Как они ЕГО жгли
Ищущие найдут.
Григорий[1].
Неправда поможет открыть правду.
о. Николай Гурьянов.
Жертва «необходимая»
Убийство Друга Царственных Мучеников Григория Ефимовича Распутина-Нового до сих пор остается не только не расследованным, но и не изученным как подобает. Удачный анализ его духовной сути в книге Т. Гроян «Мученик за Христа и за Царя Григорий Новый» (М. 2000) лишь подчеркивает эту нашу нищету. В самом деле, нельзя же строить представление о преступлении на основе даже не показаний, а воспоминаний убийц, ставящих целью, по крайней мере, замести оставшиеся еще, возможно, следы их преступления. До сих пор, по словам А. А. Вырубовой, это преступление остается «одной из самых темных страниц в истории русского общества»[2].
Между тем, сама важность выверенного исследования этой темы вытекает из того непреложного факта, что убийство Царского Друга послужило не только прологом свержения Самодержавия, но включило механизм самоуничтожения Российской Империи. Сами «изверги» (определение Государя) ведали, что творили. В. М. Пуришкевич в ночь убийства так и сказал, что то была «первая пуля революции»[3]. Другой оставшийся за кадром соучастник убийства, друг князя Ф. Ф. Юсупова, начальник английской секретной миссии в Петербурге[4] английский еврей С. Хор[5], пытаясь позднее оправдываться, ссылаясь на якобы совершенную заговорщиками досадную ошибку, указывал, тем не менее, четкое место преступления в закономерно последовавшем вслед за ним крушении союзной Великобритании Державы, причем на завершающем этапе войны (когда Россия, как мы знаем, уже принесла все необходимые Западу жертвы, а расплачиваться за них у последнего не было никакого желания).
«Я глубоко ошибался, - писал Хор, - полагая, что это убийство уничтожит "темные силы". Я не понял, какую опасность представляет такой неожиданный удар, нанесенный скрипучим колесам государственного аппарата. Политическое положение приняло такой оборот и общественное мнение достигло такого болезненного возбуждения, что неизбежно такое событие должно было увеличить болезнь страны, вызвать еще большие страсти. Повторялась старая история «ожерелья Королевы» и убийства герцогини де Прален. Когда политический кризис назрел, нет ничего более опасного, как преступление или политический скандал. В тот самый момент, когда надо было усилить авторитет власти, а не ослабить его, произошел взрыв, который поколебал до самых оснований структуру власти»[6].
Хор, несомненно, лукавил. Последствия акции ему были прекрасно известны. Свидетельство тому его донесение в Великобританию по линии разведки, направленное на следующий день после преступления 1 января 1917 г. (н. ст.): «Ранним утром в субботу, 30 декабря, в Петрограде совершено одно из тех преступлений, которые из-за своего масштаба пятнают благоограниченные законы этики и из-за своих последствий меняют историю поколения»[7].
Место убийства Г. Е. Распутина в духовном осмыслении последовавших за тем событий четко сформулировал еще в 1990 году один из глубоких современных исследователей А. А. Щедрин (Николай Козлов), труды которого по историософии нашего времени, к сожалению, известны лишь узкому кругу читателей: «Но как же похожа эта смерть-предсказание на блаженную кончину Царственных Мучеников, в точности повторивших таинственный смертный путь своего Друга! То же нисхождение в зловещий подвал, тот же труп убитой собаки, подбрасываемый рядом с Их Честными Телами, то же сожжение окровавленных одежд, перезахоронение и сожжение тел. И те же попытки изуверов вот уже на протяжении 70-ти лет всеми способами и средствами скрыть, затемнить картину происшедшего на месте убиения, несмотря на казалось бы достаточное количество свидетельских показаний и улик, продолжающую оставаться неясной»[8].
Далее автор справедливо обращал особое внимание на «подробности имеющих ритуально-мистический характер событий, в которых отражается лицом к лицу происходящее столкновение Добра и Зла»[9].
В полной мере мы ощутили это, когда, опираясь на доступные любому интересующемуся опубликованные источники, предприняли специальное исследование истории осквернения в первые пореволюционные дни могилы Г. Е. Распутина и сожжения его тела изуверами.
Из хроники марта 1917 г.
2 марта, по приказу министра юстиции временного правительства А. Ф. Керенского, в Сергиевом Посаде была уничтожена большая часть тиража (из пяти тысяч уцелело лишь шестьсот экземпляров) отпечатанной в январе 1917 г. в типографии Свято-Троицкой Сергиевой Лавры книги С. А. Нилуса «Близ есть, при дверех. О том, чему не желают верить и что так близко», включающей известные Протоколы Сионских мудрецов, стоявшие как кость в горле выползающему из норы жидовскому синедриону[10]. Жгли книги и в Петрограде. «В конце февраля 1917 г., - вспоминал Н. Д. Жевахов, - в Петербург прибыло из Москвы два вагона последнего издания «Протоколов», выпущенного С. А. Нилусом в январе 1917 года. Книги были немедленно конфискованы и уничтожены, и при последующих обысках революционная власть, представляемая еврейчиками и ротою солдат с телячьими выражениями лиц, искала не столько оружия, якобы скрытого, и следов контрреволюционной деятельности, сколько этой страшной евреям книги С. А. Нилуса, разоблачавшей и обличавшей их тайны»[11].
4 марта - «министр юстиции Керенский приказал дело об убийстве Распутина прекратить, а кн. Юсупову, гр. Сумарокову-Эльстон и [Вел.] Кн. Дмитрию Павловичу (участникам убийства Распутина) разрешить возвратиться в Петербург»[12]. Заметим, что указ об «общей политической амнистии» был утвержден временщиками лишь через два дня, 6 марта[13].
Сразу же после оставления Государем Престола, по личному указанию Керенского, покушавшуюся на жизнь Г. Е. Распутина 29 июня 1914 г. в с. Покровском сызранскую мещанку Х. Гусеву из психиатрической лечебницы велено было отпустить. Медицинское свидетельство, выданное ей перед освобождением, свидетельствовало о полной вменяемости «сумасшедшей», признанной таковой менее чем за два года до этого «авторитетной» комиссией. Причем вышла она на свободу не просто так, а получив «охранную грамоту», почетный, так сказать, диплом:
27 марта 1917.
УДОСТОВЕРЕНИЕ
Предъявительница сего есть освобожденная из-под стражи, по распоряжению Временного правительства, покушавшаяся на убийство Распутина - Хиония Кузьминична Гусева.
Тобольский губернский комиссар
ПИГНАТТИ[14].
Связка фактов, согласитесь, говорящая о многом...
Нет, никого и ничего не забыл «душка Керенский».
Итак, во всех перечисленных случаях инициатором выступало одно и то же лицо - Александр Федорович Керенский, на совести которого был также арест Государя и Его Семьи, отправка Их в Тобольск - то есть завязывание того узла, который, по словам его собрата по масонской ложе, управляющего делами временного правительства В. Д. Набокова, был «разрублен» в Екатеринбурге в июле 1918 года[15].
При этом нужно учитывать, что ни одному слову этого человека просто так верить нельзя. Необходимо всегда иметь в виду, так сказать, контекст. Приведем один лишь пример.
Начало марта 1917 г. А. Ф. Керенский выступает в Москве...
«Из толпы рабочих раздались возгласы:
- Почему Николаю II позволено разъезжать по России? Кто верховный главнокомандующий?
- Я только что об этом хотел сказать вам, товарищи, - подхватывает А. Ф. Керенский.
И коротко и ясно заявляет:
- Николай Николаевич [Великий Князь] верховным главнокомандующим не будет. А что касается Николая II, то бывший Царь сам обратился к новому правительству с просьбой о покровительстве. Сейчас Николай II в моих руках, в руках генерал-прокурора! И я скажу вам, товарищи: русская революция прошла безкровно, и я не хочу, не позволю омрачить ее. Маратом русской революции я никогда не буду... Но в самом непродолжительном времени Николай II под моим личным наблюдением будет отвезен в гавань и оттуда на пароходе отправится в Англию...
Раздаются клики «ура», бурные рукоплескания»[16].
А вот на ту же тему, но уже в другой обстановке и с другим человеком, адвокатом Н. П. Карабчевским (1851-1925) - масоном, защищавшим многочисленных революционеров (Брешко-Брешковскую, Гершуни; Сазонова, убийцу Плеве), а в 1913 г. М. Бейлиса на известном киевском процессе по делу об убийстве православного отрока Андрюши Ющинского.
Итак, буквально в те же первые дни марта 1917 года, но уже в Петрограде министр юстиции А. Ф. Керенский явился в Совет присяжных поверенных посоветоваться с «партийными его товарищами», раздать назначения. Н. П. Карабчевскому он предложил пост сенатора уголовного кассационного департамента. Николай Платонович вежливо отказался:
«- Нет, А. Ф., разрешите мне остаться тем, что я есть, адвокатом, - поспешил я ответить. - Я еще пригожусь в качестве защитника...
- Кому? - с улыбкой спросил Керенский. - Николаю Романову?..
- О, его я охотно буду защищать, если вы затеете его судить.
Керенский откинулся на спинку кресла, на секунду призадумался и, проведя указательным пальцем левой руки по шее, сделал им энергичный жест вверх. Я и все поняли, что это намек на повешение.
- Две, три жертвы, пожалуй, необходимы! - сказал Керенский, обводя нас своим, не то загадочным, не то подслеповатым взглядом, благодаря тяжело нависшим на глаза, верхним векам.
- Только не это, - дотронулся я до его плеча, - этого мы вам не простим!.. Забудьте о французской революции, мы в двадцатом веке, стыдно, да и безсмысленно идти по ее стопам[17]...
Почти все присоединились к моему мнению, и стали убеждать его не вводить смертной казни в качестве атрибута нового режима.
- Да, да! - согласился Керенский. - Безкровная революция, это была моя всегдашняя мечта...»[18]
Собрат по масонской ложе министра юстиции оказался проницательнее его. По словам Карабчевского, сам Керенский через некоторое время «обмолвился»: «Беда мне с этим Николаем II-м, Он всех очаровывает»[19].
Как опытный юрист, Н. П. Карабчевский вполне понимал неосуществимость «требования момента»: «Надо "разоблачить короля" перед всем мiром[20] и убить его в сознании всех современников»[21].
«Когда временное правительство, - пишет Николай Платонович[22], - после значительных колебаний, установило своим декретом отмену "навсегда" смертной казни, я искренно желал, чтобы отрекшегося Царя предали суду. Его защита могла бы вскрыть в Его лице психологический феномен, перед которым рушилось бы всякое обвинение... А, вместе с тем, какое правдивое освещение мог бы получить переживаемый исторический момент. Нерешительность Государя именно в нужные моменты, и, наряду с этим, упрямая стойкость точно околдованного чей-то волей человека, были его характерными чертами. Будь Царица при Нем в момент Его отречения, отречения бы не последовало.
И, кто знает, не было бы это лучше для Него и для России. Его, вероятно, убили бы тогда же[23], и Он пал бы жертвою, в сознании геройски исполненного долга. Но престиж Царя, в народном сознании, остался бы неприкосновенным. Для огромной части населения России феерически быстрое отречение Царя, с последующим третированием Его, как последнего узника, было сокрушительным ударом самому царизму.
Вся дальнейшая, глубоко печальная участь Царя и Семьи Его[24], которою Он дорожил превыше всего, возвышает Его в моих глазах, как человека, почти до недосягаемой высоты.
Сколько смирения и терпеливой кротости, доходящих до аскетического самобичевания! [...]
...Человек, способный, по отзыву всех к Нему приближавшихся, чаровать людей, человек, сохранивший все Свое Царственное достоинство при всех неслыханных испытаниях, человек-мученик до конца, безпощадно убил Царя.
В каком виде воскреснет когда-нибудь Его образ в народном сознании, - трудно сказать. На могилу Павла I-го до сих пор несут свои мольбы о затаенных нуждах простые люди, и чтут Его, как "Царя-Мученика".
Мученика, может быть, даже святого, признают и в Николае II-м. В русской душе ореол мученичества есть уже ореол святости.
Но станут ли в Нем искать Царя?..
И не навсегда ли упала на землю, и по ветру покатилась, по "Святой Руси", искони "тяжелая шапка Мономаха"?»[25]
О том же, кстати, свидетельствовал и другой масон, первый и последний министр исповеданий временного правительства А. В. Карташев. В октябре 1921 г. он заявил о том, что Император Николай Александрович должен быть канонизирован как святой[26].
Однако вернемся к Керенскому. Именно этот неусыпный страж Царственных Мучеников не забыл и Их усопшего Друга.
Следует определенно заявить, что именно по прямому указанию министра юстиции и с одобрения прочих временщиков был совершен акт осквернения могилы. При этом было совершено святотатство: из гроба украли, а впоследствии продали икону Божией Матери. Преступники открыто глумились над телом православного, уже представшего на суд Божий. Наконец, тело кощунственно сожгли. Обо всем этом открыто писали газеты, смакуя грязные подробности. Всё это Великим Постом... И... никаких протестов со стороны церковной иерархии, Св. Синода, насколько известно, не последовало... Впрочем, также как и в связи с арестом и содержанием под стражей Православного Царя, Царицы, Наследника Цесаревича (тяжко больного мальчика), юных Царевен... (Так чего же мы хотим после всего этого, православные?!!)
Но на сей счет существовали (не будем говорить о государственных) законы церковные. 66-е правило св. Василия Великого, например, «повелевает на десять лет отлучать от святого причащения раскапывающего гробы (т. е. того), кто открывает гробы и похищает то, что кладется с мертвыми»[27]. Осуждение гробным татям содержится и в 7-м правиле св. Григория Нисского. В алфавитной Синтагме Матфея Властаря читаем: «Раскапывающие гробы и обнажающие тела умерших, если делают это с оружием в руках, подвергаются смертной казни; а если без оружия, - ссылаются в рудники. Раздевающие мертвых во гробах должны быть наказываемы отсечением рук. Передвигающие останки или кости, - если простые люди, подвергаются крайнему наказанию, а если знатные, то заточаются или ссылаются в рудники. Останки умерших не должно осязать или раздевать [...] Никто не должен без царского повеления переносить человеческое тело в другое место»[28].
Всё это в полной мере относится и к «героям» нашего повествования. И если по изворотливости преступников, нерадивости и лукавству тех, кому было положено от Господа надзирать за порядком, они смогли избежать земного осуждения, то неотвратимый, неподкупный и справедливый Суд Божий не дано обойти никому.
Журналистский рейд
Буквально через несколько дней после переворота, - рассказывал ведавшему уголовным розыском Российской Империи А. Ф. Кошко прокурор Петроградского окружного суда Ф. Ф. Нандельштедт[29], - тот «заехал в министерство юстиции, где в приемной у Керенского застал немало публики. Каково было его удивление, когда среди присутствующих он заметил и Пуришкевича. Последний, одетый в походную форму, галифе и френч, с Владимiром с мечами на шее, расхаживал по приемной, дожидаясь своей очереди. У прокурора мелькнула мысль, уж не думает ли Пуришкевич занять какой-нибудь пост в министерстве юстиции? Но, наведя справку у начальника отделения, узнал, что Пуришкевич приезжал к Керенскому все по тому же делу Распутина. В каких тонах велась беседа этих двух политических полюсов[30] - неизвестно, но следствием ее было распоряжение временного правительства о полном прекращении дела...»[31]
Таким образом, интерес министра юстиции временного правительства к Распутину отличался многогранностью: он и неудавшуюся убийцу не забыл, и дело об удавшемся убийстве прекратил, и до самой могилы добрался[32].
«...Тот, - читаем в не без пафоса написанной газетной статье того времени, - кто имеет право и обязан охранять спокойствие народа, распорядился раз навсегда избавить толпу от соблазна и перечень святых [sic!] от непрошеного нового имени. В этом смысле были даны инструкции очень энергичному комиссару»[33].
Об «энергичном комиссаре» мы поговорим позднее. Пока же отметим, что имя Керенского в связи с акцией в Царском Селе практически нигде не упоминалось (хотя намек в цитированном нами отрывке вполне прозрачен). Как юрист, он понимал, что с точки зрения права любой страны и законов любого времени совершает преступление. Вот почему обо всех обстоятельствах этого дела он вполне определенно молчит в своих многочисленных мемуарах, выходивших в разное время на Западе. Молчат об этом, кстати, и все прочие «февралисты»...
Вот почему и определенная часть осторожничавшей прессы старалась не писать о преднамеренномвыкапывании гроба, предпочитая подчеркивать фантастическое обнаружение его на поверхности, не связанное с преступным действием...
«6-го марта, - сообщал «Петроградский листок», - в заседании царскосельского временного комитета новый комендант Царского Села подполковник В. М. Мацнев доложил, что в Александровском парке проходившими солдатами, неподалеку от здания фотографии, найденстоявший на поверхности земли. металлический гроб,
- Как мне поступить с этим гробом? - спрашивал В. М. Мацнев.
Некоторые из членов комитета заявили, что необходимо выяснить, что это за гроб и что в нем находится.
Решено было сообщить о находке новому главнокомандующему ген.-лейт. Корнилову и предоставить ему разрешить вопрос, что делать с гробом.
Большинство царскоселов убеждено, что в гробе находится тело Распутина, погребенного в Царском Селе»[34].
«Петроградскому листку» вторил «Вечерний курьер», описывавший, что ведший поиск капитан Климов (о нем речь впереди) «с большими осторожностями открыл часовню. Здесь оказалсябыла открыта. В гробу лежал Распутин; тело оказалось набальзамированным. В гробу лежал образ»[35]. металлический гроб, верхняя крышка которого
Газетчики намеренно путали место, откуда исходил приказ, старались подчеркнуть спонтанность решения о сожжении (так, мол, получилось): «Петроградское градоначальство [!] сперва решило удалить гроб из пределов Царского Села и даже Петрограда, а затем неожиданно, в силу сложившихся обстоятельств, решило просто сжечь труп, и тем навсегда положить конец распутинской истории»[36].
Характерно, что Распутиных, которые могли протестовать против беззакония и находившихся в то время Петрограде, на всякий случай арестовали[37].
Единственная известная публикация на эту тему, где без обиняков называется имя «автора» акции, - опубликованный в 1926-1927 гг. в СССР очерк Е. И. Лаганского «Как сжигали Распутина».
Странная сама по себе была эта публикация. Со смыслом. Небольшая по объему (всего две с половиной странички), она была намеренно растянута на два номера. На обложке первого из них в верхнем правом углу - ставшие к тому времени привычными «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Ниже название журнала и дата: «№ 52 (196). 26 декабря 1926 г.» Далее крупным шрифтом шапка: «РАСПУТИНСКИЙ ЮБИЛЕЙ». Под ней во всю полосу - фотография (во всяком случае, если и являющаяся таковой, то с весьма грубыми подрисовками). Под ней подпись: «ЦАРИЦЫНО ЧАЕПИТИЕ. В эти дни исполнилось ровно десять лет со дня гибели самой характерной фигуры царского режима - Григория Распутина. Последний временщик Романовых кончил на святках прорубью в Неве... и самодержавный строй пережил его на десять недель. Перед нами интересный, редкий, впервые публикуемый снимок. Он воспроизведен с маленького оригинала, принадлежавшего лично Александре Романовой, а ныне хранящегося в Московском Центральном архиве Октябрьской революции. Справа от Распутина - сама царица, угощающая "нашего Друга" (она всегда писала это слово с прописной буквы), "Божьего человека". Кругом - царские дети. Снимок относится к 1907-1909 гг.» Второй номер, в котором было окончание публикации (1927. № 1), перекидывал, в понимании анонимных советских идеологов, мостик от убийства Распутина к революции. Напомним, что главным редактором журнала был М. Е. Кольцов (Фридлянд) (1898-1942), во время февральского переворота завсегдатай Таврического дворца, а позднее со страниц большевицкой прессы воспитывавший не одно поколение в духе ненависти и презрения к «косопузой» Руси.
Однако обратимся к самому очерку Е. И. Лаганского, который в нем пишет:
«Первые дни февральской революции! Газеты не выходят. «Известия Совета Р. Д.» еще не появились. Организовавшийся при Гос. Думе комитет журналистов выпускает свои «Бюллетени» чисто информационного характера.
В помещение комитета часто заходили члены Думы и временного правительства, поддерживая с журналистами тесную связь.
В первые дни революции, примерно 3-4 марта, комитет посетил "сам" Керенский, заявивший, что он пришел побеседовать "по весьма деликатному делу".
Временное правительство было озабочено, по словам Керенского, точным установлением места погребения убитого в декабре 1916 г. Г. Е. Распутина-Новых.
