы св. Владимира, его жены Анны, свв. Бориса и Глеба в композиции «Преддверие рая» в барабане купола). Св. Владимир представлен в императорских одеждах византийского типа, воспроизведенных с большой точностью (туника, плащ-хламида, стемма с пендулиями). На иконе главного иконостаса он показан старцем с длинной седой бородой, в росписях крещальни - как средовек с округлой бородой.

      Для академической иконописи этого периода (в том числе в связи с распространением имени св. равноап. князя среди населения империи) характерны многочисленные отдельные изображения св. князя (по пояс или в рост) на храмовых и домашних иконах, литографированных листах, иногда на пасхальных яйцах. Среди них преобладают два основных иконографических варианта: в одеждах русского образца, в шапке, напоминающей древние княжеские головные уборы или шапку Мономаха (икона, 1897, ГМИР) и в византийских императорских одеждах. Иконы с изображением св. Владимира  на фоне Киево-Печерской лавры и Московского Кремля символизировали преемственность Московской Руси по отношению к Киеву (икона кон. XIX в., ГИМ). В число атрибутов св. Владимира в это время по-прежнему входил крест, иногда свиток с текстом молитвы и лежащие рядом доспехи (хромолитография - Од.: В. С. Тиль и Ко, 1878 (РГБ)). В некоторых произведениях с помощью поз и жестов, характерных для академической иконописи (возведенные горе очи, приложенная к груди рука) особо подчеркивалась молитва равноап. князя за свой народ. Рекомендовалось изображать св. Владимира в «русском типе», с большой бородой, короткими кудрявыми волосами, кафтане, свите, «венце, схожем с шапкой», со свитком с текстом молитвы за новопросвещенный народ (Фартусов. Руководство к писанию икон. С. 353).

Крещение Руси. Икона. 1988 г. (Музей МП «Софрино»)

      Образ св. Владимира оставался довольно распространенным и в традиционном религиозном искусстве XVIII - начала XX в., следуя позднесредневековой иконографии князя: погрудное изображение на миниатюре старообрядческой рукописи Жития равноап. кн. Владимира, исполненной на Выге (ГИМ. Муз. 3031, 1-я треть XIX в.) или написанная О. С. Чириковым икона св. Владимира и московских чудотворцев, поднесенная кн. В. А. Долгорукову от общества кремлевских хоругвеносцев (1890, ГИМ). Но в произведения этого рода иногда проникали элементы иконографии Нового времени: барочная княжеская корона, горностаевая шуба или мантия, тип окладистой бороды без разделения на две пряди. В XVIII-XIX вв. образ св. Владимира вместе со свв. Борисом и Глебом часто встречался на иконах «Собор Киево-Печерских святых» (в центре композиции, символизируя начало русского Православия, укрепленного печерскими преподобными) и «Собора российских чудотворцев» (2 иконы XIX в., ГТГ). На иконе второй половины XIX в. (Новая Карлсбергская глиптотека, Копенгаген) св. Владимир изображен в составе уникального житийного цикла св. княгини Ольги (в сцене ее перезахоронения). Образ св. Владимира был довольно популярен в ростовских эмалевых иконках XIX - начала XX в. и редко встречался в старообрядческом медном литье (литая икона с образами имп. Константина и св. Владимира в частном собрании в Германии - 1000 Jahre Orthodoxe Kirche in d. Rus' 988-1988: Russische Heilige in Ikonen. Recklinghausen, 1988. N 9. S. 14-15).

      Для современной русской иконописи характерно возвращение к средневековой иконографии св. Владимира с такими атрибутами, как городчатый венец или княжеская шапка, шуба или плащ. Образ св. Владимира включен в новые иконографические изводы, созданные русскими иконописцами XX в., напр. икона «Все святые, в земле Российской просиявшие» работы мон. Иулиании (Соколовой) (1920-1930), икона «Крещение Руси» архим. Зинона (1988), где св. князь Владимир. вместе с св. княгиней Ольгой представлен по сторонам св. апостола Андрея, воздвигающего крест на горах Киевских, а ниже изображены святые киевского периода и Крещение народа.

