МИФОЛОГИЯ ВЛАСТИ У РЮГЕНСКИХ СЛАВЯН

      Славяне, заселившие остров Рюген не позднее VI в. н.э., не имели «своего» историографа, то есть славянина или потомка славян, который поведал бы миру историю рюгенских князей. Сведения о социальной организации рюгенских славян мы черпаем из «Деяний датчан» Саксона Грамматика (XII в.) и  «Славянской хроники» Гельмольда Босауского (XII в.). Отсутствие у этих авторов каких-либо легенд о происхождении рюгенского княжеского рода, тем более о династических распрях, можно истолковать двояко. На первый взгляд, внутренние дела славян просто не привлекали датского и нижненемецкого хрониста. С другой стороны, Саксон и Гельмольд зачастую вникают в мельчайшие детали политических взаимоотношений западнославянских племен. Потому есть основания полагать, что при родовом строе вопрос о власти у рюгенских славян осознавался иначе и, очевидно, не составлял проблемы. Но это не означает, что идеология и мифология власти вообще отсутствовали. Обращение к источникам показывает, что у рюгенских славян имелись вполне определенные представления о происхождении и основе власти.

      По Гельмольду, руяне (раны, руны) «занимают первое место среди всех славянских народов, имеют короля и знаменитейший храм. Именно поэтому, благодаря особому почитанию этого храма, они пользуются наибольшим уважением и, на многих налагая дань, сами никакой дани не платят, будучи неприступны из-за трудностей своего месторасположения. Народы, которые они подчинили себе оружием, принуждаются ими к уплате дани их храму. Жреца они почитают больше, чем короля. Войско свое они направляют, куда гадание покажет, а одерживая победу, золото и серебро относят в казну бога своего, остальное же делят между собой» [Chron. Slav. I, 36; Гельмольд 1963, 100].

      Согласно традиции поморян, верховная власть имеет сакральную основу. Более того, полабские славяне при обострении политической ситуации прямо ссылаются на древний авторитет сакральной власти: «В те дни произошло великое движение в восточной части славянской земли, где славяне вели между собой внутреннюю войну...  Между ними  начался великий спор о первенстве в храбрости и могуществе. Ибо ратари и доленчане желали господствовать вследствие того, что у них имеется древнейший город и знаменитейший храм, в котором выставлен идол Редегаста, и они только себе приписывали единственное право на первенство потому, что все славянские народы часто их посещают ради [получения] ответов и ежегодных жертвоприношений...» [Chron. Slav. I, 21; Гельмольд1963, 73].

      Идея сакральной основы могущества рюгенских славян отражена у Гельмольда всюду, где заходит речь о значении острова: руяне  - «самое сильное среди славян племя, единственное, которое имеет короля [rex]. Без их решения не может быть совершено ни одно общественное дело. Их боятся так по причине особого расположения к ним богов или, скорее, идолов, которых они окружают гораздо большим почетом, чем другие славяне»¹ [Chron. Slav. I, 20; Гельмольд 1963, 37-38],  «Святовит, бог земли руянской, занял первое место среди всех божеств славянских, светлейший в победах, самый убедительный в ответах. Поэтому и в наше время не только вагрская земля, но и все другие славянские земли посылали сюда ежегодно приношения, почитая его богом богов. Король же находится у них в меньшем по сравнению с жрецом почете. Ибо тот тщательно разведывает ответы [божества] и толкует узнаваемое в гаданиях. Он от указаний гадания, а король и народ от его указаний зависят» [Chron. slav. II, 12; Гельмольд 1963, 236-237].

      Таким образом, рюгенские славяне и их соседи осознавали свое государственное устройство как издревле установленную теократию. Возможно, внутри нее намечались тенденции к симфонии, ибо рюгенский князь отнюдь не был беспомощным ставленником жрецов. Ср.:  «Князем же у руян был в это время благородный муж Яромир, который, услышав о почитании истинного Бога..., с охотой принял крещение, приказывая всем своим также обновиться с ним через Святое Крещение... Он привлек... народ к обращению в новую веру отчасти ревностной проповедью, отчасти же угрозами, будучи от природы жестоким» [Chron. Slav. II, 12; Гельмольд 1963, 236].