Труп Распутина был после убийства брошен в Невку, затем извлечен оттуда, таинственно увезен куда-то и где-то похоронен.
По этому поводу в городе ходили самые невероятные слухи. По одной версии, он был похоронен верными слугами Царицы на одном из петроградских кладбищ, по другой - увезен для той же цели на родину, в село Покровское Тобольской губернии, по третьей - в Царское Село, по четвертой - чуть ли не хранился, как драгоценная реликвия, набальзамированным, в личных апартаментах Царицы.
Временное правительство опасалось, как бы впоследствии обнаруженная могила Распутина не превратилась в место религиозного паломничества, и чтобы память о нем не была превращена черной сотней в легенду.
- Труп Распутина, - говорил А. Ф. Керенский журналистам, - нужно было, во что бы то ни стало, тихо, без шума найти и уничтожить. Поручить эту ответственную и деликатную работу профессиональным агентам розыска, еще преданным свергнутому самодержавию, временное правительство считало невозможным, а потому и обратилось к представителям печати с просьбой взять это щекотливое поручение на себя, сохраняя абсолютную тайну»[38].
Итак, новая власть обратилась к представителям, по В. В. Розанову, «нашей кошерной печати», которая в течение нескольких последних лет, не переставая, вела травлю Г. Е. Распутина и систематически клеветала на него. Просматривая газеты того времени, можно установить состав группы журналистов («комиссаров временного правительства»[39], как они сами называли себя), отправившихся на поиски могилы Старца: Е. Лаганский («Русская воля»), Л. Богуцкая[40] («День»), В. Филатов («Русское слово»).
Газетчики начали поиск с последнего известного по материалам той же печати места пребывания тела Григория Ефимовича - Чесменской богадельни (Инвалидного дома Императора Николая II). Известно даже точное время приезда их туда: «в ясный, солнечный, морозный день 8 марта 1917 г.»[41]. Были опрошены журналистами начальник ее генерал Волховский и старший врач (но, обратите внимание, как!): «Генерал и врач закончили свои воспоминания. Это все, что можно было от них добиться просьбами и угрозами. Куда отвезли тело, они не знали и клятвенно заверяли меня в этом. Это было похоже на правду, т. к. если даже епископа Исидора, ближайшего распутинского друга, не допустили к "святым мощам", то трудно было предположить, чтобы незначительные в глазах придворной камарильи фигуры, как начальник богадельни и ее старший врач, были посвящены в тайну 21 декабря 1916 г.
Последнее признание генерала было:
- Клянусь, что санитарный автомобиль с телом старца, выехав за ворота богадельни, на Московское шоссе, повернул налево. Больше ничего не знаю.
"Налево" - значит, к Царскому Селу»[42].
«Под впечатлением всего слышанного, - пишет Е. Лаганский, - я выезжаю на Московское шоссе и после краткого раздумья тоже беру налево - по следам трупа. У ворот богадельни я улыбаюсь при виде нескольких дворников, торопливо старающихся прикрепить красные флаги к решетке ограды, дабы "комиссар временного правительства" доложил, кому следует, что Чесменская богадельня с ген. Волховским во главе 8 марта 1917 г. решительно перешла на сторону нового правительства»[43].
«Шестидесятисильный студебеккер автобазы Гос. Думы, бешено помчал меня в Царское Село, по туманным следам трупа»[44].
Прежде чем продолжить рассказ о поисках могилы Г. Е. Распутина, отметим, что само сокрытие ее места, произведенное по указанию Государя, желавшего оградить Свою Семью от нахального вмешательства посторонних в Их частную жизнь, послужило основой множества легенд, одновременно появлявшихся на столбцах газет, редакторы которых вкупе с авторами статей нисколько не смущались содержащимися в них взаимоисключающими сведениями.
Не будем повторять все эти грязные выдумки[45], не так давно воспроизведенные в журнале «Русь» Виктором Герасимовым[46]. Особый интерес представляет для нас, пожалуй, лишь факт распространения клеветнических измышлений супругой председателя Государственной думы Анной Николаевной Родзянко (урожденной кн. Голицыной). В письме княгине З. Н. Юсуповой, матери одного из убийц Распутина, 7 января 1917 г. (т. е. еще до переворота!) она доверительно сообщала о том, что Государыня «ходит на могилу [Г. Е. Распутина] и каждый день находит ее couverte d'ordures[47]»[48].
На основе подобного рода «фактов» небезызвестный Г. Т. Рябов[49] задумал снимать фильм. «Его труп, - пишет он в своей последней книге, - не оставили в покое и после смерти. Нашли склеп, вытащили, проволокли, в чем мать родила, мимо окон Императрицы.
Я снимал эту сцену в Александровском дворце, на местах событий, когда разъяренная "революционная толпа" потащила покойника, две девицы - они стояли возле меня - посмотрели озлобленно и вдруг истерично захохотали.
- Что вы смеетесь? - удивленно спросил я.
Одна подавилась истерической спазмой:
- Ты... Сволочь... Ты что тут врешь?! Никто никогда его не волок! Это жидовские байки!»[50]
По форме, может быть резковато, а по сути-то ведь верно. Впрочем, судите сами...
Тропинка капитана Климова
«Прибыв в б. резиденцию Николая Романова, - продолжает свои воспоминания Е. И. Лаганский, - я решил сделать официальный визит начальнику гарнизона, полковнику Кобылинскому[51].
Мой вопрос его несколько удивил, но не надолго.
- Что? Могила Распутина? Да кто ее знает?
Я вспомнил еще об одном визите - коменданту города, подполковнику Мацневу.
Я встретил его уже на улице, покидавшего свое управление. Он торопился куда-то, рассеянно выслушал меня и сказал:
- Да вы лучше всего к капитану Климову. Он этим делом тоже интересуется.
К нам подошел и звякнул шпорами, вместо «здравствуйте», капитан Климов - небольшого роста, розовый, кругленький человек, в форме артиллерийского офицера»[52].
В первой газетной статье в марте 1917 г. Е. Лаганский был лаконичней: «Царское Село. Случайно встречаю Климова, нового командира старой части - воздушной батареи для охраны Императорской резиденции. Я у первоисточника: только что его стараниями обнаружена и разрыта могила Распутина»[53].
Приведем далее свидетельства журналистов, основывавшихся на рассказах капитана Климова, о том, как было обнаружено местонахождение могилы Григория Ефимовича.
«Капитан Климов задолго до революции служил в воздушной батарее для охраны Императорской резиденции, командиром которой был непопулярный среди солдат полковник Мальцев[54]»[55].
«Зимой 1916 года капитан Климов получил командировку на фронт и вернулся обратно в свою батарею сейчас же после убийства Распутина. Здесь от своих товарищей он узнал, что, по слухам, Распутин погребен в Царском Селе. Капитан Климов тогда же захотел разыскать могилу Распутина»[56].
Он заметил, что «ежедневно на нижних чинов батареи возлагается охрана лесных складов, расположенных у самого полотна железной дороги, близ 3-й полубатареи. Часовым внушалось, что они охраняют эти склады, а также какую-то мифическую "печь", находящуюся, якобы, внутри строящейся деревянной часовни, вблизи Серафимовского убежища, созидаемого А. Вырубовой»[57].
«Кап. Климов рассказывает подробности о тех фактах, которые привели его к мысли о том, в каком именно месте был погребен Старец. Прежде всего, в народе, после убийства Распутина, вошло в непонятное никому обыкновение (свидетельство почитания Григория Ефимовича православным народом! - С. Ф.) брать у лесных складов в целебных и религиозных целях немножко снегу и щепку с постройки часовни, кусок мерзлой земли и другие сувениры [sic!]»[58].
«Однажды[59], проезжая автомобилем по лесу, примыкавшему к дворцовому парку, капитан Климов был остановлен несколькими жандармами и, когда стал добиваться, почему его остановили, жандармы категорически заявили, что он должен вернуться обратно, так как проезд здесь запрещен. Во время пререкания с жандармами из лесу выскочила целая толпа сыщиков и чинов охраны и все они с необычайной поспешностью настаивали, чтобы Климов вернулся обратно. Климов повернул автомобиль и медленно поехал назад в город, в Царское Село, и в это время мимо него проехали санки, на которых сидели [Императрица] Александра Федоровна и [Великая Княжна] Ольга.
После этого происшествия Климов вновь[60] вернулся к тому месту, откуда его возвратили, но уже пешком. Здесь он заметил тропинку, уводившую в сторону от дороги в глубь леса. Исследовав эту тропинку, он нашел, что она приводила через лес к опушке его, где строились какие-то деревянные здания.
Но полковнику Мальцеву уже успели донести о том, что капитан Климов что-то разыскивает и бродит по таинственной тропинке. Тотчас же Климов был переведен из воздушной батареи в другую часть[61] и должен был прекратить свои поиски»[62].
Тут самое время остановиться на месте захоронения Г. Е. Распутина - «часовне», о которой пишут многие очевидцы. В действительности речь идет о храме преподобного Серафима Саровского при Свято-Серафимовском лазарете-убежище для инвалидов войны № 79. Строился он в Царскосельском парке на земле, приобретенной А. А. Вырубовой на ее собственные средства. Убежище и храм находились на небольшой поляне в окружении высоких деревьев, на правом берегу 2-го Ламского пруда как раз напротив Ламских конюшен. К ним вела красивая липовая аллея от Фермерского парка.
Деревянный храм строился А. А. Вырубовой в 1916-1917 гг. по проекту архитекторов С. А. Данини (1867-1942) и С. Ю. Сидорчука (1862†1925)[63] в память избавления ее от смерти при крушении поезда 2 января 1915 года. Строительные работы вел полковник Мальцев.
«Закладка Аниной церкви, - сообщала Императрица Государю в письме 5 ноября 1916 г.[64], - прошла хорошо, наш Друг был там, а также славный епископ Исидор, епископ Мельхиседек и наш Батюшка...»[65]
Через месяц с небольшим епископ Исидор (Колоколов, 1866†1918) отпоет Г. Е. Распутина в Чесменской богадельне. А «наш Батюшка» - духовник Царской Семьи, протоиерей Александр Васильев (1867†1918) отслужит литию перед погребением Старца на том же самом месте, где еще недавно он сослужил во время закладки храма...
В честь этой самой закладки, после нее, в лазарете А. А. Вырубовой был прием. На нем сделали фотографию - последний прижизненный снимок Г. Е. Распутина. Это групповое фото за столом, попав в руки одного из убийц старца В. М. Пуришкевича, было размножено им в количестве 9 тысяч экземпляров и распространялось в остававшиеся до преступления дни с соответствующими, извращающими смысл запечатленного на снимке, комментариями.
«Среда 21-го декабря, - записала в своем дневнике 1916 г. Великая Княжна Ольга Николаевна. - В 9 ч. мы и Папа и Мама поехали к месту Аниной постройки, где была отслужена лития и похоронен Отец Григорий в левой стороне будущей церкви. Спаси Боже Святый»[66].
По некоторым сведениям со временем здесь предполагалось учреждение скита или даже небольшого монастыря[67]: «...21 марта 1917 г. в день рождения старца[68] собирались закладывать монастырь по проекту архитектора Зверева»[69].
«27-го февраля войска Царского Села присоединились к восставшему народу. Одним из первых в Царском Селе был арестован полковник Мальцев[70]. Все офицеры и солдаты воздушной батареи единодушно потребовали, чтобы капитан Климов был возвращен в батарею и назначен ее командиром»[71].
«Заняв этот пост, Климов немедленно вновь принялся за поиски могилы Распутина. Расспросив солдат и жителей, он пришел к выводу, что таинственная тропинка, найденная им в декабре 1916 г., возле которой он встретил Александру Федоровну и Ольгу, действительно ведет к могиле Распутина»[72].
Он направился к тем «лесным складам Царского Села».
«Солдаты воздушной батареи, стоявшие на посту у могилы Распутина, рассказывают, что они сами не знали, для чего они здесь поставлены. Им было сказано, что они охраняют склад лесных материалов. Этот склад находился в 100 саженях от часовни. Им было приказано караулить и не подпускать ни к часовне, ни к лесным материалам. Рабочие, строившие часовню, приходили всегда вместе с чинами охраны и работали под их наблюдением. Вечером к часовне приезжала Александра Федоровна в сопровождении какой-нибудь из Дочерей, а иногда фрейлины Вырубовой, причем обязательно сопровождал ее полковник Мальцев.
Стоявшие солдаты на посту получали всегда серебряный целковый или гостинцы. Их немедленно отправляли к складу лесных материалов считать бревна и доски. Александра Федоровна с Дочерьми или Вырубовой удалялись внутрь строившейся часовни, а полковник Мальцев оставался снаружи, наблюдая за часовыми»[73].
«Когда капитан Климов стал расспрашивать, [...] что находится в районе лесного склада, караульные ответили, что здесь находятся вещи, принадлежащие дворцу. Караул при этом разъяснил, что охрана существует уже в течение 3-х месяцев. Капитан Климов обошел лесной склад, но никаких вещей не обнаружил. Площадь была завалена бревнами и досками. [...] Под усиленной охраной капитан Климов с большими осторожностями открыл часовню»[74].
«Раскопки под часовней обнаружили металлический гроб, в котором находилось тело Распутина. О своем открытии капитан Климов представил коменданту Царского Села следующий рапорт:
РАПОРТ
Приняв батарею и познакомившись со всеми занимаемыми батареей постами, я обратил внимание на пост, утвержденный полковником Мальцевым, как доложил капитан Лупанов, после убийства Распутина, близ 3-й полубатареи, в некотором расстоянии от склада лесных материалов, якобы, как внушено было батарее, для охраны этого склада. Имея в виду циркулирующие слухи, что Распутин погребен в Царском Селе и в его погребении принимал участие полковник Мальцев, я, производя раскопки, обнаружил у поста могилу и выяснил, что склад лесных материалов батарее не принадлежит. Пост этот упразднился, а могилу по вашему приказанию охраняю впредь до вашего распоряжения. Подписал: капитан КЛИМОВ»[75].
Итак, капитан Климов обнаружил и вместе с подчиненными солдатами раскопал могилу Распутина. (Позднейшие воспоминания журналиста Е. Лаганского, писавшего десять лет спустя в «Огоньке» о своем непосредственном участии в гробокопательстве, следует признать ничем иным, как позднейшей выдумкой.) «Климов о находке немедленно доложил коменданту Царского Села, а последний уведомил командующего Петроградским военным округом ген. Корнилова»[76].
Случилось это 6 марта (во всяком случае, не позднее этого числа), так как именно в этот день представители Царскосельского временного городского комитета освидетельствовали тело Г. Е. Распутина. О том, как это происходило, поведал 12 марта журналисту П. Меркулову из «Петроградского листка» член этого комитета А. Г. Гроссман.
По его словам, «6-го марта комитет получил сведения, что в ограде Федоровского поселка, там, где находится Федоровский собор, посещавшийся обычно во время богослужений Царской Семьей, на месте Вырубовой [sic!] солдаты обнаружили выложенную камнем могилу, а на дне ее металлический гроб.
По уполномочению комитета, я и комендант города полк. В. М. Мацнев поехали на указанное место.
Там мы увидели небольшой сруб с 5-ю венцами. Очевидно, здесь предполагалась постройка часовни, а позже, как передавали - скит во имя Серафима Саровского.
На дне склепа мы заметили гроб, на поверхности которого лежал образ с подписями на обратной стороне бывшей Царицы и Ее Дочерей.
Чтобы не оставалось сомнений, что здесь находится могила Распутина, мы обратились к жившей в ограде собора женщине сторожихе и категорически потребовали [!] от нее указать могилу "старца".
Та привела нас к отрытому солдатами склепу и заявила:
- Вот здесь.
Гроб был извлечен из могилы и вскрыт.
Я, полковник Мацнев и другие лица опознали Распутина. Тело скорчено, как писали газеты, не было. Оно лежало прямо. Лицо, слегка потемневшее, было обернуто кисеей»[77].
У разрытой могилы
«К распутинской могиле, - писал в мартовские дни 1917 года корреспондент «Биржевых ведомостей» Л. Ган[78], - ведет чудная дорога, похоронили его в поразительно красивом месте, недалеко от Александровского дворца. Из окон Дворца, как говорят, открывается богатая панорама на могилу Распутина.
Когда я спросил извозчика, знает ли он дорогу к могиле Распутина, он ответил:
- Как же-с. Слава Богу, возили сюда из Дворца не одного и не одну.
В этой стороне Царского Села установился прекрасный санный путь. По утрамбованной снежной елевой дороге Царской аллеи, среди дремучих сосен, елей и дубов извозчик направляется к [...] могиле. По одну сторону дремучий лес Александровского сада, по другую сторону позади и впереди разбросаны стильные здания конвоя, музея; недалеко царская ферма.
Минуя железные ворота, извозчик останавливается у сторожевой царской лесной будки. Дальше ехать нельзя, так как ведет кривая дорога для пешеходов.
За лесной будкой виднеются три строящиеся деревянные здания. Строящийся храм, под наблюдением фрейлины Вырубовой, какое-то здание для приюта и здание для служителей предполагаемой церкви.
В населении Царского Села циркулирует молва, что в этом месте проектировалось учреждение большого монастыря.
У одного из этих строящихся зданий видно много публики и солдат.
Кто-то из проходивших спрашивает:
- Где был похоронен Распутин? Не там ли, где находятся люди?
Я направляюсь к тому месту, где собралось много людей.
Вокруг дощечки с надписями «посторонним лицам вход строго воспрещается».
На месте мне удается узнать от людей, живших поблизости, некоторые чрезвычайно любопытные подробности о том, как хоронили Распутина.
Труп Распутина был привезен на автомобиле около 5 час. утра в темную зимнюю ночь. Его доставили в Царское Село агенты охранного отделения.
Немедленно же по доставлении трупа все сторожа и лесники были удалены от этого места и что далее произошло в этот день сторожа не знают.
Они только видели, как у места, где теперь строится часовня, долго стояли 4 автомобиля. Туда явился вскоре полковник Мальцев, причем солдаты его части вырыли могилу и опустили туда цинковый гроб с телом Распутина. В следующие дни приходил полк. Мальцев и какой-то архитектор, который разработал план постройки часовни. На закладке присутствовал митрополит Петроградский и Ладожский Питирим, [Императрица] Александра Феодоровна, фрейлина Вырубова и другие представители Двора.
Вырубову лесники и сторожа у могилы Распутина встречали каждый день. Александра же Феодоровна приходила к могиле Распутина раз в неделю и чаще всего по праздничным и воскресным дням.
Полковник Мальцев (арестован в Царском Селе) поставил караулы, которые день и ночь охраняли могилу»[79].
Своя дорога к месту упокоения Г. Е. Распутина была у Е. И. Лаганского:
«Смеркается. [...] Вдоль безконечной ограды Александровского дворца, ныне как бы вымершего, с редкими часовыми у ворот, мы спешим к месту раскопок. Против павильона «Императорской фотографии» останавливаемся: дальше ехать нельзя. Узкой, протоптанной в глубоком снегу тропинкой мы, в сопровождении нескольких солдат воздушной батареи, двигаемся гуськом. Парк окончился, и пред нами волнистая, белая пелена, вплоть до самой железной дороги. На пригорке, у самой опушки, высится строящийся деревянный сруб будущей Серафимовской часовни. Постройка закончена наполовину»[80].
«Сегодня, - излагает события 8 марта корреспондентка «Дня» Л. Богуцкая, - около 6-ти часов дня, я выехала вместе с моими коллегами по перу, с караульным офицером и с командиром воздушной батареи капитаном Климовым к могиле Распутина. Обогнув Александровский дворец в Царском Селе, автомобиль мчался мимо ограды дворцового парка, а затем свернул вправо в примыкавший к парку лес. В глубине леса мы остановили машину. Здесь начиналась тропинка, открытая капитаном Климовым.
Тропинка извивается между старых елей, совершенно скрывающих ее. Пройдя с четверть версты, мы увидели воротца, срубленные из молодых березок, а дальше - мостки, по обеим сторонам которых устроены перила также из молодых березок. Мостки кончались у опушки леса, у сруба недоконченной постройкою деревянной часовни. Саженях в ста от часовни виднеются лесные материалы, охранять которые якобы должен был часовой, стоявший не у лесных материалов, а у самой часовни. Солдаты, стоявшие на этом посту, рассказывают, что сюда очень часто приезжала Александра Федоровна со Своими Дочерьми. Их обыкновенно сопровождал полковник Мальцев. Как только они приезжали, часовому давался серебряный рубль или гостинцы и тотчас же часовой отсылался к лесным материалам - "считать бревна". Если часовой поворачивал голову в сторону часовни, чтобы посмотреть, что делают у строящейся часовни Александра Федоровна и сопровождавшие Ее, к нему немедленно подбегал полковник Мальцев и, выругав крепкими словами, приказывал не оборачиваться, а внимательно считать, чтобы не сбиться со счета.