Литература: Срезневский И. И. Древние изображения в. к. Владимира и в. к. Ольги // Древности: Археол. вестн. / МАО. 1867. Янв./февр. С. 1-7; Толстой И. И. Древнейшие рус. монеты Вел. княжества Киевского. СПб., 1882; он же. Древнейшие рус. монеты X-XI вв. СПб., 1893; Петров Н. И. Археол. заметки: Древнейшие изображения св. Владимира // ТКДА. 1887. № 5. С. 64-79; он же. Древние изображения св. Владимира // ТКДА. 1888. № 7. С. 443-462; он же. Древние изображения св. Владимира // Владимирский сб.: В память 900-летия Крещения России. К., 1888. С. 1-20; Петров Н. И., Городецкий М. И. Холмская Русь: Ист. судьбы рус. Забужья. СПб., 1887. С. 6-7. Объясн. к рис. С. 13-14; Цыбульский К. Холмская Русь. Изд. П. Н. Батюшкова. СПб., 1887. [Рец.] // Киев. старина. 1887. нояб. С. 555-556; Лебединцев П. В каком виде могут быть изображены св. равноап. кн. Владимир и св. кнг. Ольга, и имеем ли мы их подлинные изображения? // Там же. 1888. Май. С. 259-264; Смирнов Я. И. Рисунки Киева 1651 г. по копиям их конца XVIII в. // Тр. XIII Археол. съезда в Екатеринославе, 1905. Т. 2. М., 1908. С. 446-455; Айналов Д. В. О некоторых сериях миниатюр Радзивиловской летописи // ИОРЯС. 1908. Т. 13. Кн. 2. С. 307-323; Эртель А. Д. Собор св. кн. Владимира в Киеве. К., 1915. С. 41, 60, 67-68, 72, 75-76; Гусев П. Древнейшая новгородская икона св. кн. Владимира Киевского // Изв. комитета изучения древнерус. живописи. Пг., 1921. Вып. 1. С. 9-12; Орешников А. В. Классификация древнейших рус. монет по родовым знакам // ИАН СССР. VII сер. Отд. гуманит. наук. Л., 1930. № 2. С. 87-112; он же. Денежные знаки домонгольской Руси. М., 1936. С. 28-43, 66-80, 86; Syćev N. P. Sur l'histoire de l'église du Sauveur a Neredicy pres Novgorod // L'art byzantin chez les slaves: 10me rec. dédié à la mémoire de Th. Uspenskij. P., 1932. P. 99-103; Окунева И. Шиферная икона XVI в. // SK. 1936. Т. 8. С. 187-192; она же. Изображения св. Владимира // Владимирский сб. Белград, 1938. С. 197-200; Арциховский А. В. Древнерус. миниатюры как ист. источник. М., 1944. С. 13, 14, 31, 35; Розов Н. Н. Настенные росписи на сюжеты древнерус. лит-ры в Воскресенском соборе в г. Тутаеве // ТОДРЛ. 1956. Т. 12. С. 325-336; Дмитриев Ю. Н. Стенопись Архангельского собора Моск. Кремля: Мат-лы и исслед. // ДРИ. М., 1964. [Вып.:] XVII в. С. 157; Подобедова О. И. Миниатюры рус. ист. рукописей: К истории рус. лицевого летописания. М., 1965. С. 56, 58, 60; Сизов Е. С. Рус. ист. деятели в росписях Архангельского собора и памятники письменности XVI в. // ТОДРЛ. 1966. Т. 22. С. 266-268; Висоцький С. О. Про портрет родини Ярослава Мудрого у Софiйському соборi у Киевi // Вiсник Киïвського ун-ту. 1967. № 8. С. 35-44. (Сер. iсторiï та права; Вип. 1); Свердлов М. Б. Изображение княжеских регалий на монетах Владимира Святославича // ВИД. 1972. Вып. 4. С. 151-159; он же. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI - 1-й трети XIII вв. СПб., 2003. С. 254, 255, 293-296, 301-303; Молчанов А. А. К вопросу о худож. особенностях и портретности изображений на древнейших рус. монетах // ВМУ: Ист. 1973. № 3. С. 72-85; Соколова И. Некоторые замечания по поводу визант. прототипов древнерус. монет // Сообщ. ГЭ. Л., 1975. Вып. 40; Kämpfer F. Das russische Herrscherbild: Von den Anfängen bis zu Peter dem Grossen. Recklinghausen, 1978. S. 23-24, 58, 71, 75, 106-111, 231-232, 242, 245; Маясова Н. А. Памятник шитья моск. великокняжеской светлицы XV в. // ГММК. Мат-лы и исслед. [Вып.] 3: Искусство Москвы периода формирования рус. централизованного гос-ва. М., 1980. С. 62-64, 69-70; Рыбаков А. А. Худож. памятники Вологды XIII - нач. XX в. Л., 1980. Табл. 54-55. С. 307; Смирнова Э. С., Лаурина В. К., Гордиенко Э. А. Живопись Великого Новгорода, XV в. М., 1982. С. 193-198, 319; Сотникова М. П., Спасский И. Г. Тысячелетие древнейших монет России: Свод. кат. рус. монет X-XI вв. Л., 1983; Никитенко Н. Н. Княжеский групповой портрет в Софии Киевской и время создания собора // ПкНо, 1986. Л., 1987. С. 237-244; она же. Русь и Византия в монументальном комплексе Софии Киевской: Ист. проблематика. К., 1999. С. 14-64; Пуцко В. Г. Найдавнiшi зображення св. кн. Володимiра // Правосл. вiсник. 1988. № 7. С. 37-41; Высоцкий С. А. Светские фрески Софийского собора в Киеве. К., 1989. С. 45-46, 78-79, 91-97, 101-102; Радзивиловская летопись. СПб.; М., 1994. Т. 1: Факсим. воспроизв. рукописи. Л. 37-74, 163-163 об.; Т. 2: Текст, исслед., описание миниатюр. № 86-158; Смирнова Э. С. Лицевые рукописи Великого Новгорода, XV в. М., 1994. С. 62, 429-435; она же. Борис и Глеб: Иконография // ПЭ. 2003. Т. 5. С. 58-59; Сотникова М. П. Древнейшие рус. монеты X-XI вв.: Кат. и исслед. М., 1995; Маркелов. Святые Древней Руси. Т. 1. С. 362-377. № 70-71, 79-80, 229; Т. 2. С. 77-78; Опись строений и имущества Кирилло-Белозерского монастыря 1601 г.: Коммент. изд. / Сост. З. В. Дмитриева и М. Н. Шаромазов. СПб., 1998; Янин В. Л., Гайдуков П. Г. Актовые печати Древней Руси X-XV вв. М., 1998. Т. 3 [Печати, зарегистрированные в 1970-1996 гг.]. С. 17; Гладкая М. С. Изображение св. кн. Владимира, Бориса и Глеба в монументальной живописи XVII в. владимиро-суздальских храмов // История и культура Ростовской земли, 1998. Ростов, 1999. С. 124-131; Забелин И. Е. Домашний быт рус. царей в XVI и XVII ст. М., 2000. 2 т.; Бусева-Давыдова И. Л., Рутман Т. А. Церковь Ильи Пророка в Ярославле. М., 2002. С. 68-70. Илл. 57; Попов Г. В. Тема слав. просвещения в миниатюрах Радзивиловской летописи // ДРИ. СПб., 2002. [Вып.:] Византия, Русь, Зап. Европа: искусство и культура. С. 362-375; Самойлова Т. Е. Святые рус. князья в росписи Архангельского собора // Архангельский собор Моск. Кремля. М., 2002. С. 203-204; она же. Тема царской и княжеской святости в росписях Благовещенского собора // Царский храм: Святыни Благовещенского собора в Кремле. М., 2003. С. 32; Рязанцев И. В. Скульптура в России, XVIII - нач. XX вв.: Очерки. М., 2003; Сорокатый В. М. Икона «Князья Владимир, Борис и Глеб с житием Бориса и Глеба» // «И по плодам узнается древо»: Рус. иконопись XV-XX вв. из собр. В. Бондаренко. М., 2003. С. 269-280; Пуцко В. Г. Княжение Владимира Великого по миниатюрам Радзивиловской летописи // ТОДРЛ. 2004. Т. 55. С. 45-57.