      Какие подтверждения идеи о сакральной природе верховной власти можно найти в традиции рюгенских славян? Обратимся к автохтонной символике. Рельефы на поморских камнях, ранее считавшиеся изображениями Святовита, ныне убедительно интерпретируются как надгробные плиты рюгенских князей переходной эпохи (конец XII - начало XIII в.) [Holtz 1966]. Между тем фигура, изображенная на этих рельефах, держит в руке рог для питья, известный как основной атрибут Святовита (рог с медом, раз в году наполняемый жрецом) - ср. камень из Альтенкирхена (Рюген) или сильно испорченный последующими переделками камень из Бергена (Рюген). Божество и князь объединены у поморян одним символом власти. Особое значение в этом свете приобретает история двух рогов для питья, принадлежавших померанскому герцогу Вартиславу V, наследнику поморских князей: в 1364 г. Вартислав своей рукой убил на охоте зубра и приказал оправить его огромные рога в серебро и золото. Один из рогов был пожалован церкви в Каммине, «дабы его сохраняли там, как святыню» [Hering 1832, 373], а другой остался в герцогском роду.

      Другим важным символом сакральной власти является станица (поморск. *stanica) - знамя, находившееся в деревянной храмовой крепости Святовита на Арконе. Сообщение Саксона об этом знамени буквально вклинивается в обстоятельное описание осады Арконы 14-15 июня 1168 г.: «Между тем горожане загородили ворота крепости, чтобы их труднее было взять, огромными глыбами, собранными в груду, к тому же скрепив их дерном, и получили от своих трудов  такую уверенность, что защищали башню, которая находилась над воротами, лишь посредством знамен и знаков [signis tantum aquilisque]. Между коими величиной и цветом выделялась Станица [Stanitia], которая окружена таким поклонением народа руянского, что обладала величием почти всех богов.  Ибо неся ее перед собой, имели они позволение посягать на человеческое и божеское имущество, и ничто из того, что было им угодно, не было недозволенным: могли они опустошать города, низвергать алтари, уравнивать закон и беззаконие, разором и огнем разрушать все жилища Рюгена, и таково было допущение суеверия, что власть малого знамени превосходила царскую власть знатных мужей. И наказуемые воздавали тому знаку почести, словно божественному оружию [gestamen - ноша, оружие, украшение], воздавая за службу ущербом, за беззаконие повиновением' [Gesta Dan.XIV, 39; пер. Н. Г.].

  В словаре В. И. Даля значение слова станица определяется как 'стая или стадо, табун, гурт, вереница, руно; однородные животные в сборе, во множестве, толпой; толпа, гурьба, ватага народу' («Жена, что лебедь-птица, вывела детей станицу (вереницу); Волки зимой станицами бродят. Гуси станицами летают. По осени я наткнулся на станицу змеиную»),  тул. 'притон, приют, стан, табор, становище общества, братства, ватаги, шайки, особенно казачье поселенье', донск. стар. 'посольство, депутация, выборные представители, по наряду' («С Дону в Москву станица пришла»),  'казачий отрядец, на какие делились казаки для исполнения службы', тж. 'один клирос, половина церковного хора, разряд певчих, по достоинству их'. Станичник - 'казак', у Кирши Данилова в значении 'разбойник, член удалой вольницы,                 Славянский камень в Альтенкирхене

стана, шайки, притона воровского', твер. бран. 'буян, своевольник' [Даль 1980, IV]. Cтаница на юге России - изначально отряд конной разведки, станичники - воины такого разведывательного отряда. Интересно, что слово станичник употреблялось у казаков также как вежливая форма обращения, в значении «господин», «пан» [Губарев 1970]. 