Иногда и офицеры интересовались, зачем часовой поставлен так далеко от лесных материалов. Полковник Мальцев объяснил им, что в часовне устроено центральное отопление, а часовой для того и поставлен, чтобы охранять это центральное отопление.
Подойдя к часовне, мы обошли ее кругом и вышли к восточной стене. Тут должен был находиться алтарь. Под этим будущим алтарем и похоронен Распутин»[81].
«По деревянным доскам и балкам мы карабкаемся наверх, - пишет Е. Лаганский, - чтобы лучше разглядеть разрытую под самым срубом могилу старца. Но уже опять смеркалось, и в черной зияющей под нами дыре ничего не видно. Я спускаюсь вниз, снимаю пальто и шляпу, чтобы удобнее пролезть в узкое отверстие, проделанное солдатами в основании сруба, откуда можно заглянуть в самую могилу. Однако, несколько солдат уже опередили меня. Здесь темно, и только спички в руках солдат и зажженная лучина мерцающими огоньками освещает белесоватую массу на самом дне дыры. Глаз привыкает к темноте, и я несколько отчетливее различаю обстановку.
На небольшой глубине, аршина в полтора [105 см], в земле вырыто отверстие, шириною не более аршина [70 см], откуда виднеется развороченная свинцовая крышка[82] гроба, открывающая покойника до груди. Лицо трупа совершенно почернело. В темной длинной бороде и волосах куски мерзлой земли, на лбу черное отверстие от пулевой раны.
Со всех сторон из гроба торчат куски пакли и распоротого полотняного савана. Голова покоится на шелковой кружевной подушке. Остальная часть туловища вместе с гробом еще покрыта землею: кап. Климову нужно было только убедиться в том, что найденный в гробу покойник - есть именно Григорий Распутин.
Вследствие темноты и почерневшего лица покойника я затрудняюсь безошибочно определить в нем Распутина. Мало ли кто мог быть здесь погребен, тем более, что весьма осведомленные лица говорили, что труп Распутина отправлен на его родину. Мной овладевают сомнения, и глаза в этом мрачном подземелье невольно ищут доказательств. Внезапно я получаю их. Сомнений больше нет. Под бородой я замечаю какой-то широкий квадратный блестящий предмет, наклоняюсь со спичкой и вынимаю небольшую деревянную икону Богородицы, без всяких украшений и оправы. На белой оборотной стороне иконы, посредине, под инеем, покрывшим дерево иконы, отчетливо видны следующие, в стихотворном порядке сделанные карандашом надписи[83]:
†
Александра.
Ольга.
Татиана.
Мария.
Анастасия.
С левой стороны в углу датировано:
11-го Дек: 1916 г.
Новгород.[84]
В правом углу доски также карандашом сделанная надпись как бы дрожащей рукой: Анна (Вырубова).
На солдат моя находка производит большое впечатление. Слышны меткие остроты и иронические замечания. Кап. Климов просит меня отдать ему икону для передачи коменданту Царского Села подполк. Мацневу. Как ни жалко расстаться с этим "историческим" документом, подчиняюсь необходимости. Между тем, слух о находке трупа быстро распространяется по городу и среди гарнизона, отовсюду, по узкой тропинке, среди вековых деревьев парка, видны торопливые фигуры солдат, спешащих к Серафимовской часовне. Подходят и обыватели»[85].
А вот что увидела Л. Богуцкая, вместе с Е. Лаганским побывавшая в Серафимовском храме: «Проползши под стеной, мы увидели как бы колодец, аршина в четыре [280 см] глубины. Внутри колодца видна верхняя крышка металлического цинкового гроба. Крышка эта взрезана, так что оказалось отверстие, приблизительно в поларшина [35 см] диаметром, как раз над головой Распутина.
При свете зажигаемых самодельных факелов ясно видны борода и густые волосы "старца". Лицо его почернело. В виске - крохотное отверстие, заткнутое куском ваты. Сюда попала пуля, прекратившая жизнь Распутина.
Возле часовни, когда мы приехали, было человек 5 солдат. Все они с любопытством пролезали под стену и наклонялись над гробом, а некоторые спускались на дно колодца, чтобы ближе заглянуть в лицо покойника. Один из них просунул руку в отверстие около головы и вытащил небольшую деревянную икону Знамения Пресвятой Богородицы. [...]
Осмотрев могилу, мы отправились обратно. По тропинке тянулись уже десятки солдат и граждан Царского Села, услышавших об открытии могилы [...] Мы ехали обратно мимо дворцового парка, а из города шли все новые и новые толпы любопытных»[86].
Третьим в этой компании был представитель газеты «Русское слово» (возможно, им был В. Филатов, подписавший в следующем номере большой материал из Царского Села «Арест Николая II»): «Ваш корреспондент посетил около 6-ти часов вечера могилу Распутина. [...] Мостки кончились у самой опушки леса, где белеет свежий сруб часовни. Обойдя часовню, мы подошли к восточной стороне. Пришлось ползти между срубом и землей, так как вход из часовни наглухо забит досками. Здесь должен был находиться алтарь. В центре алтаря оказался свежевырытый колодец, глубиной в 4-5 аршин [280-350 см]. На дне колодца виден металлический гроб. Таким образом, по мысли А. Вырубовой, строившей часовню, гроб Распутина должен был находиться в алтаре, как раз под престолом.
Мы спустились на дно колодца и при свете факелов осмотрели верхнюю крышку гроба. В крышке видно отверстие, приблизительно в ¼ аршина [17,5 см]. В отверстие видна голова Распутина. Лицо почернело, глаза ввалились. Видны борода и густые волосы на голове. На лбу, около виска, - отверстие, заткнутое ватой: это - след от пули, убившей Распутина.
Один из солдат при нас просунул руку в отверстие крышки гроба и вытащил деревянную икону. На обратной стороне иконы оказались сделанные химическим карандашом собственноручные надписи [...] Икону капитан Климов, сопровождавший вашего корреспондента к могиле Распутина, передал коменданту Царского Села.
Когда мы осматривали могилу, здесь находились человек 5 солдат, караульный офицер, капитан Климов и еще два лица[87]. Но к 7-ми часам по Царскому Селу распространилась уже весть об отрытии могилы, и к часовне потянулись несметные толпы солдат и народа. К 8-ми часам вечера могилу окружила огромная толпа в несколько тысяч человек»[88].
«Оставалось только сообщить об этом заинтересованным лицам из временного правительства, - писал с присущим ему чувством собственной значимости Е. И. Лаганский. - Я осуществил эту часть задачи, позвонив по телефону из ратуши в Государственную Думу. "Самого" Керенского не нашли. Позже, вернувшись в Гос. Думу, он приказал по телефону начальнику гарнизона Царского Села Кобылинскому принять меры к срочному извлечению гроба с Распутиным из его временного убежища и самым тайным образом перевезти его в Петроград»[89].
В тот же день, 8 марта, по свидетельству Л. Богуцкой, «в 8 часов вечера комендант Царского Села отдал приказание отправить отряд солдат на могилу Распутина, чтобы выкопать его гроб и перевезти в закрытое помещение до получения распоряжений от временного правительства»[90].
Корреспондент «Русского слова» дополняет: «Через полчаса гроб был отрыт и на грузовом автомобиле доставлен в Царское Село, где помещен в закрытом здании, под охраной караула. Комендант Царского Села по телефону запросил временное правительство о дальнейших распоряжениях»[91].
Позднее газета уточняла: «...В 8 часов вечера наряд солдат под командой прапорщика Вахтадзе[92] прибыл на могилу Распутина для окончательного вырытия гроба. Мерзлая земля с трудом поддавалась усилиям работавших, однако, в течение часа гроб был совершенно освобожден от лежавшей на нем земли и поднят наверх. Металлический цинковый гроб был настолько тяжел, что целый взвод солдат с трудом извлек его на поверхность.
На грузовом автомобиле гроб был доставлен в Царское Село в ратушу. Его внесли в здание, где гроб был вскрыт. Тело Распутина оказалось завернуто в тонкую кисею и затем зашито в полотно. Голова покоилась на шелковой кружевной подушке. Руки скрещены на груди, левая сторона головы разбита и изуродована. Тело почернело.
В это время у ратуши собралась огромная толпа любопытных, проникших и в самою ратушу. Цинковую крышку гроба разломали на куски. Каждый хотел оставить себе на память кусок крышки[93]. [...]
Составив протокол осмотра, тело вновь уложили в гроб и отвезли на Царскосельский вокзал. Здесь гроб был оставлен в товарном вагоне, двери которого, по распоряжению коменданта, были закрыты и опечатаны»[94].
«После составления протокола, - свидетельствовал член Царскосельского городского временного комитета А. Г. Гроссман, - гроб с телом Распутина был опечатан и на автомобиле отправлен на товарную станцию М[осковско]-В[индаво]-Р[ыбинской] жел. дороги, где установлен в товарный вагон, опечатанный пломбой»[95].
Е. И. Лаганский, вернувшийся вечером 8 марта в Петроград (уж не для личного ли доклада власть имущим?), на следующее утро снова был в Царском, приехав специально для того, чтобы наблюдать за приездом сюда арестованного Императора. «Я приехал в Царское Село, - пишет он, - к 8 час. утра 9 марта. Городок еще спит. [...] У меня еще целый час впереди. Еду при свете дня снова обозреть разрытую могилу Распутина. Через аршинное отверстие, вырезанное в деревянном полу строящейся часовни, вижу разрытую и... пустую могилу. Оказывается, что еще вчера ночью, по приказу начальника гарнизона, труп Распутина увезли в ратушу, дабы скрыть от взоров любопытных. Однако, по плотно утоптанному тысячами ног снегу вокруг строящейся часовни я вижу, что распоряжение начальника гарнизона несколько запоздало, так как обыватели Царского Села успели побывать на могиле»[96].
Паломничество к оскверненной могиле в Царском Селе продолжалось и позднее. (К тому времени деревянные постройки церкви преп. Серафима были сожжены[97]). Свидетельства тому содержатся в различных воспоминаниях тех лет. Вот одно из них. Будущий известный архиепископ Русской Православной Церкви Заграницей Леонтий (Филиппович, † 1971), а в годы революции семинарист, посетил могилу в 1918 г.: «Подходя к этому месту, мои спутники попросили сказать мое ощущение при присутствии на этом месте. Мы подошли к глубокой разрытой яме. Не из чувства симпатии к Григорию Распутину, ибо я всегда относился к нему с предубеждением, почему-то вдруг душу объяла непонятная жгучая тоска и печаль, так что я попросил своих спутников поскорее уйти с этого места. Отойдя, они мне также поведали о таком же ощущении. Этого странного явления я до сих пор объяснить не могу...»[98]
Известный американский писатель и журналист, один из организаторов компартии США Джон Рид (1887-1920) в своей известной книге о русской революции писал как вечером 30 октября/12 ноября 1917 г. во время большевицкого обстрела Царского Села, «когда войска Керенского отступили [...], несколько священников организовали крестный ход по улицам, причем обращались к гражданам с речами и уговаривали их поддерживать законную власть, т. е. Временное правительство. Когда казаки очистили город и на улицах появились первые красногвардейцы, то, по рассказам очевидцев, священники стали возбуждать народ против Советов, произнося соответствующие речи на могиле Распутина, находящейся за Императорским Дворцом. Один из этих священников, о. Иван Кучуров, был арестован и расстрелян раздраженными красногвардейцами»[99]. (Речь идет о священномученике протоиерее Иоанне Кочурове, расстрелянном солдатами 31 октября 1917 г. в Царском Селе).
В течение всего дня 9 марта, сообщали «Биржевые ведомости», «товарный вагон с гробом Распутина стоял на путях товарной станции Царского Села»[100].
«Под охраной войск, - читаем в «Петроградском листке», - вагон был предоставлен в распоряжение главнокомандующего ген.-лейт. Корнилова»[101].
Из неоднократных упоминаний имени Л. Г. Корнилова в связи с акцией временного правительства по уничтожению тела Распутина видно, что генерал играл в ней серьезную (правда, пока еще не до конца ясную) роль.
Сын отставного офицера Сибирского казачьего войска, генерал-лейтенант Лавр Георгиевич Корнилов (1870†1918), получивший из рук Государя Георгиевский крест III степени, одновременно с отречением от Престола был назначен Императором 2 марта 1917 г. командующим Петроградским военным округом. По убеждениям своим Корнилов был республиканцем. Именно он лично наградил печально известного унтер-офицера Волынского полка Кирпичникова, убившего собственного командира, Георгиевским крестом. Генерал дважды посещал Государыню в Александровском дворце (5 марта совместно с А. И. Гучковым[102] и 8 марта[103]). Об этих посещениях пишут по-разному, однако как бы то ни было именно он, обязанный своим положением и карьерой Царю, осуществил, по распоряжению временного правительства, в отсутствие Государя Императора, арест Императрицы и больных корью Августейших Детей, находившихся в Александровском дворце Царского Села[104].
«Среда, 8 (22) марта, - пишет в своих воспоминаниях ближайшая подруга Государыни Ю. Ден, - день, знаменательный в истории "свободной России", поскольку именно тогда состоялся арест женщины и пятерых Ее больных Детей вместе с Их приверженцами, которым было известно, что значит Дружба и Долг. [...] В полдень во Дворце появился генерал Корнилов с приказом об аресте Императорской Семьи. Государыня встретила его в одежде сестры милосердия и искренно обрадовалась, увидев генерала, пребывая в заблуждении, что Корнилов расположен к Ней и ко всей Ее Семье. Она жестоко ошиблась, поскольку Корнилов, полагая, что Ее Величество недолюбливает его, не упускал ни одной возможности, чтобы распускать о Ней самые отвратительные слухи. Генерал сообщил Императрице, что дворцовая охрана будет заменена революционными солдатами»[105].
О предшествовавших приезду в Царское Село генерала Л. Г. Корнилова обстоятельствах полковник Е. С. Кобылинский дал позднее следующие показания следователю Н. А. Соколову:
«5 марта поздно вечером мне позвонили по телефону и передали приказание явиться в штаб Петроградского военного округа. В 11 часов я был в штабе и узнал здесь, что вызван по приказанию генерала Корнилова [...], к которому должен явиться. Когда я был принят Корниловым, он сказал мне: "Я Вас назначил на ответственную должность". Я спросил Корнилова: "На какую?" Генерал мне ответил: "Завтра сообщу". Я пытался узнать от Корнилова, почему именно я назначен генералом на ответственную должность, но получил ответ: "Это Вас не касается. Будьте готовы". Попрощался и ушел. На следующий день, 6 марта, я не получил никаких приказаний. Так же прошел весь день 7 марта. Я стал уже думать, что назначение мое не состоялось, как в 2 часа ночи мне позвонили на квартиру и передали приказ Корнилова - быть 8 марта в 8 часов утра на Царскосельском вокзале. Я прибыл на вокзал и увидел там генерала Корнилова со своим адъютантом прапорщиком Долинским. Корнилов мне сказал: "Когда мы сядем в купе, я Вам расскажу о Вашем назначении". Сели мы в купе. Корнилов мне объявил: "Сейчас мы едем в Царское Село. Я еду объявлять Государыне, что Она арестована. Вы назначены начальником Царскосельского гарнизона"»[106].
По свидетельству корреспондента «Биржевых ведомостей» Л. Гана, генерал Корнилов «заявил присутствовавшим во Дворце, что с этого момента все оставшиеся во Дворце объявляются арестованными, для чего устанавливается усиленная охрана Александровского дворца. Внешняя жизнь Дворца с этого момента замирает. Никто из проживающих во Дворце не имеет права общения с внешним мiром. Генерал Корнилов тут же в приемной в присутствии обер-гофмарашала Бенкендорфа предложил служащим и прислуге Дворца, желающим покинуть Дворец, немедленно же его оставить. Те же, кто решил остаться во Дворце, лишается свободы и не имеет права выхода из Дворца»[107].
Деяния Л. Г. Корнилова первых дней революции, а также его прикосновенность к уничтожению тела Г. Е. Распутина не остались без воздаяния.
Генерал был убит 31 марта / 13 апреля 1918 г. во время штурма Екатеринодара. «Неприятельская граната, - писал генерал А. И. Деникин, - попала в дом только одна, только в комнату Корнилова, когда он был в ней, и убила только его одного. Мистический покров предвечной тайны покрыл пути и свершения неведомой воли»[108]. Тайно похороненное в немецкой колонии Гначбау (даже могилу «сравняли с землей»), тело генерала было вырыто из нее пришедшими сюда большевиками и перевезено в Екатеринодар. «Отдельные увещания из толпы, - говорилось в документе Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, - не тревожить умершего человека, ставшего уже безвредным, не помогли; настроение большевицкой толпы повышалось [...] С трупа была сорвана последняя рубашка, которая раздиралась на части и обрывки разбрасывались кругом. Несколько человек оказались на дереве и стали поднимать труп. Но веревка оборвалась, и тело упало на мостовую. Толпа все прибывала, волновалась и шумела. После речи с балкона стали кричать, что труп надо разорвать на клочки. Наконец отдан был приказ увезти труп за город и сжечь его. Труп был уже неузнаваем: он представлял из себя безформенную массу, обезображенную ударами шашек, бросанием на землю. Тело было привезено на городские бойни, где, обложив соломой, стали жечь в присутствии высших представителей большевицкой власти, прибывших на это зрелище на автомобилях. В один день не удалось докончить этой работы: на следующий день продолжали жечь жалкие останки; жгли и растаптывали ногами и потом опять жгли»[109]...
Уже после первой публикации нами очерка были обнаружены новые потрясающие подробности. Помимо всего прочего, они заставляют еще раз задуматься над причинами такого попущения Божия...
«В редакции "Эха" доставлен номер эсеровской газеты "Новое дело народа" от 19 июня 1918 г. В этом номере напечатана любопытная заметка о "похоронах" Корнилова. Мы приводим эту заметку, сохраняя знаки:
"В только что полученном в Москве номере издающейся в Ростове на Дону газеты "Вестник Добровольческой армии" напечатаны некоторые новые подробности "похорон Корнилова", еще не появившиеся в печати.
Вот как описывает это событие очевидец.
2 и 3 апреля, после отхода корниловской армии из-под Екатеринодара, большевики, прибыв в станицу Елизаветинскую, убедились "воочию", что Корнилов похоронен в церковной ограде, что и подтвердил местный священник.
Торжеству большевиков не было конца, и сейчас же было решено отправить тело знаменитого "контрреволюционера" в Екатеринодар, для обозрения "революционным народом".
Действительно, 3 апреля по Красной улице двигалось шествие, своим видом отодвинувшее нашу жизнь на несколько сот лет назад в средние века.
Нелепым казался быстро мчавшийся электрический трамвай, среди дикой картины, которая представилась запуганному интеллигенту.
Окруженные всадниками в красных костюмах с густо вымазанными сажею лицами, с метлами в руках, медленно двигались дроги. На них, покрытый рогожей, лежал в нижнем белье труп Корнилова, как громко возвещали народу прыгавшие вокруг дикари. Запряженной в дроги лошади вплетены были в гриву красные ленты; а к хвосту прикреплены генеральские эполеты.
Вокруг телеги толпа баб, разукрашенных красными лентами, с метлами, кочергами и лопатами в руках, дальше - мужчины с гармошками и балалайками в руках.
Всё это пело, играло, свистело, грызло семечки и улюлюкало. Процессия медленно подвигалась по улице; желающие, - а их было много в толпе, плевали и глумились над трупом, предвкушая удовольствие от картины сожжения трупа.
Наконец, труп подвезли к вокзалу Черноморской ж. д.; толпа волнуется, все хотят посмотреть, как будут сжигать на костре генерала. Бабы с детьми на руках пробиваются вперед, труп снимают с повозки и кладут на штабель дров, облитых керосином...
Через несколько времени толпа начинает расходиться от удушливого дыма; более любопытные остаются у костра"»[110].
Еще до аудиенции у Императрицы 8 марта, на которой, как мы писали, Л. Г. Корнилов объявил Ей об аресте, генерал «в течение часа» «совещался с комендантом Царского Села». Позднее, уже после посещения Дворца, «генерал Корнилов уехал в ратушу, где его ожидали представители города, представители местного городского комитета от солдат и населения и новые начальники квартирующих в Царском Селе воинских частей»[111]. Среди последних был, конечно, и капитан Климов.