А. С. Преображенский

(Публикуется по: Православная энциклопедия. Т. 8. С. 690-718; http://www.pravenc.ru) [10]

[1] Перун (ср. литовск. Perkunas, латышск. Perkons) - славянское продолжение индоевропейского образа громовержца, почитавшегося как дружинное божество. Поэтому подвергать сомнению само наличие «дружинный» компонента в языческом пантеоне Владимира нет оснований. Однако истолкование этого перечня мифологических персонажей во многом проблематично.  - Прим. Н. А. Ганиной.

[2] Поэтому Велес был связан с прорицаниями и смертью, и культ его был более актуален для волхвов, чем для князя и его дружины. - Прим. Н. А. Ганиной.

[3] К сожалению, никаких окончательных выводов по этому перечню сделать невозможно, и все версии остаются лишь гипотезами. - Прим. Н. А. Ганиной.

[4] Ранее англосаксонский король Альфред Великий (ок. 849-899 или 901) в связи с упадком образования в Англии повелел отдавать детей из знатных семей в обучение при монастырских школах. - Прим. Н. А. Ганиной.

 [5] В поздней античности и раннем средневековье исключительным правом чеканки золотой монеты был наделен римский император. Таким образом, собственная чеканка золотой монеты - знаковый шаг для средневекового государства, всегда продиктованный особыми политическими причинами. - Прим. Н. А. Ганиной.

[6] Княжеское имянаречение на Руси домонгольской эпохи, в том числе и во св. Крещении, покоилось на иных основаниях. См. об этом:  Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Выбор имени у русских князей в X-XVI вв. Династическая история сквозь призму антропонимики. М.: Индрик 2005 г. - Прим. Н. А. Ганиной.

[7] Определение принадлежит автору статьи. Применительно к средневековью определение «искусство Украины» является грубой модернизацией, а XVII в., к которому относятся обсуждаемые автором произведения, уже не является средневековьем. - Прим. Н. А. Ганиной.

[8] Аналогичным образом, было бы странно искать «собственно украинскую иконографическую традицию» до XVII в., то есть в древнерусском искусстве средневековья. - Прим. Н. А. Ганиной.

[9] Разумеется, не «украинским» и даже не «малороссийским». - Прим. Н. А. Ганиной.

[10] Раскрытие сокращений, прим., доп. илл. Н. А. Ганиной.