    
      Все эти данные позволяют заключить, что славянская станица изначально представляла собой мужской сакральный боевой союз. У рюгенских славян он был освящен культом Святовита. Из сообщения Саксона Грамматика явствует, что такой союз (отряд) был наделен исключительными полномочиями - правом ведения священной войны под  особым знаменем.
      Каким был цвет рюгенской станицы? Саксон, бывший очевидцем событий или писавший со слов очевидцев, говорит, что знамя «выделялось цветом» (colore), из чего можно заключить, что оно было красным. Именно красным было знамя легендарной   разбойницы Стины (< *Stana?), впоследствии действовавшей в Поморье, под                                                                                                                                                                    Славянский камень в Альтенкирхене. Прорись

Волином [Haas 1918, 51]. Ср. в связи с этим чьрленъ стягъ «Слова о полку Игореве» и красный боевой стяг Карла Великого. Помимо прагматики красного как опознавательного знака, это цвет войны и крови (в архаическую эпоху члены боевых союзов могли быть побратимами, по обряду смешавшими свою кровь). Важно отметить еще одно значение: красный - цвет огня. Яловцы (значки) воинских шлемов в «Сказании о Мамаевом побоище» сравниваются с «пламенем огненным». В описании рюгенской станицы упоминается сожжение жилищ в ходе сакральной карательной вылазки. Временное упразднение профанных законов также подобно действию «очистительного огня». Потому в  рюгенской станице следует видеть отражение индоевропейского культа священного огня, громовержца и боевой дружины. Наиболее полную генетическую параллель здесь представляет древнеиндийский Рудра (ср. др.-инд. rudhirás 'красный'< и.-е. *rudhro- 'красный'), образ-континуанта индоевропейского громовержца², отец марутов, богов бури, священной дружины верховного божества.

      Таким образом, согласно верованиям рюгенских славян, отраженным в хрониках, власть имела божественное происхождение и сущностно принадлежала божеству. Реликты автохтонной символики позволяют реконструировать два типа сакральной власти, равно возводимых к Святовиту, но соотносящихся как своего рода «десница» и «шуйца»: 1)  мирная, «медовая» власть Святовита и князя (рог с медом: изобилие, плодородие, закон); 2) боевая, «огненная» власть Святовитовой станицы (красный боевой стяг: гроза, разрушение, священное упразднение закона).


                                                      Литература:

1. Гельмольд. Славянская хроника. / Пер. с лат. и прим. Л. В. Разумовской. М., 1963.
2. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. IV. М., 1980.
3. Казачий исторический словарь-справочник. / Сост. Г.В. Губарев, ред.-изд. А.И. Скрылов. Сан Ансельмо (Калифорния), 1970. Электронная версия: http://www.cossackdom.com/enciclopedic/encyclopedic.htm
4. Трубачев О.Н. Мысли о дохристианской религии славян в свете славянского языкознания (по поводу новой книги: L. Moszyński. Die vorchristliche Religion der Slaven im Lichte der slavischen Sprachwissenschaft. Köln; Weimar; Wien: Bühlau Verlag, 1992) // Трубачев О.Н. Труды по этимологии. Слово. История. Культура. Т. 2. М., 2004. С. 423-441.
5. Haas A. Arkona im Jahre 1168. Bergen auf Rügen, 1918.
6. Hering H. Das Trinkhorn Herzog Wartislaw's V. // Baltische Studien 1832. Bd. 1. S. 372-379.
7. Holtz A. Die pommerschen Bildsteine // Baltische Studien. 1966. Bd 52. S. 7-30.

Впервые опубликовано в изд.: Предания и мифы о происхождении власти эпохи Средневековья и раннего Нового времени. XXV конференция памяти В. Д. Королюка. М.: «Индрик», 2010. С. 35-40.

Фото автора.

_____________________________________________________________                                               ¹ По указанию Л. В. Разумовской, в этом контексте Гельмольд цитирует Адама Бременского («Деяния архиепископов Гамбургской церкви», IV, 1).
² Впоследствии Рудра стал одной из граней образа Шивы.