Разумеется, в том и другом случае речь, главным образом, шла об организации предстоявшей охраны Александровского дворца с Царственными Узниками. Но, думается, говорили и о судьбе тела Их Друга. На эту мысль наводит факт вступления в игру князя Г. Е. Львова в сочетании со следующим сообщения прессы:
«Исполнив поручение временного правительства, генерал Корнилов уехал в Петроград. По прибытии он сейчас же сделал доклад премьер-министру князю Г. Е. Львову»[112].
Миссия Купчинского
Именно в это время в Петрограде в кабинете министра-председателя князя Г. Е. Львова состоялся важный разговор.
«...Министр-председатель посмотрел на меня через очки внимательным сосредоточенным взглядом и несколько наклонился вперед. После небольшой паузы он ответил мне уверенно и твердо:
- Да, вы правы, его необходимо уничтожить, но как это сделать?
- Вывезти ночью в глухое место из Царского и зарыть гроб с телом при двух-трех свидетелях и составить акт, а еще лучше сжечь...
- Сжечь, конечно, лучше всего, потому что рыть мерзлую землю очень трудно и долго, и могут заметить...
- Тогда сжечь...
- Но можете ли вы удачно это сделать?.. Надо подобрать людей, надо все это без огласки...
- Предоставьте мне, князь, - ответил я, вставая, - через день-два я вручу вам акт об уничтожении тела.
- Конечно, если оно будет уничтожено, то все эти поклонения и вся эта возня с его трупом кончатся к общему благополучию России... Поручаю вам, делайте, как находите нужным, но помните: осторожность...
Я вышел от князя прямо к секретарю его г. Кайстра, с которым мы много говорили об этом деле.
- Ну, что?..
- Сейчас поеду в Царское, собственно по другому делу, но князь поручил мне попутно ликвидировать Распутина окончательно.
Он пожал мне крепко руку и пожелал успеха»[113].
Это и был тот самый «очень энергичный комиссар» - Филипп Петрович Купчинский. То, «другое дело», о котором он пишет в воспоминаниях, было как нельзя кстати. Из Царского Села для автобазы временного правительства он должен был перегнать автомобили, полученные из Ставки.
Однако прежде чем отправиться в Царское Село, попытаемся заглянуть в прошлое этого человека, чтобы понять, кому доверили непосредственное исполнение преступления.
Удивительную характеристику поэта и публициста Ф. П. Купчинского, в 1904-1905 гг. военного корреспондента газеты «Русь», находим в воспоминаниях коменданта Порт-Артура генерал-лейтенанта А. М. Стесселя (1848†1915), по недостаточно проверенному обвинению заключенного в Петропавловскую крепость и освобожденного в апреле 1909 г. по личному распоряжению Государя:
«Купчинский... Этого я почти не помню в Артуре, он уехал до осады и за полгода до сдачи крепости. Уехал он на шлюпке с приезжавшим в Порт-Артур корреспондентом Борисом Тагеевым.
И вот, спустя большой промежуток времени, по возвращении из плена, явился к генералу Рейсу, уже в Петербурге, унтер-офицер, сопровождавший Тагеева, и представил его донесение. Донесение это, в виду важности, передано в главный штаб 30 апреля 1905 года за № 270.
Тагеев сообщал в нем, что когда он с Купчинским выехал на китайской шаланде из Артура в Инкоу, на пути им на горизонте встретился японский миноносец, который мог их не заметить. Тагеев и бывший с ним унтер-офицер хотел пройти мимо незамеченными, но Купчинский вдруг вскочил и стал махать белым платком миноносцу, после чего последний и взял всех троих в плен.
По донесению Тагеева, Купчинский начал немедленно рассказывать японцам все, что знал о Порт-Артуре, несмотря на то, что его никто и не расспрашивал об этом. Тот же Купчинский, когда был в Японии в плену, вращаясь в кругу пленных офицеров, которые его еще не знали, был посвящен несколькими нашими офицерами в план бегства, которое они хотели устроить. Во главе заговорщиков был поручик Святополк-Мiрский.
Купчинский выдал заговорщиков японцам. Все офицеры были арестованы, а некоторые, как например Святополк-Мiрский, подверглись даже истязаниям, а Купчинский, едва ли не в знак признательности к нему японцев, был отпущен из плена, но предварительно избит до безпамятства нашими офицерами за свое шпионство. Все эти факты признает и не может не признавать сам Купчинский. Вот вам мои "обличители" в печати. После всего, что я сказал, я думаю, всякий поймет, почему я не вступаю в полемику с этими господами»[114].
Но «эти господа» вовсе не собирались оставлять в покое генерала. «Когда генерал Стессель приехал в Россию, - читаем в уже цитированной нами книге, - к нему пришел тот самый Купчинский, который написал так много грязи в «Руси», и предложил ему свои услуги для реабилитации генерала Стесселя от писаний Ножина. Генерал, зная - что такое Купчинский, приказал указать ему на дверь. Это было при свидетелях.
Купчинский ушел, произнося угрозы, говоря, что генерал пожалеет, что отказался от его услуг, и вспомнит его. Предсказания Купчинского наполовину оправдались, генерал вспомнил Купчинского, вспомнил, но не пожалел, что не воспользовался его услугами...»[115]
...О дальнейшей участи Купчинского нам пока ничего не известно. Знаем лишь, что после большевицкого переворота он остался в России, здесь же и скончался. В январе 1927 г. Е. И. Лаганский пишет о нем: «ныне умерший»[116].
«В тот же день, - продолжает свое повествование далее Ф. П. Купчинский, - на автосанях мы мчались по рыхлому снежному заносу Царскосельского шоссе.
Снежные вихри вздымались из-под широких полозьев; бешено трещал стосильный паккар...
На каждом шагу нас останавливали милиционеры, но это было уже обычным...
Зимний вечер, лунный, морозный и звучно-тихий висел над белыми громадами Царскосельских дворцов, когда мы, шаркая полозьями по укатанному снегу, въезжали в Царское.
Через несколько минут я слушал рассказ членов царскосельского временного комитета:
- Солдаты не желают нести караул у его трупа.
- День и ночь толпы людей окружают вынутый из могилы гроб, с него снимают фотографии, его осматривают, трогают; он, как живой, прекрасно набальзамированный[117]... Теперь кто-то распорядился его поставить в пустой товарный вагон, и вагон осаждают тысячи и тысячи народа...
- Надо это кончать...
Вагон с телом Распутина стоял на запасном пути, но это не мешало безчисленным любопытным находить его и осаждать даже ночью.
- Посмотреть, только бы посмотреть... - говорили в толпе. Ходили со своими фонариками, ходили украдкой от знакомых, как бы тая какое-то странное, непонятное, настойчивое желание увидеть пресловутого покойника.
Ходили не только «простые» обыватели, но любопытствовали активно и самые сознательные, сказал бы, передовые интеллигенты...
...Только что передо мною на допросе промелькнули лица бывших приближенных низложенного Царя... Один за другим они сказали, что роль Распутина при Дворе была выдающейся.
Он делал, что хотел, авторитет его был громаден.
С ним приходилось считаться [...]
Их слова вспоминались невольно, когда я наблюдал эти толпы любопытных, гуськом, сторонкой, тихонько пробиравшихся к вагону с гробом»[118].
***
Прервем здесь повествование, чтобы подчеркнуть неоспоримый, подтверждаемый даже ненавистниками Распутина, факт: сама мученическая кончина старца Григория выявила глубокое народное (причем самых широких слоев) его почитание.
Еще нам предстоит выяснить, при каких обстоятельствах произошло само убийство (до сих пор мы описываем его исключительно по воспоминаниям убийц - извращенца Юсупова и фигляра Пуришкевича). Есть несколько свидетельств, что само дело и его копии в первые дни после февральского переворота были уничтожены. Кто-то в те же бунташные дни позаботился вымучить у профессора кафедры судебно-медицинской экспертизы Петроградской медицинской академии Д. Н. Косоротова, вскрывавшего тело Г. Е. Распутина, угодные заговорщикам «свидетельства» (последнему обстоятельству есть неоспоримые доказательства).
Но есть свидетельство, как говорится, из первых рук. За два месяца до переворота последний министр внутренних дел Российской Империи А. Д. Протопопов, как известно, курировавший все дело об убийстве Распутина, пригласил к себе сотрудника газеты «Новое время» Я. Я. Наумова. Вот что услышал тогда в министерском кабинете во время «беседы по общеполитическому вопросу» журналист, сумевший рассказать об этом только 19 марта 1917 г. (т. е. уже после уничтожения в стране Русского правления): «Это не просто убийство, - воскликнул Протопопов, - это итальянская мафия, в которой участвовали озлобленные люди, превратившие убийство в пытку[119]. Распутина живьем топили в реке. Его ранили - я не знаю, как происходило дело во дворце Юсупова, - а затем связанного по рукам и ногам, бившегося в автомобиле везли через весь город, чтобы бросить в прорубь. Шарлотта Кордэ нанесла сразу свой удар - это было политическое убийство. Здесь же какое-то мрачное дело мщения, какая-то мафия в полном смысле слова...»[120]
Уже после переворота Великая Княгиня Елизавета Феодоровна рассказала одному из участников убийства Ф. Ф. Юсупову, как «несколько дней спустя после смерти Распутина пришли к ней игумении монастырей[121] рассказать о том, что случилось у них в ночь на 30-е (т. е. в самый момент убиения. - С. Ф.). Священники во время всенощной охвачены были приступом безумия, богохульствовали и вопили не своим голосом. Инокини бегали по коридорам, голося, как кликуши, и задирали юбки с непристойными телодвижениями»[122]. Характерно, что рассказывавшая и записывавший это вкладывали в приведенные нами слова иной смысл. Тем ценнее эти их свидетельства для нас.
Вопреки рассказам некоторых мемуаристов о радости петербуржцев по поводу смерти Г. Е. Распутина, это, по словам осуществлявшего личную охрану Царя жандармского генерала А. И. Спиридовича, - не более чем «аристократическая легенда». В действительности простые люди были встревожены случившимся[123].
«Спустя месяц после убийства Распутина, - сообщали «Биржевые ведомости», - в Петрограде в большом количестве получила распространение брошюра под заглавием "Новый Мученик". В этой брошюре [...] рассказывалась биография Распутина и доказывалось, что этот [...] человек святой и по роду своей смерти должен почитаться мучеником. К брошюре приложены фотографические снимки, сделанные с Распутина при извлечении его из воды. При этом поясняется, что судорожно-сведенные руки Распутина надо понимать так, что одной рукой он молится, а другою благословляет. Оригиналы этих снимков, как святыню, хранили бывшая Царица Александра Феодоровна и бывший министр внутренних дел Протопопов. Брошюра эта усиленно распространялась среди воинских частей, отправлявшихся в действующую армию»[124].
Впервые на сам факт выхода брошюры обратил внимание тюменский исследователь А. В. Чернышов, обнаруживший в местных архивах немало документов о жизни Григория Ефимовича. Саму брошюру, к сожалению, до сих пор найти не удалось.
После извлечения тела Г. Е. Распутина из промоины в Петербурге, согласно безпристрастным отчетам полиции, множество людей устремилось к реке, черпая воду из того места, где он принял мученическую кончину. Эту воду разносили как святыню по домам[125]. Последнее подтверждает и запись, обнаруженная в архиве В. М. Пуришкевича уже после его смерти. Он пишет, что к месту обнаружения тела Старца «стали стекаться целыми вереницами, главным образом женщины, начиная с самых верхов и кончая низами с кувшинами и бутылками в руках, чтобы запастись "освященной" распутинскими останками невской водой»[126].
Многие чтители Старца собирали снег и землю с места его погребения[127]. Вспомним, далее, уже приведенные нами свидетельства о том, как съехавшимися в Царское Село людьми была разобрана в ратуше крышка от гроба Распутина.
Как писали в газетах, в первых числах марта 1917 года «в печати уже мелькали известия, что около трупа Гришки стали создаваться различные толки, и чей-то угодливый старому порядку голос нашептывал провокаторское известие о чудесах, обнаруженных у гроба»[128].
В приведенном пассаже характерно не только безусловное отрицание apriori возможности самих чудес, но и навешивание на тех, кто был их свидетелем, кто в них верил, политического ярлыка приверженности Царскому режиму, обвинение в провокаторстве.
Но ведь это - еще и еще раз повторим! - народное почитание старца Григория, начавшееся сразу же после его мученической кончины! Впрочем, князь мiра сего с тех пор настолько преуспел, что даже мvроточение икон он, через внешне авторитетных людей, объявляет ныне явлением ничего не значащим.
Об этой нерасторжимой связи (Распутина, Царя и Православия) знали (и внутренне при этом содрогались!) и тогда, в первые дни переворота. Наиболее дальновидные, радуясь похоронам Русского Царства и сожжению тела Распутина, сомневались однако: надежно ли их дело? не по ним ли звонит тот колокол? Ведают и ныне. И трепещут!.. Подобно Д. С. Мережковскому, писавшему в статье, опубликованной в 1917 г. в Великую Субботу:
«Соединять воскресение России с Вокресением Христовым, красное яичко - с красным знаменем найдется много охотников. Но можно ли их сейчас соединить, - вот вопрос.
- Какая великая радость-то будет! Колокол-то московский Ивана Великого сам придет к вам по воздуху. Когда его повесят, да в первый раз ударят, и он загудит, тогда мы с вами проснемся. Вся вселенная услышит и удивится. Среди лета запоют Пасху! Приедет к нам царь и вся фамилия! - предсказывал Серафим саровский, "последний святой".
Предсказание исполнилось: почти накануне первой русской революции 1905 года Николай II приехал в Дивеево на открытие мощей Серафима. Совершилась "Пасха Господня", "воскресение мертвых" - соединение последнего царя с последним святым.
- Но эта радость будет на самое короткое время, - продолжал Серафим предсказывать. - Что же далее будет?.. Такая скорбь... чего от начала мiра не было...
И светлое лицо "батюшки" вдруг изменилось, померкло; "опустя головку, он поник долу, и слезы струями полились по щекам".
И это предсказание тоже исполнилось: совершилась русская революция. Для Серафима революция - конец самодержавия - есть конец православия, а конец православия - конец мiра, пришествие Антихриста.
Вот отчего светлое лицо его померкло и все больше меркнет, темнеет, чернеет, становится лицом "черных сотен", лицом Гришки Распутина.
От Серафима к Распутину - таков путь самодержавия и путь православия, потому что самодержавие с православием на этом пути неразрывно связаны: "Другой препояшет тебя и поведет, куда не хочешь". Не страшна связь Николая с Распутиным, но воистину страшна связь его с Серафимом, последнего царя с последним святым. Распутин - весь ложь; Серафим - весь или как будто весь истина. Гришкин пепел развеян по ветру; Серафимовы мощи нетленны. Легко сказать: Гришке - анафема; по Серафиму не скажешь. Св. Серафим - душа "Святой Руси". Его проклясть - душу свою проклясть?
Православие не может отречься от своей последней, предельной серафимовой святости, а Серафим не может отречься от самодержавия. Царь - "помазанник Божий", царь от Бога - от Христа; революция - против царя, против Христа; революция - Антихрист.
Таково отношение русской религии (если православие есть русская религия по преимуществу) к революции...»[129]
***
Однако продолжим рассказ Ф. П. Купчинского: «Я пошел вместе с Сувориным[130] к коменданту царскосельского вокзала. Мы удалили солдат из комендантского помещения.
Я показал свои полномочия и рассказал о намерении увезти тело Распутина.
- Я попрошу вас сделать распоряжение о том, чтобы в толпе сказали о приказании откатить вагон на другой путь; тем временем вы подадите вагон на Павловск, где будет ждать грузовик, и сейчас же мои люди перегрузят на него гроб; я буду там же на легковом автомобиле.
Меня выслушали со вниманием и стали с готовностью помогать и офицеры комендатуры, и начальник станции.
- Прошу вас оформить это дело, - сказал я, и по моему предложению был составлен акт; привожу его в копии:
9 марта 1917 года.
Царское Село.
ПРОТОКОЛ
Мы, нижеподписавшиеся, сего 9-го марта были свидетелями того, как уполномоченный Государственной Думы Ф. П. Купчинский в нашем присутствии перегрузил заключенное в гроб тело Григория Распутина (Новых) с товарного вагона на автомобильную платформу для перевозки в Петроград. Обязуемся настоящий акт держать от широких масс в тайне [sic!].
Подписали: Уполномоченный
Госуд. Думы Ф. КУПЧИНСКИЙ.
Комендант ст. Царское Село
прап. СКРЯБИН.
Свидетели: А. СУВОРИН.
Начальник гарнизона
полковник КОБЫЛИНСКИЙ.
Прапорщик БАВТАДЗЕ II.
Составив эту бумагу, подлинник которой хранится у меня и до сих пор, я поблагодарил комендантов и их помощников. Вскоре меня известили, что паровоз уже подан к товарному вагону и сейчас проследует на Павловск.
Мне добавили, что толпа предупреждена только о перестановке вагона на другой путь. Через минуту, окруженный морозным дымом и паром, быстрым ходом прошел мимо вокзала паровоз с товарным вагоном, в котором таилось тело, заключенное в гроб.
Я тотчас же пошел к автомобилю и через несколько минут был уже в Павловске. За мною шел грузовик, и мы, обогнув станцию, встретили уже предупрежденного по телефону начальника станции с фонарем в руках с таинственно-торжественным видом.
- Он уже тут, пойдемте к вагону.
- Вагон запечатан?! - с удивлением заметил я и сорвал печать.
Грузовик подъехал задним ходом к вагону, и несколько рук сторожей с трудом отодвинули примерзшую дверцу. Оказалось, что вагон запечатали недавно, теперь же, желая обмануть толпу. Был найден продолговатый большой ящик, которым накрыли гроб, поставленный на грузовик. Только на мгновение я приоткрыл незавинченную цинковую крышку и увидел лицо, большую бороду, шелковую рубашку с поясом на ней.
Люди не любопытствовали, хотя многие и знали, чье это тело. Грузовик с поклажей, в которой решительно никто не догадался бы подозревать тело Распутина, тронулся в дорогу - на Царское Село.
Я ехал сзади.
Из Царского должен был тронуться по шоссе поезд автомобилей, которые только что были мною получены из Ставки и теперь перевозились в Петроград, где я организовывал автомобильную базу для временного правительства.
Длинной вереницей вытянулись машины вдоль дороги, разбрасывая лучи света далеко впереди себя и озаряя снежную дорогу... Всего шестнадцать блестящих, сияющих огнями машин вытянулось в одну линию, а в средине автомобилей, в самом центре этого поезда, шел грузовик с гробом.
Было морозно и очень ветрено. Колеса буксовали в снегу.
Я пересел в купе одной из лучших царских машин. Несколько раз условленным сигналом останавливали сзади весь поезд: то какая-нибудь машина застревала в снегу, то задерживали милиционеры.
Около часу ночи мы прибыли на базу на Конюшенную площадь, и грузовик с гробом был поставлен в сарай, при мне запертый на ключ»[131].
В марте 1917 г. об этой поездке, не называя никаких имен, сообщали более скупо: «В Царское пришло с фронта несколько автомобилей и один грузовик с частями машин. Когда Царское Село уснуло, вагон был распечатан, гроб с трупом поставлен на грузовик, прикрыт брезентом, и автомобильная колонна с грузовиком в конце двинулась в Петроград. Никто во всей колонне, кроме шофера грузовика и тех, кому было поручено покончить с распутинской историей, не был посвящен в тайну грузовика. На рассвете прибыли в Петроград, и все автомобили помещены в гараже придворного ведомства, что на Конюшенной площади. Там гроб простоял весь день до ночи рядом с придворными свадебными каретами»[132].
«...После я узнал, - писал Ф. П. Купчинский, - что в Царском долго искали вагон с гробом; гроб безследно исчез, но толпа долго не расходилась»[133]. Между тем, на вокзале Царского Села «любопытствующим было заявлено, что по приказу властей Распутин будет похоронен на Волковом кладбище»[134]. Имели хождение и другие версии. «Новое время»: «В ночь на 10 марта тело Григория Распутина в сопровождении охраны передано через станцию Семрино из Царского Села на Николаевскую дорогу для следования на родину в Тобольскую губернию»[135]. «Биржевые ведомости»: «Предполагается, что Распутин будет похоронен на одном из кладбищ Петрограда»[136]. «Русское слово»: «...По распоряжению временного правительства вагон с телом Распутина отправлен в Петроград для предания тела земле на одном из петроградских кладбищ»[137]. «Вечерний курьер»: «По распоряжению ген. Корнилова, прах Распутина будет предан земле на Преображенском кладбище»[138]. «Петроградская газета»:[139]. «По срочному предписанию председателя Совета министров князя Львова, тело Распутина было перевезено из Царского Села в Петроград. Не доезжая до Петрограда, у платформы «Воздухоплавательный парк» поезд с телом Распутина остановлен. Солдаты вынесли гроб, который перевезен к ограде, близ находящегося здесь Волкова кладбища. Там тело Распутина было погребено и место захоронения тщательно скрыто»
Обстановка секретности, по желанию инициаторов акции сопровождавшая ее с самого начала, отсутствие достоверной информации в прессе, - всё это породило среди жителей столицы и Царского Села самые фантастические слухи. Так, 12 марта «по Царскому Селу пронесся тревожный слух, что в Петроград был отправлен городским исполнительным комитетом гроб не с телом Распутина, а с чьим-то иным трупом, и что останки придворного чудотворца находятся и поныне в хоромах Александровского дворца. Один из интеллигентных обывателей города даже уверял, что он видел вчера собственными глазами (!), как под конвоем на автомобиле из Александровского дворца в ратушу везли Николая II для опознания тела Гришки, возвращенного из Петрограда»[140].
Неуверенность, слухи - всё свидетельствовало о неустойчивости власти заговорщиков. Казалось, сама атмосфера «колыбели Революции» была пропитана липкой ложью. Не обошли тревоги и того, кому узурпаторами было поручено уничтожение тела Старца.
«На другое утро, - писал Ф. П. Купчинский, имея в виду наступивший день 10 марта, - меня встревожили рано.
- Гроба нет, - передали мне по телефону. Потом никак не мог добиться, кто это говорил. Ведь ключ был у меня в кармане, как же могли увезти?.. Я помчался на Конюшенную площадь и лично отпер громадную дверь. Грузовик был на месте и гроб на нем в неприкосновенности. Приподняв крышку, я увидел знакомое мертвое лицо в большой бороде и песок на рубашке.
Все было в порядке и тревога ложная.
Целый день этот я прожил в тревожном опасении за спрятанный в сарае грузовик. Я был в Государственной думе, был у министра-председателя, которого предупредил, что тело уже в Петрограде и этой ночью все должно быть закончено. Я встречался с различными людьми по различным делам, но каждую минуту ощущал в своем кармане большой ключ от сарая.
Служащие Конюшенной части не знали, что именно заперто в сарае, но темные неясные слухи уже ходили среди людей. Ко мне обращались с самыми странными вопросами.
- Правда, что вчера ночью вы привезли чье-то тело и оно спрятано в сарае?
- Правда, что кто-то был убит в Царском и тут гроб с телом?
Вопросы самые трагические.
Однако, кроме двух-трех самых доверенных лиц, никто не был мною поставлен в известность.
Поздно вечером я приказал приготовить грузовик.
Наливали бензин, воду, шофер готовился.
Тем временем я съездил в общественное градоначальство и поговорил с градоначальником профессором Юревичем[141], который в высшей степени заинтересовался всем этим вопросом с ликвидацией Распутина.
Я просил В. А. Юревича дать мне офицера, который мог бы быть свидетелем в деле сожжения тела. Я тут же сообщил, что решил его сжечь за городом, потому что копать яму очень трудно зимой и невозможна конспирация.
Мне представили ротмистра Когаднева[142], которому поручили быть от градоначальства официальным свидетелем всего дела.
Вместе с ротмистром мы выехали на Конюшенную, - где уже был готов грузовик. Я еще раз, в присутствии ротмистра посмотрел на тело, потом крышка была закрыта, спрятана досками и все сверху накрыто рогожами. На грузовик было взято несколько пудов картона и бумаги, целый громадный тюк, придававший вид багажа поклажи грузовика»[143].
Небезынтересные сведения содержатся в свидетельских показаниях по делу о цареубийстве полковника Е. С. Кобылинского, состоявшего, как мы помним, в марте 1917 г. начальником Царскосельского гарнизона. Допрашивал Евгения Степановича 6-10 апреля 1919 г. в Екатеринбурге судебный следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Н. А. Соколов. К сожалению, в опубликованных материалах следствия этот фрагмент протокола оказался опущенным[144]. Зато этот отрывок напечатал в английской версии своей книги Роберт Вильтон (1868-1925), ошибочно датируя его 1918 годом.
По словам полк. Е. С. Кобылинского, узнав о находке могилы Г. Е. Распутина, он «доложил эти факты по телефону командованию округа, и мне было приказано доставить тело Распутина на вокзал и отправить его на Среднюю Рогатку, где его следовало предать земле. Мне было приказано исполнить это тайно. Но для меня оказалось невозможным выполнить этот приказ без ведома солдат и населения о том, что происходит. Позже мне было приказано доставить тело на Царскосельский вокзал. Я выполнил это, поместив тело в товарный вагон. В другой вагон я поместил нескольких солдат, но не сказал им, что они должны охранять.
На следующий день комиссар по фамилии Купчинский (который ведал также автотранспортом) передал мне ордер, подписанный Председателем Совета министров. Ордер гласил, что мне следует передать тело Распутина (фамилия была записана как "Новых") Купчинскому, чтобы он мог доставить его на грузовике по месту назначения. Мы не могли сделать этого в Царском Селе, и потому мы перевели товарный вагон с трупом на запасный путь на станции Павловск-2. Здесь мы нашли старый упаковочный ящик, в который мы поместили гроб с телом Распутина. Ящик накрыли рогожей и пустыми мешками. Купчинский отправился с телом в Петроград, но по дороге тайна стала известна толпе, которая угрожала захватить труп, и потому Купчинский был вынужден сжечь его en route[145]»[146]
Петроградский политехнический
Среди тех, с кем, по словам Ф. П. Купчинского, он встречался днем, были, вероятно, и не названные им руководители Петроградского политехнического института. Об этом, на наш взгляд, свидетельствуют два несомненных факта: маршрут, по которому в ночь с 10 на 11 марта выехала машина с гробом, и избранный, по крайней мере, еще в первую половину дня 9 марта, при отправлении из Петрограда в Царское Село, способ уничтожения тела: сожжение. Причем, сожжение, как мы помним, предполагалось произвести именно «за городом». «Сомнительно, чтобы при столь высоких рангах инициаторов акции, - справедливо считает исследователь В. В. Чепарухин, имея в виду кн. Г. Е. Львова и А. Ф. Керенского, - не было какого-то осмысленного варианта действий, кроме чистой импровизации конкретного исполнителя - заведующего автобазой Купчинского»[147].
Петроградский политехнический институт имени Императора Петра Великого (так он назывался с 19 июля 1914 г.) был в высшей степени интересным заведением. Основан он был в 1899 г. стараниями С. Ю. Витте. Институт был в полном смысле этого слова его детищем. Он не раз приезжал в Лесное, узнать как идет строительство (сохранились фотографии); лично утверждал преподавателей. Библиотека С. Ю. Витте (наряду с библиотекой П. Б. Струве) до сих пор находится в составе институтского собрания[148]. Этого своего особого отношения к институту Сергей Юльевич и сам не скрывал: «Я относился к этому делу с полным увлечением [...] Будучи министром финансов, мне было, конечно, легче, чем другим министрам, иметь средства на устройство этого института. Должен сказать, что устройство этого института было мной осуществлено не без различных затруднений, и только благодаря моему влиянию, которым я в это время пользовался как у Его Величества, так и в Государственном Совете, мне удалось провести это великолепное учреждение»[149].
Главная проблема была подыскать подходящего директора института. По словам Сергея Юльевича, «нужно было назначить человека, который не возбуждал бы в высших сферах каких-нибудь сомнений»[150].
И такой человек был найден - князь Андрей Григорьевич Гагарин (1855-1920). Князь родился в Петербурге. Учился в 4-й Ларинской гимназии, причем весьма посредственно. «На тройке, - успокаивал, однако, княгиню директор гимназии, - можно всю Россию объехать». Окончил физико-математический факультет Петербургского университета (1877), Михайловскую артиллерийскую академию (1884). Служил в Арсенале. Объездил многие страны Европы (Великобританию, Францию, Германию, Швейцарию) и США. В последнее время в звании капитана гвардейской артиллерии Андрей Григорьевич был помощником начальника Оружейного завода в Петербурге[151].
Близко знавший князя с детства министр внутренних дел Д. С. Сипягин (1853†1902) отметил, однако, одну особенную его черту: «по натуре князь Гагарин, собственно, "блаженный"». А потому опасался, как бы это качество не повредило бы ему[152]. Примерно так же отзывался о нем преподаватель института историк Н. И. Кареев: «человек младенчески чистой души»[153].
Что это значило на деле в полной мере раскрылось позднее. Первоначально же на виду было другое, на что и рассчитывал С. Ю. Витте: знатное происхождение (Рюрикович) и близость Царской Семье (отец - вице-президент Академии Художеств; мать - статс-дама при Императрице Марии Александровне, жена - сестра двух членов Государственного Совета и генерала Свиты Его Величества, состоявшего при Императрице Марии Феодоровне, близкая родственница П. А. Столыпина). Всё это делало кандидатуру князя неотразимой. Предложение кн. А. Г. Гагарину было сделано Сергеем Юльевичем в ноябре 1899 г. Вскоре князь был утвержден Государем в должности директора Политехнического института «с полной охотой»[154] и тут же возглавил проведение строительных работ.
Комплекс зданий института был построен по проекту архитектора Эрнста Францевича Вирриха (1860-после1949) - ученика и помощника «вольного каменщика», известного петербургского архитектора графа Павла Юльевича Сюзора (1844-1919) - застроившего столицу зданиями с масонской символикой.
Характерно, что алтарь первого возведенного на территории института храма был сориентирован на север. Освятить его церковные власти, разумеется, отказались. «Пришлось» приспособить его под фундаментальную библиотеку, поместив в алтарной части черную скульптуру сидящего Льва Толстого. Ее заказали скульптору И. Я. Гинцбургу (1859-1939)[155] вскоре после отлучения в 1901 г. Льва Николаевича от Церкви. Так она и стоит там до сих пор.
Вспоминая о своем еще доэмигрантском (в России) знакомстве с епископом Андреем (Ухтомским), В. В. Шульгин писал: «Я познакомился с ним у Петра Бернгардовича Струве. Когда епископ вошел, все встали. Он посмотрел в правый угол и там увидел вместо иконы статуэтку. Она изображала известнейшего "мыслителя" - химеру с собора Парижской Богоматери. Епископ Андрей принадлежал к аристократической семье, что было редкостью для нашей Церкви. Он был воспитанным человеком и вежливо сказал хозяину: "Дорогой Петр Бернгардович, как же это так? Хотел я лоб перекрестить на красный угол, а там у вас черт сидит". Струве ответил: "Безобразие. Но ведь это, Владыко, мыслитель". - "Да, но о чем он думает?..", заключил епископ»[156]. (Можно по-разному судить о том, как должен был поступить православный епископ, увидевший, войдя в квартиру, изображение диавола и ни одной иконы[157], но для нас в данном случае гораздо важнее обратить внимание на типовое оформление помещений определенным кругом людей).
Вторую, ныне действующую на территории института, церковь Покрова Пресвятой Богородицы, построенную в 1913-1914 гг. по проекту архитектора Иосифа Падлевского, освятили 1/14 октября 1914 г., несмотря на то, что она была также построена с нарушениями канонов (алтарь ее ориентирован на запад). Первым настоятелем храма был преподававший в 1902-1907 гг. в институте Закон Божий небезызвестный священник Григорий Петров[158], пользовавшийся большой популярностью у студентов. С. Ю. Витте специально приезжал слушать его. В личной библиотеке Сергея Юльевича сохранилось несколько книг о. Григория[159].
Институт был построен менее чем за два года. 2 октября 1902 г. в только что построенных аудиториях прошли первые занятия.
«Район Лесное, - читаем в очерке истории института, - в котором располагался Политехнический институт, с сорока тысячью жителями, двумя вузами, множеством дешевых лавок и ресторанов, которые все звали не иначе как "грабиловками" и "отравиловками", на исходе первого десятилетия ХХ века было местом достаточно густозаселенным, но диковатым. [...]
Появление Политехнического института принесло Лесному определенные неприятности - комфортабельные профессорские дома и общежития, оборудованные водопроводами и другими удобствами, некуда было подключать. Все стоки институтского городка круглый год спускались в старые канавы, из которых воняло так, что и подойти было невозможно. [...]
В четырех-пяти минутах ходьбы от института начинались дачные дома, составлявшие небольшое предместье столицы. Студенты Политехнического и Лесной академии обезпечили Сосновке оживленную жизнь круглый год. Постоянные жители этих мест - чиновники и мелкие служащие - селились здесь, привлекаемые относительной дешевизной квартир. Но закрытие общежитий Политеха привело к появлению большого количества безквартирной молодежи и несколько подняло цены на жилье.
Сложился даже новый, весьма многочисленный слой сосновских обывателей - так называемые квартирные хозяйки, промышлявшие сдачей комнат внаем: осенью, зимой и весной - студентам, летом - дачникам. [...]
"Самая невыгодная сторона жизни в Лесном, - сообщал справочник по Политехническому институту, - это чрезвычайная трудность найти там какой-либо заработок. Самый распространенный студенческий заработок - уроки, случаются здесь очень редко и только для редких счастливцев". [...]
Синематограф "Лесная иллюзия", принадлежавший, кстати, бывшим студентам, зазывал на "сенсационные драмы" - "Жертвенник любви", "На краю пропасти", "Баронесса-преступница". Для "разогрева" публики крутили комические ролики: "Горб приносит счастье", "Как пудель помог Свистулькину в любви", "Галоши старого профессора". [...] Иных развлечений, кроме институтских вечеров да походов по кабачкам, не было.
О годах, проведенных в Лесном, профессор металлургического факультета Павлов вспоминал: "...Живя, казалось бы, в столице, некоторые (как я с семьей) почти не пользовались преимуществами столичных жителей. Поездки в театры были неудобным предприятием, ибо приходилось в час ночи возвращаться на паровике, причем от конечной остановки на Спасской улице надо было минут двадцать идти пешком до института. Лишь для Московского Художественного театра, иногда приезжавшего в Петербург на гастроли, мы делали исключение и посещали его спектакли, но это были единственные выезды в театр, которые мы себе позволяли"»[160].
Особый интерес представляет духовный облик обитателей Политеха.
Еще перед образованием института, по признанию С. Ю. Витте, встречались затруднения политического характера. «...Мне указывали, - вспоминал он, - что я устраиваю такое заведение, которое впоследствии может внести смуту; говорили: разве мало у нас университетов, и с университетскими студентами мы не можем справляться, постоянные безпорядки, а тут Витте под носом желает устроить еще новый громаднейший университет, который будет новым источником всяких безпорядков»[161]. Как в воду смотрели.
Во избежании возможных неприятностей еще за восемь месяцев до открытия института предлагали даже придать учебному заведению характер «полувоенной организации» с казарменной дисциплиной, к чему, следует заметить, располагали удаленный, замкнутый и самодостаточный характер самого института с общежитием для студентов и профессорскими корпусами. Однако это вполне разумное предложение было решительно отвергнуто на совещании либеральных деканов[162].
Несколько слов следует сказать и о самом директоре. С. Ю. Витте позднее признавался, что кн. А. Г. Гагарин чисто внешне идеально подходил для этой должности: «он принадлежал к такой семье, что предположение о его революционных стремлениях не могло бы выдержать никакой критики»[163].
Однако на деле все обстояло иначе. Уже ко времени назначения директором института за князем числились кое-какие «делишки». Так, известно, что за несколько недель до выпуска из Михайловской артиллерийской академии в 1884 г. Андрей Григорьевич «вступился за двоих сослуживцев, обвиненных в революционной деятельности и отчисленных накануне выпуска. Не испугавшись опалы, князь А. Г. Гагарин добился их реабилитации и выпуска из академии»[164].
Когда в ходе провокации Гапона 9 января 1905 г. в Петербурге, ныне более известной под названием «кровавого воскресенья», данным ей противоправительственными общественными кругами, был убит студент-политехник Савинкин, кн. Гагарин воспользовался этим обстоятельством для превращения похорон в противоправительственную демонстрацию. На организованные за счет казенных институтских средств похороны сей Рюрикович явился в парадном директорском мундире при орденах, что вопринималось обществом как прямой вызов власти[165].
Безнаказанность этой дерзости подвигла князя на еще более развязное поведение.
При его полном попустительстве в среде профессуры Политехнического института зародился образовавшийся в 1905 г. либеральный Академический союз преподавателей высшей школы. В числе организаторов, вошедших в его Центральный комитет, был преподававший на экономическом отделении института профессор Н. И. Кареев[166].
«18 февраля [1907 г.], - вынужден был признавать и сам С. Ю. Витте, - был сделан обыск в общежитии Политехнического института, и в этом общежитии будто бы была найдена бомба, вследствие чего общежитие было закрыто [...] Правление института было отдано под суд; это послужило причиной увольнения князя Гагарина»[167]. (Правда мемуарист тут же пытается свалить с больной головы на здоровую: бомба-де была «подброшена полицией». Следуя логике Сергея Юльевича, следует признать, что жертвы красного террора подрывали себя сами, оговаривая кристально честных революционеров).
Историки отмечают, что в 1907 г. для «умиротворения» Политехнического института «была организована настоящая военная операция с участием двух тысяч солдат, казаков и городовых, за спинами которых стояла артиллерия»[168].
Совершенно напрасно Витте пытался выгородить своего протеже, утверждая впоследствии, что князя министр внутренних дел и председатель Совета министров «Столыпин почел нужным сделать революционером», приводя при этом, слова, сказанные супругой директора, княгиней М. Д. Гагариной (1864-1946) о своем ближайшем родственнике в связи с увольнением мужа: «Вот никогда бы не думала, чтобы Петя, в конце концов, сделался бы таким подлецом!»[169]
Упреждая хлопоты перед Вдовствующей Императрицей влиятельных родственников князя, знавший всё точно Государь писал Своей Матери 1 марта 1907 г.: «Ты помнишь мерзкую историю с лабораторией бомб и всякого оружия в Политехникуме. Представь себе, что этот идиот Гагарин осмелился заявить протест на действия полиции и кроме того клевету - будто все найденное в его заведении есть дело рук той же самой полиции. Тогда Я приказал Столыпину уволить его от должности и предать суду с другими профессорами. Надеюсь, что этот пример отрезвит немного остальных ректоров. Пишу Тебе нарочно так подробно, потому что уверен, что на Тебя посыплются письма и прошения за Гагарина. Жалко бедной старушки княгини, но что же делать! Не могу выразить, насколько Я возмущен этой дерзостью - и кого? Человека с таким именем!»[170]
1 марта кн. А. Г. Гагарин был уволен от службы без прошения. Позднее его, по словам С. Ю. Витте, «отдали под суд и судили в Сенате»[171] по обвинению «в бездействии власти». Приговор, однако, был слишком мягким, не соответствующим деянию: лишение права в течение трех лет поступать на государственную и общественную службу. Соратники тут же устроили своеобразную антиправительственную демонстрацию: 12 марта Совет профессоров Политехнического института избрал А. Г. Гагарина почетным членом учебного заведения[172].
Кстати говоря, с Витте кн. Гагарин был связан теснее, чем можно было бы предполагать. Сам князь в своих воспоминаниях, рассчитанных на посторонние глаза, подчеркивал, что их отношения «были чисто официальные и соврешенно прекратились, когда он в 1904 г. перестал быть министром финансов и совершенно отстал от института»[173]. Однако факты говорят об ином: тесные отношения их прослеживаются и позже. Утверждать, что отношения их были исключительно официальные, по словам современных исследователей, Андрея Григорьевича заставило опасение, как бы «не навлечь на Сергея Юльевича беду»[174].
Небезынтересна и пореволюционная судьба Андрея Григорьевича. После большевицкого переворота он, пока позволяло здоровье, работал в Москве старшим конструктором в экспериментальном институте при наркомате путей сообщения. В январе 1920 г. Ленин подписал документ, согласно которому Гагарину с супругой разрешалось жить в их родовой усадьбе в Холомках, близ Порхова в Псковской губернии. Властям предписывалось не безпокоить старых заслуженных людей, обезпечивая их при этом керосином. Дом ко времени возвращения в него старых хозяев назывался «Народным домом имени Ленина»[175]. Скончался князь после операции 22 декабря 1920 года.
Особо следует сказать и о преподавательских кадрах, подбирать которых начал еще первый директор. Вот что поведал на юбилейной конференции, посвященной 100-летию основания института, известный исследователь истории вольных каменщиков в России В. И. Старцев[176][177]: в своем интересном сообщении «Политехники-масоны»
«...Имен известно не так много, их видимо было больше, чем мы знаем. Сегодня мы можем назвать фамилии. В частности, преподавателей, но, видимо, были и некоторые студенты, вовлеченные преподавателями в это движение. [...]
Профессора Политехнического института участвовали в первой фазе в самом начале возникновения этого движения в России вновь в 1905-1906 гг., и во второй фазе, когда была создана самостоятельная масонская провинция, отделение "Великого Востока" Франции под названием "Великий Восток народов России". Это произошло в 1912 г., летом, и профессора Политехнического института принимали участие и в ложах этой уже самостоятельной русской национальной масонской организации. [...]
Это была организация, в которой участвовала интеллигенция, в первую очередь, интеллигенция довольно радикальных направлений, взглядов. Это были левые кадеты. И это были умеренные социалисты, даже и большевиков мы находим среди членов этой организации [...]
...Восстановление лож в начале ХХ века провела именно Франция, именно французские масоны, а вернее, русские интеллигенты, принятые во французское масонство, и восстановили этот общественный институт в нашей стране. Огромная заслуга в этом деле принадлежит Максиму Максимовичу Ковалевскому, который был профессором вашего института. [...]
...В ноябре 1906 г. М. М. Ковалевский получает право организовать две ложи. Он организовал ложу в Петербурге "Полярная звезда" и ложу в Москве под названием "Возрождение". [...]
Следует сказать, что другом Ковалевского и другим профессором Политехнического института был Георгий Степанович Гамбаров (родился в 1850 г., умер в 1926 г.) [...] Гамбаров был профессором гражданского права, юристом и в этом качестве работал и в вашем институте. Всюду указан его адрес: дорога в Сосновку, Санкт-Петербургский Политехнический институт. Гамбаров очень много сделал для организации первых лож и в Москве, и в Петербурге особенно. [...]
И Ковалевский, и Гамбаров остались только масонами французского "Великого Востока". [...] Ковалевский, как вы знаете, умер в марте 1916 г., уже будучи членом Государственного Совета. И их деятельность, их общественная работа и их участие в освободительном движении, в антисамодержавной борьбе, относится больше к 1906-1908 гг. Достаточно вспомнить, что Ковалевский был избран в первую Государственную думу, основал там партию демократических реформ, издавал газету "Страна". Анализ содержания газеты "Страна" показывает, то через эту газету Ковалевский старался пропагандировать демократические устремления масонов. [...]
Затем, мы имеем еще данные о профессоре Иване Ивановиче Иванюкове, который тоже жил у вас здесь, и работал в 1908-1911 гг. [...]
И последний человек, о котором мы имеем абсолютно точные данные, и который, действительно, сыграл огромную роль в подготовке Февральской революции в рамках масонской организации, - Дмитрий Павлович Рузский, двоюродный брат[178] знаменитого нашего генерала и героя первой мiровой войны, Н. В. Рузского, главнокомандующего войсками Северного фронта[179]. [...]
Он был венераблем, т. е. председателем местного петербургского совета лож "Великого Востока народов России", и надо сказать, что эта организация "Великий Восток народов России" носила строго конспиративный характер. Она вообще даже замаскировала свои связи с "Великим Востоком Франции", хотя такие связи и имелись.
В этой организации примерно 40 процентов составляли члены народно-социалистической партии и меньшевики. Скажем, такие фигуры, как Чхеидзе, Скобелев, - все входили в нее, а Чхеидзе был членом и высшего органа этой организации - Верховного Совета "Великого Востока народов России". Поэтому в рамках четвертой Государственной думы возникла так называемая "думская ложа" и проводились определенные согласования действий между социал-демократами и между кадетской фракцией. [...]
Особенно велика была роль Д. П. Рузского с 1912 г. Он был делегатом третьего Конвента "Великого Востока народов России" в 1916 г.[180] [...]
...Есть еще один политехник, студент Вячеслав Михайлович Скрябин, который получил потом псевдоним, партийную кличку Молотов[181]. Есть косвенное свидетельство того, что он, будучи студентом вашего института, тоже был вовлечен в масонскую ложу»[182].
Когда в начале 1980-х годов В. М. Молотову прямо задавали вопросы о принадлежности его к «вольным каменщикам», он пытался неуклюже отшучиваться[183].
Говоря о предполагаемом масонстве В. М. Молотова, В. И. Старцев ставил задачу перед исследователями: «нужно выяснить [...], по личному составу, где он учился, в какой группе, кто ему преподавал, имел ли он контакты с тем же Д. П. Рузским, как именно он мог быть вовлечен в эту организацию»[184].
Частично на эти вопросы ответил сам Вячеслав Михайлович, рассказывая в 1977 г. своему собеседнику: «В 1911 году я приехал в Петербург и поступил в Политехнический институт. Меня зачислили на кораблестроительный факультет - самый аристократический и самый трудный. Затем, практически сразу, перевели меня на экономический. Я ни одного месяца не учился на кораблестроительном. С 1911-го до 1916-го я учился на экономическом, дошел до четвертого курса. Я очень мало занимался, но личная работа моя, внутри меня, значила много. Приходилось иметь дело с очень крупными профессорами. Максим Ковалевский[185] переписывался с таким человеком, как Петр Бернгардович Струве, потом, там были еще крупные профессора, теперь они более-менее забытые - Дьяконов, Чупров - крупный статистик, курс которого я прослушал полностью. Статистика меня очень интересовала - и для марксиста, и для экономиста это очень важно. Это был очень хороший, квалифицированный лектор, а отец его был видный, но буржуазный политэконом Чупров[186]. И еще ряд довольно крупных таких [...] Лекции я посещал мало. По статистике, по экономической географии... Сдавал. Профессорам сдавал. И серьезные работы писал. Года полтора оставалось доучиться. Я, как человек, занятый нелегальной большевицкой работой, добивался только того, чтоб перейти с курса на курс или, по крайней мере, сдать те экзамены, без которых отчисляли, - только чтоб не отчислили. Мне важно было не попасть на воинскую службу, иначе бы забрали. Стипендии не было, но мне платило вятское земство двадцать пять рублей, помогали, да. Там было несколько эсеров, в земстве, они поддерживали демократов»[187]. Из своих институтских товарищей В. М. Молотов в 1979 г. вспоминал еще живого тогда Николая Иконникова, с которым не прерывал общения[188].
Профессора и преподаватели Петроградского политехнического института (ППИ) были среди членов Государственной думы всех четырех созывов. Подавляющее их большинство было кадетами[189].
Влиятельной была в институте и прослойка большевиков. По свидетельству историка этого учебного заведения, «в один из зимних дней в начале 1912 г. встретились студенты-большевики Политеха - создавать партийную организацию института. [...] В библиотеке Политехнического института можно было найти много марксистской литературы, у букиниста, державшего лавочку у главного подъезда, студенты могли практически свободно купить и "Капитал", и легально изданный под обложкой "Философия истории", запрещенный к печати "Манифест коммунистической партии". [...] Ночью с 21-го на 22 апреля 1912 г. в типографии на Ивановской улице верстался 1-й номер большевицкой газеты "Правда"»[190].
«...Печатали мы "Правду", - вспоминал Молотов, - арендуя типографию у черносотенной газеты "Земщина"»[191]. Одно время редактором «Правды» был некто Черномазов. «Из попов, но еврей, - рассказывал Молотов. - Такой черный, кудрявый. Возможно, это была одна из его фамилий. Он оказался агентом. Он был редактором "Правды" в течение нескольких месяцев, писал передовые. Это уже после меня было, я уже был арестован. А потом Ленин прислал Каменева из-за границы, и он стал редактором вместо Черномазова. А до Черномазова вот мы, грешные, там заворачивали. Когда я вернулся из второй ссылки, бежал в 1916 году, Черномазова уже там не было»[192].
Кроме уже известного нам Скрябина-Молотова, «в "Правде" сотрудничали как авторы и распространители и другие политехники: Яков Яковлев (Эпштейн) и Константин Кирста, студент-металлург Николай Толмачев, организовавший сбор денег в фонд большевицкой газеты. [...] ...В большевицкой организации института активно работали десятки студентов-политехников, ставших впоследствии крупными партийными и административными работниками в СССР»[193].
26 февраля 1917 г. «нормальная работа Политеха была нарушена, институт оказался полностью отрезанным от города - транспорт стоял, телефоны молчали. Вечером 26 февраля состоялось первое заседание Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, а параллельно был создан Временный комитет Государственной думы. [...] В главном здании института разместились две тысячи солдат, новый комендант Лесного, начальник рабочей милиции. Занятия проводить стало почти невозможно, хотя формально они возобновились 15 марта, но шли крайне вяло. Работали в основном дипломники, институт по-прежнему "оккупировали" войска, так что условий для занятий практически не было»[194].
«Говоря об отношении политехников к событиям 1917 г., - рассказывал на уже упомянутой нами юбилейной конференции В. С. Логачев, - необходимо отметить, что они не только поддержали создание новых государственных структур, но и приняли самое активное участие в их работе, в частности, в органах исполнительной власти:
Шингарев Андрей Иванович (1869-1918) - министр земледелия в первом Временном правительстве. С 5 мая - министр финансов и лидер кадетской группы в правительстве.
Посников Александр Сергеевич (1845-1922) - профессор Политехнического института, с 28 марта - управляющий Государственным банком с правами товарища министра финансов; в апреле - председатель Главного земельного комитета.
Нольде Борис Эммануилович (1876-1948) - профессор ППИ. В дни февральской революции вместе с Н. В. Некрасовым, В. Д. Набоковым, В. В. Шульгиным составил манифест об отречении Великого Князя Михаила Александровича и передаче всей власти Временному правительству. С середины марта - товарищ министра иностранных дел, член Юридического совещания Временного правительства.
Саввин Николай Николаевич (1877-1954) - профессор ППИ, с марта - товарищ министра торговли и промышленности.
Бахметев Борис Александрович (1880-1952) - профессор ППИ, товарищ министра торговли и промышленности, с апреля 1917 г. - чрезвычайный и полномочный посол России в США.
Струве Петр Бернгардович (1870-1944) - крупнейший русский экономист, академик, входил в Комиссию по иностранным делам, член Предпарламента от группы гражданских общественных деятелей.
Фридман Михаил Исидорович (1875-1921) - профессор ППИ, с 27 июля - товарищ министра финансов»[195].
Бернацкий Михаил Владимiрович (1876-1943) - профессор ППИ, управляющий отделом труда в министерстве торговли и промышленности, с конца июля - товарищ министра, позднее - управляющий министерством, а с 25 сентября - министр финансов.
Таким было место, где Ф. П. Купчинский должен был провести сожжение...
Первую информацию о совершении строго секретной акции решено было вбросить через посредство прессы. Полномочия на это, вероятно, получил Ф. П. Купчинский, как непосредственный исполнитель ее, доверенное лицо новой власти и журналист.
Одно из первых известных на сегодняшний день сообщений об этом находим в «Петроградском листке» 13 марта: «...Был слух, что труп Распутина увезен в лес, где его облили бензином и сожгли».
Первые подробности петербуржцы смогли узнать в тот же день из вечернего выпуска «Биржевых ведомостей»: «Ночью грузовик в предшествии легкового автомобиля отправился на Выборгское шоссе. Решено было закопать гроб в стороне от дороги, сравнять с землей и покрыть снегом. Лопаты и кирки были приготовлены заранее. Процедуру эту должны были проделать все участвовавшие, а именно: три лакея придворного ведомства, два шофера и три лица, которым было все это поручено»[196].
На следующий день информация появилась сразу в нескольких газетах.
«Речь»: «Обнаруженный на днях в Царском Селе труп убитого в декабре Распутина был перевезен в Петроград, а затем в Лесной, где он был сожжен на костре. Металлический гроб, в котором находился Распутин, расплавлен»[197].
«Новое время»: «Тело Гр. Распутина, как нам сообщают, в последний момент со станции Семрино, М[осковско]-В[индаво]-Рыбинской железной дороги было передано на Финляндскую, а затем в автомобиле доставлено в деревню Гражданку, лежащую между Лесным и Пискаревкой. Извлеченный из гроба труп Распутина был предан сожжению»[198].
«Петроградский листок»: «Было решено на рассвете перевезти тело в район Лесного корпуса. В моторе имелись лопаты и кирки, а также запас дров для костра, чтобы оттаять замерзшую землю. В условленный час шесть лиц, посвященных в тайну погребения, двинулись на моторах в путь. Впереди шел обыкновенный пассажирский автомобиль, сзади грузовик»[199].
«Русская воля»: «Вырытый из могилы в Царском Селе гроб с телом Распутина временное правительство поручило предать земле в глухой местности, вблизи деревни Пискаревки, недалеко от Выборгского шоссе, в Лесном. С этой целью 10-го марта, вечером, тело Распутина было отправлено на грузовом моторе к месту, назначенному для погребения. Не доезжая четверти версты до дер. Пискаревки, грузовой мотор с телом застрял в сугробе снега. Сопровождавшие тело люди решили до утра закопать гроб в снегу с тем, чтобы на следующий день, утром, предать его земле в назначенном месте. Исполнивши это, уполномоченный и три служителя придворно-конюшенного ведомства, возвращались к своему мотору. В это время их встретили милиционеры, заподозрившие в неизвестных им людях злоумышленников, разъезжающих на так называемом черном автомобиле. Когда же милиционеры узнали, в чем дело, они нашли неудобным оставлять до утра тело недалеко от дороги и пришли к заключению, что его надо сжечь. Нарубили ветвей, вынули тело из гроба и предали его сожжению. Металлический гроб разбили на части и доставили во двор петроградского общественного градоначальства»[200].
Между тем, февралисты безжалостно использовали сами эти сообщения прессы для издевательства над Царственными Узниками.
«Кажется, - писал в 1920 г. в своей книге игумен Серафим (Кузнецов, 1873†1959), - надо бы оставить в покое Государя и Его Семью после всего того, что уже причинили Им. Но нет, злоба людей, потерявших чувство сострадания, безпощадна. Она изобретает все новые и новые способы уязвлять свои жертвы, пока их не добьет окончательно.
Изобретается новый способ разбережения ран Страдальцев. Натравливается толпа вынуть из могилы гроб с телом убитого 17 декабря 1916 года Григория Распутина. После всевозможных надругательств над покойником, гроб его, по настоянию полковника Кобылинского, погружается в товарный вагон и отвозится за несколько верст во избежание дальнейшего святотатственного надругания[201], ибо по духовному закону над покойником никакие издевательства не допускаются. Но здесь, вопреки воле Кобылинского, было сделано иное, с известной злобной целью, дабы этим делом вбить лишний гвоздь в многострадальные сердца Царственных Узников. Совершается еще небывалое святотатственное дело по попустительству или, быть может, по сознательному указанию высшего революционного начальства: гроб с покойником не предается земле [...] ...И новое надругательство, после которого гроб с покойником сжигается при помощи имеющегося в автомобиле бензина, а прах развеивается по ветру. Привезенный бензин не толпой, а людьми, ехавшими на автомобиле, свидетельствует о том, что это сделано по распоряжению того, кто послал автомобиль, т. е. людьми, стоящими у власти. Но и на этом злоба людей не остановилась. Об этом печатается во всех газетах с прибавлением непристойных иллюстраций и клеветнических выпадов по адресу Царской Семьи, и газеты эти, подчеркнутые красным карандашом, были приподнесены Государю»[202]. (Тут предусматривалось, разумеется, не только «психологическое воздействие». Их лишали защиты, сообщая об этом. И, конечно, еще и о большем...)
Через полтора месяца после появления первых известий в газетах за перо взялся сам совершитель акции:
«Часов около 12 ночи мы двинулись по дороге на Новую Деревню. Были захвачены веревки, лопаты, ломы.
Я ехал впереди на легковом открытом автомобиле с ротмистром и мальчиком гимназистом, которого пригласил на всякий случай за его милую и восторженную готовность помочь делу.
Шоферы имели установленные пропуска.
Однако грузовик почему-то казался подозрительным. Нас ежеминутно останавливали.
На Каменоостровском нас остановили солдаты, которые категорически требовали показать, что прикрыто рогожей на грузовике. Немало надо было настойчивости и строгости, чтобы избежать осмотра. То и дело сзади раздавалось три условленных сигнала гудком. Я оборачивался и видел сзади грузовик, окруженный толпой с винтовками...
- Что везете?..
- Начальство приказало. Впереди едет. Их спрашивайте.
- Показывайте!..
И приходилось убеждать. Если бы обнаружили труп, а еще, тем более, если бы установили, чей он, - то нам пришлось бы плохо.
Мы проехали Новую Деревню и катили по пустынным и убогим улицам Лесного.
Мелькали слабо освещенные дома и фигуры милиционеров с винтовками.
Я решил выехать за город, выбрать укромное место в лесу и там совершить сожжение. Но еще не знал, как именно все это удастся сделать. Огонь привлек бы внимание издалека, необходима была бы помощь милиции или других добровольцев»[203].
«Уже приблизились к селению Пискаревка, - писал по горячим следам событий скрывшийся под псевдонимом «Ведун» журналист из «Петроградского листка». - Появление таинственных "черных" автомобилей вызвало тревогу среди местных милиционеров - студентов Политехнического института. Грузовик был остановлен и милиционеры потребовали объяснений. Пришлось открыть им правду. Немедленно был оповещен местный комендант и после совещания решено было тут же избавиться от "проклятого" трупа»[204].
«Однако, - читаем в более подробной статье в «Биржевых ведомостях», - случилось не так, как рассчитывали: наше бездорожье испортило план. Автомобили застряли в сугробах и не было никакой возможности наличными силами вытащить их. Тогда было решено снять гроб, унести его подальше и покрыть снегом, а утром явиться снова, отогреть землю и вырыть могилу.
Тем временем подозрительные автомобили обратили на себя внимание дежурных милиционеров, и была поднята тревога.
Студенты-милиционеры потребовали предъявления "пропуска". Все оказалось в порядке, но милиционеры не успокоились на этом: уж больно все было необычайно.
Дело происходило на полдороге между Лесным и с. Пискаревкой. Скоро подоспели конные милиционеры. Помогли легковому автомобилю выбраться на дорогу и, решив грузовик оставить в поле до утра, предложили всем участникам отправиться к коменданту.
Какой переполох был поднят в Лесном видно из того, что при въезде в Лесной были устроены баррикады, чтобы автомобиль, в котором подозревался один из таинственных черных автомобилей, не мог скрыться»[205].
Пресловутые «черные автомобили» - были в то время темой весьма злободневной. Фантом этот в воспаленных головах обывателей родился еще в годы, предшествующие перевороту. Некоторые утверждали даже, что в них сидит никто иной, как «кровожадный Распутин» и расстреливает из пулемета мирных жителей. «Намечтали», и вот «черные автомобили» в зыбкие дни захлестнувшей город анархии начали превращаться, похоже, в реальность...
«В городе, - сообщал 10 марта «Вечерний курьер», - распространились наводящие панику на население слухи о появлении таинственных черных автомобилей, расстреливающих на ходу военные патрули и милиционеров. За последние три дня таким образом погибло 11 солдат и милиционеров.
Автомобили эти разъезжают по городу полным ходом с потушенными огнями и, появляясь в различных районах города, стреляют из кольтовских пулеметов. Автомобили, по-видимому, меняют номера, так как в городскую милицию были даны сведения, указывающие самые разнообразные цифры. 8 марта, на основании полученных сведений, был задержан черный автомобиль № 15-40, стрелявший, как это было удостоверено свидетелями, в патруль. Автомобиль этот оказался собственностью бывшего председателя городской Думы»[206].
А вот сообщение газеты «День» на ту же тему: «Вчера ночью городской милицией на углу Николаевской и Звенигородской ул[иц] задержан вооруженный пулеметом черный автомобиль. Задержанный автомобиль вместе с шофером и сидевшими в нем двумя лицами отправлен в Гос. Думу, где выяснилось, что задержанный мотор принадлежит автомобильной школе. Таким образом, до сих пор не удалось обнаружить ни одного автомобиля из тех, о которых продолжают распространяться фантастические слухи»[207].
Прежде чем продолжить далее наше повествование, отметим: никакого необыкновенного переполоха в Лесном в связи с застрявшими автомобилями не было. Это видно, по крайней мере, из того, что комендант, как мы увидим далее, преспокойно спал, что, согласитесь, при любой тревоге было невероятным. Меры были приняты в связи с общей тревожной обстановкой во взбунтовавшемся городе. Стоит обратить внимание и на то обстоятельство, что Купчинский (как мы увидим далее из его воспоминаний) хорошо знал о местонахождении коменданта Лесного в Политехническом институте.
Вот что пишет, кстати, об общей нервозной обстановке на улицах Петрограда в те первые послепереворотные дни и о причинах ее человек весьма хорошо информированный - деятель временного правительства, профессор Петроградского политехнического института М. В. Бернацкий:
«Улицы Петрограда в первые дни революции являли собой, по причинам вполне понятным, зрелище весьма тяжкое. Легковые и грузовые автомобили, полные вооруженных солдат и рабочих, сновали повсюду; в разных местах поднималась стрельба, в ответ на одиночные выстрелы, то там, то сям раздававшиеся с чердаков [...] Особенно жутки были ночные часы, с их слабым освещением улиц и адской канонадой от броневых машин, канонадой, носившей несистематический, случайный характер. До получения известий с фронта и из провинции, настроение Петрограда было очень нервное: все ждали подхода "верных" старому правительству частей. От времени до времени возникали слухи о движении крупных правительственных отрядов - "прямо на Таврический дворец": тут принимались какие-то меры обороны, или делался, по крайней мере "вид"»[208].
Вот что писал позднее сам Ф. П. Купчинский:
«По дороге на Пискаревку снег стал становиться все глубже. Машины кряхтели и стонали, едва подвигаясь не первой скоростью, наконец, почти единовременно нас затерло в снегу. Легковая машина ни вперед, ни назад, а грузовик сзади тоже только стонет и роется задними колесами в снегу. Мы зарываемся все больше и больше.
Между тем, место пустынное, глухое. К нам подходят редкие прохожие и опасливо спрашивают, что тут делаем и почему заехали на автомобилях в такую глушь ночью. Мы всем подозрительны и ясно, что если тут пробыть нам долго, то нас смотреть соберется вся окраина.
Что было делать? Кругом мелькали фигуры милиционеров, которые не решались подойти. Некоторые были верхами.
Видя, что выбраться из снега нет надежды, я распорядился вынести гроб в лес и временно его спрятать.
И вот мы взяли на плечи цинковый тяжелый гроб, вынутый из деревянного ящика. По глубокому сугробу, с помощью верных конюхов конюшенной части, провожавших гроб на грузовике, мы пронесли гроб в лес. Мы проваливались в глубоком снегу, спотыкались, видели вдали мелькавшие огни фонарей и торопились. Нас искали, за нами следили отовсюду. Мы закопали гроб в снег и постарались затрамбовать снежную кучу. Мы торопились скорее вернуться к автомобилям, где в лучах фонарей уже мелькали люди и толпились.
Нас окружили в то самое время, как мы возвратились к машинам. Выставили винтовки, револьверы.
- Кто мы такие и куда едем?
Я показал удостоверение, но это не удовлетворило их.
- Тут давно вы стоите и что-то делаете, что именно, мы не можем понять, но нам телефонировали, что проехал к лесу блиндированнный автомобиль...
Словом, нагнали мы страху на всех в этой глухой части пригорода.
Объяснения были длинны. Подъезжали и возвращались верховые. Нас, по всему видно, сочли за очень важных заговорщиков.
Слава Богу, что удалось избавиться от гроба. Но я ни минуты не был спокоен, что туда по живым следам не пройдут люди и не обнаружат гроба, спрятанного в снегу.
Уже задержанные и окруженные, с помощью милиционеров и любопытных, мы всячески пытались двинуть машины. Это было невероятно трудно.
Однако, в конце концов, добились и проехали на легковом назад; грузовик оставили в снегу. Я решил пробраться к местному коменданту в Политехнический институт.
Окруженные конными и пешими милиционерами, мы тихо подвигались по темной и снежной дороге, ежеминутно застревая в снегу.
На ближайшем перекрестке нас встретила новая засада.
- Стой, стой! - послышалось кругом.
Я увидел баррикады, конных и пеших притаившихся людей с браунингами и винтовками.
Наши конвоиры так даже сконфузились.
Они и не ожидали такой засады.
После непродолжительных переговоров нам объявили с большими извинениями, что мы свободны и можем ехать, куда хотим, потому что документы наши в полном порядке.
Тут я попросил проводить нас в Политехнический институт, где помещался "комендант охраны"»[209].
«Приехали к коменданту, - читаем в «Биржевых ведомостях», - разбудили его, вынуждены были рассказать правду и стали держать совет. На совете решено было: труп Распутина сжечь»[210].
«В помещении "коменданта охраны", - вспоминал Ф. П. Купчинский, - среди вооруженных студентов института мы собрали группу студентов, и я объяснил им в присутствии коменданта, в чем именно дело.
С громадным рвением, с готовностью они отозвались на мою просьбу помочь сожжению. Тотчас же были снаряжены для этой цели милиционеры, и через каких-нибудь полчаса мы уже мчались на автомобиле к лесу, где зарыли злополучный гроб с телом»[211].
«Быстро собрали всех милиционеров, - сообщали «Биржевые ведомости», - и двинулись к оставленному в поле гробу. Местность была оцеплена. Натащили массу дров. Разложили огромный костер»[212].
И снова Купчинский: «У оставленного нами грузовика толпились люди. Тут же стоял студент-милиционер "на часах"; он заявил мне вопросительно и тихо:
- Толпа говорит, что тут где-то привезенный Григорий Распутин?
- Да, - ответил я.
Он был в настоящем ужасе.
- Но ведь Распутина же убили?..
- А сейчас будет сожжен его труп.
Мы прошлись к лесу, который был весь окружен милиционерами, чтобы любопытные, несмотря на ночное время, не стекались к месту пожара.
С помощью студентов-милиционеров и конюхов, привезенных мною, мы стали рубить березки для костра и обливать бензином, натащили привезенной бумаги.
Из-под снега тем временем был вырыт гроб.
Плотная массивная цинковая крышка была открыта и, несмотря на мороз, смрад разложения неприятно ударил в нос.
В лучах огня занимавшегося костра я увидел теперь совершенно открытым и ясным сохранившееся лицо Григория Распутина. Выхоленная жиденькая борода, выбитый глаз, проломленная у затылка голова. Все остальное сохранилось. Руки, как у живого. Шелковая рубашка в тканных цветах казалась совсем свежей»[213].
«Запылал костер, - писал журналист через несколько дней после сожжения, скорее всего со слов того же, однако неназванного, Ф. П. Купчинского. - Металлический гроб был при помощи кирок разбит. При свете луны и отблеске пламени показалось завернутое в кисею тело Распутина. Труп был набальзамирован. На лице видны следы румян. Руки были сложены крестообразно. Пламя быстро охватило труп, но горение продолжалось около двух часов»[214].
Пламень в небо упирая,
Лют пожар... [...]
Громче буря истребленья!
Крепче смелый ей отпор!
Это жертвенник спасенья,
Это пламя очищенья,
Это Фениксов костер![215]
«Труп Распутина вынули из гроба, - уточняет корреспондент «Биржевых ведомостей». - Он оказался набальзамированным и, по уверению одного из очевидцев, лицо Распутина было нарумянено. Труп и костер были обильно политы бензином и подожжены. Это было часов в 5 утра, и только через несколько часов сожжение было окончено»[216].
Черное лицо тела Григория Ефимовича, часто встречающееся в газетных статьях, описывающих вскрытие гроба в Царском Селе, трудно совместить с лицом «нарумяненным», о котором сообщают журналисты, повествующие о сожжении. Вряд ли можно заподозрить кощунников в заботе о теле, которое они собирались уничтожить. Так что сами делайте выводы о степени достоверности писаний этих подлых врунишек...
«Костер разгорался все больше, - пишет Ф. П. Купчинский, - и при его свете мы внимательно, жадно вглядывались в черты "старца".
Какую тайну он унес с собою в небытие?..
Несомненно [sic!], в будущем это были бы "мощи святого" [sic!]!.. [...]
Палками мы вынули тело из гроба и положили на сильно разгоревшийся костер.
Множество стружек и тряпок из гроба было брошено в огонь. Очень скоро тело Распутина очутилось все в огне.
Подливаемый бензин высоко вздымал огненные языки. Затлелись носки на его ногах без обуви. Запылала шелковая рубашка, а борода моментально обгорела. Сине-зеленоватые огоньки заструились от трупа...
Удушливый дым и неповторимый смрад, кошмарный и необычайный.
Мы стояли тесной толпой вокруг костра и не спускали глаз с мертвого лица. Бороды Распутина давно уже не было, набальзамированные щеки лица его долго, упорно не поддавались огню. С шипением и свистом струи смрадного желтоватого дыма вырывались из трупа.
Быстро он стал черным и полуисчез в сильном огне. Неизвестный состав бальзама, которым было пропитано тело, делал его еще более горючим. Бальзам капал и горел зеленоватым особенным огнем.
...Несколько лет тому назад я впервые поднял в печати вопрос о крематориях и вот теперь мне приходилось сжигать самому тело [...]»[217]
Через шестнадцать месяцев на Урале слова о крематории повторит цареубийца П. З. Ермаков (1884-1952), которому было поручено уничтожение тел Царственных Мучеников (далее орфография подлинника!): «С 17 на 18 июля я снова прибыл лес, привес веревку, меня спустили шахту, я стал кажного по отдельности привязыват, а двое ребят вытаскивали. Все трупы были достаты из шахты для того, чтобы окончательно покончить Романовыми и чтоб ихние друзья недумали создать святых мощей. Кагда всех вытащили, тогда я веле класт на двуколку, отвести ат шахты всторону, разложили на три групы дрова, облили керасином, а самих серной кислотой, трупы горели да пепла и пепел был зарыт. Все трупы при помощи серной кислоты и керосина были сожены, был и I Крематорий над Коронованым разбойником... все это происходило в 12 часов ночи с 17 на 18 июля 1918 года. Восемнадцатого я доложил в исполком...»[218]
Минули еще полтора месяца и большевики организовали еще один небольшой крематорий в самом центре, у Московского Кремля. Обвинявшаяся в покушении на жизнь пролетарского вождя Ф. Ройд (Каплан) в ночь на 1 сентября 1918 г., по личному приказу Свердлова, была вывезена с Лубянки в Кремль, где была помещена в «полуподвальной комнате под детской половиной Большого дворца»[219]. Ее расстреляли 3 сентября в 4 часа дня в кремлевском тупике, во дворе автоброневого отряда под шум заведенных автомобильных моторов[220]. Обязанности палача исполнил комендант Кремля П. Д. Мальков[221]. При этом он получил следующее специальное указание Свердлова: «Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа»[222]. Эти слова, как и описание самого расстрела, содержатся лишь в первом издании записок коменданта. Особую значимость приведенным сведениям придает им то обстоятельство, что, кроме обычной в таких случаях цензуры Института марксизма-ленинизма и его филиалов, они были написаны Мальковым совместно с сыном Я. М. Свердлова - историком, а в недалеком прошлом усердным следователем НКВД, А. Я. Свердловым[223]. Потрясающие подробности о том, как Мальков выполнил приказ Якова Свердлова, содержатся в редакционном примечании к «документальному расследованию» Бориса Орлова «Так кто же стрелял в Ленина?» в авторитетном журнале «Источник»: «Писатель Юрий Давыдов утверждает, что труп Каплан был облит бензином и сожжен в железной бочке в Александровском саду»[224].
Вопрос о причине такого («без следа») уничтожения Каплан до сих пор остается открытым. Американский исследователь Ю. Г. Фельштинский, поначалу не удержавшийся от характеристики причин приказа Свердлова, как «достаточно мистических»[225], тут же, однако, пишет, что это должно было воспрепятствовать «процедуре опознания трупа Каплан свидетелями террористического акта»[226]. Но не проще ли и надежней было бы спрятать труп эсерки в ямах среди сотен таких же безымянных тел, расстрелянных в те дни в ходе чекистской бойни, объявленной в день покушения на Ленина Свердловым? (Остаются без ответа и другие вопросы: Кто подсказал исполнителю именно этот способ уничтожения? Как восприняли известие об этом «свои»?) И уж, разумеется, после сказанного, сведения о сожжении Честных Царских Глав в Кремле[227] не кажутся столь фантастическими.
И в заключение еще одна, думается все же не случайная, деталь: сразу же после цареубийства из Екатеринбурга в Москву приехал Я. Юровский, получив назначение заведующим Московской районной ЧК и членом коллегии МЧК. Первым заданием этого известного цареубийцы на новом месте стало, как известно, дело Каплан.
Прежде чем продолжить прерванное повествование, следует сказать о попытках внедрения пламенными революционерами в нашу повседневную жизнь крематориев («огненного погребения»). «В официальной печати, - пишет историк А. Н. Кашеваров, - пропаганда нового обряда похорон развернулась еще с весны 1918 г. В связи с этим канцелярия Поместного Собора 3 апреля (21 марта) 1918 г. (т. е. почти что в годовщину сожжения тела Г. Е. Распутина! - С. Ф.) обратилась в канцелярию Священного Синода с просьбой "прислать для работы отдела о церковной дисциплине имеющиеся в делах Св. Синода материалы трудов существовавшей при Св. Синоде в 1909 г. комиссии для разрешения вопросов о сожигании трупов и устройстве в России крематориев". Примечательно, что в "Заметке о сожигании трупов с православной церковной точки зрения", составленной синодской комиссией в 1909 г. указано, что "самым естественным способом погребения признается предание трупов земле...; предание тела близкого не земле, а огню представляется, по меньшей мере, как своеволие, противное воле Божией и дело кощунственное"[228]»[229].
Между тем агитация за «сожигание трупов» началась в России задолго до этого официального ответа. Некто Магнус Блауберг повел ее еще в 1900 г. со страниц популярного Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (Т. ХХХ а. С. 709-712): «...В Палестине [...] сожиганию подвергались лишь трупы царей и выдающихся знатных граждан; даже царям, не пользовавшимся хорошей славой, отказывалось в таковом способе погребения, ибо у древних евреев именно сожигание трупов считалось наиболее почетным[230]. [...]
Карл Великий запретил, под угрозой смертной казни, сожигание трупов[231], и немецкий народ настолько привык к зарыванию трупов в землю, что в настоящее время в Германии лишь немногие стоят за сожигание. [...]
Не имели успеха и во Франции предписания революционного времени, требовавшие полного уничтожения кладбищ и обязательного введения сожигания трупов. [...]
Вследствие всего этого совершенно забыли о сожигании трупов, пока в 1821 г. сожжение трупа английского поэта Шелли на костре, по "римскому способу", не обратило на себя всеобщее внимание. Тем не менее, безследно прошло сообщение, сделанное в Берлинской Академии наук проф. Я. Гриммом в 1849 г., о преимуществах сожигания трупов перед зарыванием таковых в землю. [...]
В 1876 г. в Милане был устроен первый "крематорий" для сожигания человеческих трупов[232]; за Миланом в 1878 г. последовала Гота, и этот крематорий долгое время оставался единственным в Германии; в 1892 г. возникли крематории в Гейдельберге и Гамбурге, затем в Иене, Оффенбахе, в Мангейме, Эйзенахе и Апольде. Наиболее широкое распространение сожигания трупов получило в Италии, где в настоящее время существует более 20 крематориев; за Италией следует Швейцария, Франция, Англия, Швеция и Норвегия, Дания, Соединенные Штаты. [...]
На международном медицинском конгрессе в Лондоне (1891) представителями гигиены были выработаны следующие положения: 1) Сожигание трупов есть разумная санитарная мера, которою безусловно необходимо пользоваться, когда смерть произошла вследствие инфекционных болезней. 2) Надлежит просить державы об уничтожении всех препятствий, мешающих широкому распространению сожигания трупов, а также о безусловном введении сожигания трупов во время войны. К аналогичным заключениям пришли представители гигиены на международных конгрессах в Будапеште (1894) и в Москве (1897)».
В 1917 г. путь на Восток крематориям, казалось бы, был открыт...
Считается, что кремация была «санкционирована» «Декретом о кладбищах и похоронах» Совета народных комиссаров[233] 7 декабря 1918 года. Однако в самом декрете, на проекте которого имеется пометка: «Утв. 7/XII. Пр. СНК В. Ульянов (Ленин)», речь о «допустимости и даже предпочтительности кремации покойников»[234] не идет. Правда, в первом пункте упоминается о крематориях (которых фактически еще не было) как о явлении существующем: «Все кладбища, крематории и морги, а также организация похорон граждан поступают в ведение местных совдепов»[235]. Таким образом, можно вполне определенно говорить о декретировании большевиками крематориев в России.
Одновременно Л. Д. Троцкий опубликовал статью, призывающую большевицких лидеров подать пример, завещая после смерти сжечь свои трупы[236]. Памятником призыва этого «демона революции» стали «захоронения» в стене Московского Кремля. Из ныне широко известного примера похорон маршала Г. К. Жукова можно сделать вывод о далеко не добровольном характере таких «огненных погребений»[237].
Конкурс на проект первого в Российской республике крематория проходил под лозунгом: «Крематорий - кафедра безбожия». Первый крематорий был открыт в Петрограде 14 декабря 1920 г. на Васильевском острове в здании бывшего сахарного завода Рожкова. С лета 1920 г. там же начали разворачиваться работы «по сооружению грандиозного крематория на Обводном канале, согласно утвержденному исполкомом проекту»[238].
Первый крематорий в Москве был открыт в Донском монастыре в церкви свв. Серафима Саровского и Анны Кашинской в 1927 г. Переделкой храма в крематорий руководил давний сотрудник строителя мавзолея, архитектора А. В. Щусева - Н. Я. Тамонькин, как и его патрон ранее специализировавшийся в церковном строительстве (он проектировал убранство православных храмов).
«Донской монастырь, - писал, захлебываясь от восторга, в 1930 г. безбожник Н. Шебуев, - теперь является пионером по части кремации в СССР. Трупосжигание существовало у таких культурных народов, как римляне, греки, евреи, японцы, но было привилегией богатых и знатных. [...] Лишь в СССР кремация так дешева, что доступна всем. [...] У первобытных людей сожжение было религиозным способом погребения, в наши дни - оно является антирелигиозным актом. Церковь со времени рескрипта Карла Великого, запрещающего трупосожжение под страхом смерти, вот уже тысячу лет считает этот способ погребения языческим. Усыпальница превращена в крематорий по проекту архитектора Осипова, поместившего в первом этаже вестибюль, два зала ожидания, зал для прощания, катафалк, возвышение для оркестра, кафедры для ораторов и служителей культа [sic!] и колумбарий, т. е. зал с урнами по бокам. [...] В зале много света, цветов, торжественно звучит оркестр, чисто, красиво, в чинном порядке расставлены ряды стульев [...]
Часто вы слышите, что новому быту не хватает той праздничной обрядности, которой так действует на "уловление человека" Церковь. Красное крещение (октябрины), красное бракосочетание (загс) еще выработают красивую обрядность, а вот уж обрядность красного огненного погребения куда больше впечатляет и удовлетворяет, чем зарытие полупьяными могильщиками под гнусавое пение попа и дьякона в сырую, часто хлюпающую от подпочвенной воды землю, на радость отвратительным могильным червям. Для полного сжигания человеческого трупа и получения белых, чистых, обезвреженных, легко распадающихся в порошок костей и пепла необходима температура в 860-1100 градусов Цельсия и 75 минут времени. Московский крематорий за рабочий день может совершить 18 сожжений. Какое это облегчение для Москвы!..»[239]
Предварительное испытание печи № 1 Московского крематория, одного из самых больших в Европе, было произведено 29 декабря 1929 г., т. е. накануне ночи, когда 13 лет назад в 1916 г. был убит Г. Е. Распутин. Сохранилось описание этого первого опыта: «Остатки горения трупа (пепел) представляли собою небольшой величины белые пористые части костей, легко рассыпаемые при легком трении их между пальцами рук. Белый цвет остатков костей указывает на то, что сожжение было произведено в струе раскаленного чистого воздуха с одной стороны и при полном сгорании - с другой. [...] В общем можно сказать, что пепел был высокого качества и представлял собою на вид приятную массу»[240].
Первоначальный проект крематория в Донском монастыре учитывал даже «духовные нужды» самосожженцев: «Часть первого этажа здания, именно восточная его часть отведена под комнаты служителей культа; там же выделено место для оркестра, хора, ораторов, органа - умер ли православный, лютеранин, еврей или католик, погребение может совершаться согласно обряда каждого из них, или по гражданскому обряду, или совсем без обряда»[241].
Интересно, что даже в такое «передовое» дело, как «огненное погребение» проник классовый подход: «сжигание для нетрудового элемента должно стоить в 2 раза дороже против той же стоимости для лиц свободных профессий и в 4 раза дороже стоимости сжигания для рабочих и служащих»[242].
Были, однако, вещи, которые заставляли задумываться борцов за светлое будущее. Это «просачивание через кремационные печи скрытых преступлений»[243]. Это, наконец, и «целесообразность» выдачи праха в «капсюлях на руки», могущее породить «мистические начала среди родственников усопшего»[244].
И все-таки «кремация, - наставительно писал в 1937 г. аноним в первом издании "Большой советской энциклопедии", - является наилучшим способом погребения, к тому же в полной мере удовлетворяющим чувствам эстетики и уважения к умершему. [...] В Советском Союзе популяризацией кремации в начале ее организации занималось специально созданное общество. В результате культурного роста широких масс необходимость пропаганды идеи кремации в Советском Союзе отпала»[245].
Согласно генеральному плану реконструкции Москвы в конце 1930-х начале 1940-х годов здесь намечалось построить еще четыре крематория. В 1935 г. было начато строительство крематория в Харькове. Возведение крематориев планировалось во всех крупных городах СССР[246].
А начиналось всё это на Пискаревке под Петроградом в марте 1917 года...
В гудении костра слышался рев «марсельезы еврейских рабочих» (партийного гимна Бунда):
Костер готов! Довольно дров найдется,
Чтоб на весь мiр разжечь святой пожар!![247]
Победный вой богоборческих печей, готовых уже, было, расползтись по всей планете, остановил смрадный дым крематориев Европы в годы второй мiровой...
В упоении они забыли:
Не пощажу его, ибо он пережег кости царя Едомского в известь... (Амос 2, 1).
...Ты же огнь вжегла еси геенский, в немже имаши, о душе, сожещися (Великий канон св. Андрея Критского. Песнь 2).
Что же касается орудий Промысла Божия... Ведь и царя Вавилонского Навуходоносора Бог именует рабом Своим (Иер. 25, 9)[248].
«Мы были утомлены, - продолжал Ф. П. Купчинский, - и продрогли от мороза и ветра. Костер вблизи горел слишком сильно, а отойти недалеко - охватывал морозный холод.
Светало. Прохожие задерживались у дороги, привлекаемые дымом и огнем в лесу, но милиционеры упорно не допускали никого в лес и только назначенные присутствовали при горении тела.
Оно точно горело и не сгорало, так долго и мучительно было это незабываемое, единственное в своем роде пожарище в ветреную морозную ночь в глухом занесенном снегом лесу.
Студенты шутили, но в этих шутках они точно старались скрыть действительную жуть и необъяснимое волнение.
...Уже было совсем светло. Утро наступило. День занимался и занялся. Люди проходили по дороге, а костер все еще пылал.
Мы срубили вокруг березки, натыкали хвороста и всё это пылало, поливаемое бензином»[249].
Французский посол в России М. Палеолог, с чьих-то слов описывая сожжение тела Распутина, отмечал: «Несмотря на ледяной ветер, на томительную длительность операции, несмотря на клубы едкого, зловонного дыма, исходившего от костра, несколько сот мужиков всю ночь толпами стояли вокруг костра, боязливые, неподвижные, с оцепенением растерянности наблюдая святотатственное пламя, медленно пожиравшее мученика, "старца", друга Царя и Царицы, "Божьего человека"»[250]. (Приведенная запись датирована Палеологом 10/23 марта.)
Далее в свидетельствах современников имеются расхождения...
«Вскоре, - читаем у Купчинского, - масса полусожженного тела обратилась в гигантский огненный ком, от которого во все стороны лучились зеленые огненные струи. Снег растаял далеко вокруг...
Костер горел до десятого часа... А тлел еще долго после. Угли и зола были забросаны растаявшей землей и снегом.
Цинковый гроб был отнесен на грузовик»[251].
«Петроградский листок»: «Скелет не поддавался уничтожению и остатки его было решено бросить в воду. После сожжения трупа металлический гроб доставлен в канцелярию градоначальства, где он временно будет храниться, затем ценный цинк пойдет на соответствующее употребление»[252].
«Биржевые ведомости»: «Уцелевшие кости решено было уничтожить другим путем, не погребая, металлический гроб решено было расплавить, от Распутина не осталось ничего... кроме тяжелого воспоминания»[253].
Это последнее сообщение приводит нас к малоизвестной публикации В. В. Чепарухина, исследователя истории Петроградского политехнического института. Он пишет о третьей (одинаково доверяя сообщениям как Е. И. Лаганского, так и Ф. П. Купчинского) версии.
По словам Чепарухина, версия эта бытовала «преимущественно в устной форме в очень специфической среде - семьях научно-технической элиты, обитателей служебных домов Петроградского политехнического института. [...]
Если акт в чем-то и неточен (об акте речь у нас впереди. - С. Ф.), то только в сознательной неполноте указания места сожжения (опять-таки в строгом соответствии с целью акции!). На основе упоминаемых в акте деталей и лиц после слов "около большой дороги Лесного в Пискаревку, в лесу" следовало бы написать "в котельной Петроградского Политехнического Института". Все прочие детали официального акта абсолютно точны. Обвинение же в неточности справедливо лишь на первый взгляд. Дело в том, что "около большой дороги Лесного в Пискаревку, в лесу", в соответствии с представлениями того времени, далеко за городом, располагался Политехнический институт со строго охраняемой территорией, фактически автономный университетский городок со своей электростанцией, образцовой мощной котельной, водопроводом и даже газовым заводом. Эта деталь ставит на место все несообразности и снимает все вопросы при анализе опубликованных материалов, в том числе и вопрос о технической возможности сожжения трупа на костре из случайных сырых дров, даже с использованием запаса бумаги и картона; в заснеженном мартовском лесу, с развеиванием пепла по ветру. Закрытая загородная территория отвечала всем условиям задуманной политической акции.
На этой строго охраняемой территории с пропускным режимом[254], в казенных квартирах постоянно проживали профессора, преподаватели и служащие института[255], работавшие там, как правило, всю жизнь. Такое серьезное событие не могло пройти безследным в этой замкнутой, корпоративной среде. И действительно, в семьях академиков М. А. Шателена, В. Ф. Миткевича и других, живших тогда (и живущих до сих пор[256]) на территории института, передавались рассказы о кремации тела Распутина в котельной института. Такую информацию довелось услышать и автору настоящей публикации около 20 лет назад от проф. Г. Н. Шуппе, со ссылкой на личный рассказ М. А. Шателена. Надо просто искать письменные свидетельства, несомненно существующие, хотя многое и утрачено[257].
И, тем не менее, уже нашлось, по крайней мере одно, документальное свидетельство. Летом 1994 г. при создании фонда А. И. Морозова[258] (это весьма необычный человек, живший на территории института с 1913 г. до смерти в 1955 г.) в Фундаментальной библиотеке СПбГТУ встретился документ под названием "Конспект для автобиографии". Воспроизводим одну из записей:
"1917 г. Исторические дни в институте. Февраль-март. Я избран в Совет Рабочих и Солдатских депутатов от Политехнического института. Заседания Совета в Таврическом дворце. Политические деятели того времени [...] Встреча Плеханова в Народном доме. Сожжение тела Распутина в котельной Политехнического института. Пожар Окружного суда на Литейном [...]" [...]
Полное безследное уничтожение возможно было только при использовании других, более совершенных технических средств, нежели "костер из березок" в заснеженном мартовском лесу, а именно - мощной печи котельной. Обращение Купчинского за помощью в Политехнический институт вряд ли ограничилось только подкреплением из 6 студентов-милиционеров. Завершающий этап задуманной акции был организован буднично и прозаически. Около шести часов утра к воротам института подъехала машина с вооруженными людьми и ящиками. Дежурный начальник караула охраны поднял старшее административное лицо, проживавшее на территории института, - профессора М. А. Шателена[259] и передал ему требования прибывших. Примерно через час, после необходимых приготовлений и сбора исполнителей, приступили к акции сожжения. Цель акции была достигнута при соблюдении тайны, приоткрывающейся, вероятно, только сегодня. Полную ясность внесли бы письменные свидетельства других прямых участников событий, круг которых теперь точно очерчен. Первое же знакомство с личными делами исполнителей (подписавших акт студентов-политехников) вызывает ряд новых вопросов, дополнительно свидетельствующих о желании скрыть реальную тайну точных обстоятельств и места сожжения[260]. [...]
Что касается места завершения этой политической (не только! - С. Ф.) акции, то оно вряд ли было случайным. Его выбор отражает ту роль, которую играл Политехнический институт как один из центров поддержки временного правительства, прямо поставивших многих его активных деятелей в ранг товарищей министров, крупных чинов Министерства торговли и промышленности, Министерства финансов, военного Министерства, Министерства иностранных дел и т. п.»[261]
Такова, повторяем, версия В. В. Чепарухина. Мы же полагаем, что в топке котельной института лишь дожигали «уцелевшие кости», хотя, возможно, именно там первоначально полагали сжечь и всё тело. Однако машины, как мы помним, застряли... (Как и год с небольшим спустя на Урале, у Ганиной ямы, с честными останками Царственных Мучеников...)
Это подтверждают, между прочим, опубликованные в 1990 г. в газете отрывки из запискок о февральской революции 1917 г. советского ученого И. Я. Башилова[262].
«На одной из студенческих сходок, - вспоминал он, - был выбран Совет старост, присвоивший себе название: "Совет старост революционного студенчества Петроградского политехнического института".
Первая политическая сходка дала громадную победу эсерам, ибо было ясно, что большевики непопулярны среди студенческой массы.
Я был избран секретарем Совета и первые дни круглые сутки проводил в институте без сна, довольствуясь чаем и бутербродами, кем-то доставлявшимися в нашу комнату.
В помещении всё время был народ, приходивший либо с сомнительными новостями, либо с вопросами, касающимися чуть ли не существа революции, то приходили с тревожными сообщениями об агитации против революции, то, наконец, являлись обыватели, заявлявшие, что, так как не осталось никаких следов старой власти, то Совет старост должен разбирать и все бытовые вопросы.
Как-то ночью студенческий пост сообщил, что из города на быстром ходу проскочила машина в направлении Б. Спасской, не остановившаяся по требованию поста. Надо сказать, что в это время носились слухи о каких-то "черных автомобилях", которые носились по городу и из которых якобы стреляли по милиции, студентам и по толпе. Пост организовал погоню. След с Б. Спасской уходил к расположенному невдалеке в лесу селению. Преследователи довольно быстро настигли машину, которая увязала в снегу, и нашли группу людей во главе с известным в то время сотрудником "Биржевых Ведомостей". Оказалось, что они в Царском Селе, кажется, вскрыли могилу Распутина, захватили гроб с его телом и привезли в Петербург. Но в силу неясных каких-то обстоятельств провезли его через весь город и вот сейчас застряли в снегах, открыли гроб, убедились, что там было действительно набальзамированное тело фаворита двора Николая II, убитого Пуришкевичем и Юсуповым из патриотических соображений. Они уже развели костер и начали сжигать труп. Свои действия они объяснили желанием уничтожить труп из боязни, как бы "темные силы" не использовали невежество народное и не создали бы каких-либо мощей из него и не попытались создать контрреволюционного культа. Звонивший утверждал, что труп горит плохо, что с ним можно провозиться всю ночь, а днем соберется народ и можно опасаться эксцессов. Поэтому он спрашивал у меня разрешение тут же забрать труп в институт и там сжечь в топке парового котла. Я согласился с ним и, предложив составить подробный протокол всех действий, разрешил проделать эту операцию. В ответ студент сообщил, что труп он уже осмотрел, убедился в том, что это был действительно Гришка Распутин и что ничего примечательного на трупе не обнаружено. Он имел в виду сказки, распространявшиеся в городе, что убитый фаворит обладал какой-то сверхъестественной половой силой, привлекшей к нему царицу и ее приближенных.
Бренные останки любимца царской семьи были сожжены в Политехническом институте...»[263]
Свидетельство о кощунстве
Ну, а теперь самое время обратиться к протоколу.
«Все происшедшее, - сообщал 14 марта «Петроградский листок», - было занесено в протокол, который, как говорят, будет официально опубликован»[264].
Документ действительно был напечатан Ф. П. Купчинским. (Это была первая публикация.) В его воспоминаниях читаем:
«Мы двинулись обратно, в Политехнический институт, где был составлен акт, в присутствии студентов-милиционеров и помогавших в этом деле.
Привожу копию этого акта, подлинник которого с печатью "начальника охраны" института был передан мною 11-го марта министру-председателю князю Львову; другой подлинник с подписями был передан представителю градоначальника для вручения последнему.
Экземпляр № 1. (Всего экземпляров два).
Копия.
Лесное 10-11 марта 1917 года.
АКТ
о сожжении трупа Григория Рапутина.
Мы, нижеподписавшиеся, между 3-мя и 7-ю часами в ночь 10-11 сего марта совместными силами сожгли тело Григория Распутина, привезенного на автомобиле уполномоченным Временного Комитета Государственной Думы Филиппом Петровичем Купчинским в присутствии представителя от градоначальника г. Петрограда.
Самое сожжение имело место около большой дороги из Лесного в деревню Пискаревку при абсолютном отсутствии других свидетелей кроме нас, ниже руки свои приложивших.
Ф. КУПЧИНСКИЙ.
Представитель от градоначальника ротмистр 16 Уланского
Новоархангельского полка КОГАДЕЕВ.
Студенты Политехнического института
- милицонеры:
С. БОГАЧЕВ, И. МОКЛОВИЧ, Р. ФИШЕР,
М. ШАБАШОВ, В. ВЛАДЫКОВ, ЛИХВИЦКИЙ.
Акт был составлен в моем присутствии
и подписи подписавших удостоверяю.
Дежурный по караулам прапорщик
(подпись неразборчива).
Печать «Начальник охраны.
Петроградский Политехнический институт»[265].
В январе 1927 г. в «Огоньке» была воспроизведена фотография самого документа, иллюстрирующая окончание статьи Е. И. Лаганского[266]. То был второй экземпляр акта. В 1932 г. он был републикован в издававшемся в Париже под редакцией писателя А. И. Куприна журнале «Иллюстрированная Россия» с его расшифровкой[267].
Ввиду имеющихся разночтений (иногда весьма важных) приведем и этот документ строго по факсимиле:
Экземпляр № 2.
Лесное 10/11 марта
1917 г.
АКТ
о сожжении трупа Григория Распутина
Мы, нижеподписавшиеся, между 3-7[268] часами утра, совместными силами сожгли тело убитого Григория Распутина привезенного[269] на автомобиле уполномоченным[270] Вр. Комитета Государственной Думы Филиппа Петровича Купчинского [sic!], в присутствии представителя Петроградского Общественного Градоначальника, ротмистра 16 Уланского Новоархангельского полка, Владимiра Павловича Кочадеева. Самое сожжение имело место около большой дороги Лесного в Пискаревку, в лесу[271], при абсолютном отсутствии посторонних лиц, кроме нас, ниже руки свои приложивших:
Представитель от Обществен. Петрогр. Градон.
Ротмистр 16 Уланского Новоарх. п. В. КОЧАДЕЕВ.
Уполномоч. Врем. Ком. Госуд. Думы КУПЧИНСКИЙ.
Студенты Петроградского Политехнического
Института - милиционеры:
С. БОГАЧЕВ.
Н. МОКЛОВИЧ.
Р. ФИШЕР.
М. ШАБАЛИН[272].
[Две подписи неразборчивы[273].]
Акт был составлен в моем присуствии и подписи расписавшихся удостоверяю.
Дежурный по караулам прапорщик [подпись неразборчива[274].]
[Круглая печать:] Петроградский Политехнический институт. Начальник охраны.
После знакомства с документами, сравнения их между собой и, особенно, с расшифровками, возникают весьма важные вопросы:
Как могло возникнуть такое разночтение времени проведения акции («3-7» и «7 и 9» часов), если учитывать совершенно незатруднительное чтение фотокопии акта, помещенной рядом (имеем в виду публикацию в «Огоньке» в январе 1927 г.)?
Почему позднее исследователи, знакомившиеся с публикацией Е. И. Лаганского, приводили в своих исследованиях текст расшифровки[275], не обращая внимания на само факсимиле, и даже, более того, основывая на этом искусственно возникшем разночтении свои гипотезы[276]?
Что всё это может означать?
Впрочем, во всем этом деле немало и других странностей и самых невероятных «совпадений».
Первая статья В. В Чепарухина об акции в Лесном была опубликована в январе 1995 года[277], а уже «в мае "всплыл" подлинник акта о сожжении Распутина, утраченный в свое время Музеем революции и найденный в пос. Песочное под Санкт-Петербургом. Это вызвало всплеск массового интереса к описанным событиям»[278].
«В Петербурге на мусорной свалке, - сообщала парижская «Русская мысль», - найдены уникальные документы, один из которых имеет непосредственное отношение к посмертной судьбе Григория Распутина.
Произошло это в поселке Песочный. Равиль Калмыков гулял с маленьким сыном по пустырю, заваленному мусором. Там валялся старый блокнот с чистыми страницами, и он поднял его: пригодится для детских рисунков. А когда дома перелистал, оттуда выпали три пожелтевших листа бумаги, исписанных по правилам дореволюционной орфографии.
Супруги Калмыковы позвонили в редакцию любимой радиостанции «Балтика» и спросили: что делать? Там им посоветовали отнести находку специалистам-историкам. Попали Калмыковы к своему однофамильцу - старшему научному сотруднику Музея политической истории России Александру Георгиевичу Калмыкову. Увидев бумаги, он просто глазам своим не поверил: тут был акт о сожжении трупа Распутина!
Ученые, конечно, знали исторические факты. Знали также о существовании и содержании этого документа, который считался утерянным. И все-таки находка уникальна, так как это - подлинник, документальное свидетельство событий, происходивших в России между февральской и октябрьской революциями. [...]
...Эта история описана одним из главных участников - уполномоченным Временного комитета Государственной думы Филиппом Петровичем Купчинским. Но ученым предстоит еще выяснить, насколько точны его воспоминания. Впрочем, описание совпадает с содержанием найденного документа:
Лесное, 10-11 марта 1917 года.
АКТ
о сожжении трупа Григория Распутина
Мы, нижеподписавшиеся, между 3 и 7 часами утра совместными силами сожгли тело Григория Распутина, привезенное на автомобиле... Все содеянное имело место около большой дороги Лесного в Пискаревском лесу при абсолютном отсутствии посторонних лиц, кроме нас, ниже руки свои приложивших.
[...] Акт составили в двух экземплярах. Первый направили общественному градоначальнику [В. А. Юревичу], второй - председателю временного правительства Г. Е. Львову[279]. С середины декабря 1917 г. в помещении бывшего градоначальства разместилось ВЧК, и старые архивы подверглись чистке. А. В. Луначарский передал этот документ, а также портсигар и подстаканник Гапона комиссару Зимнего дворца. При этом он составил сопроводительное письмо, которое тоже оказалось в блокноте, найденном на свалке в Песочном.
Когда-то «распутинский» акт хранился в Музее Октябрьской революции[280] (ныне Музей политической истории России). Однако по идеологическим соображениям безценные бумаги, касающиеся, например, Романовых, в 30-е годы передавались в другие музеи и архивы - порой далеко от Ленинграда. Примерно в это же время и теряется след документа, составленного в ночь с 10 на 11 марта 1917 года. Куда он потом попал, какова была его судьба до сего дня - историки сейчас выясняют. [...]
Характеризуя состояние найденных бумаг, А. Г. Калмыков сказал: "Акт о сожжении нуждается в реставрации. К тому же предстоит серьезное его изучение, ведь обстоятельства смерти и уничтожения Распутина все-таки до конца не ясны. [...] Другие [документы] в удовлетворительном состоянии. По-видимому, все это находилось в частной коллекции, а когда коллекционер скончался, родственники просто выбросили 'старый ненужный хлам'..."»[281]
Соучастник
Когда уже завершался сбор материалов к этой публикации, возник, словно из небытия, участник той акции далекого марта 1917 года. Речь идет об одном из студентов-милиционеров, чья подпись стояла под тем самым актом. Немаловажная деталь: фамилия его правильно расшифрована лишь в публикации В. В. Чепарухина, которая основывалась, как мы уже писали, на личных делах политехников.
Произошло в общем-то все буднично. Один из моих знакомых указал мне на книгу, изданную в Бийске в 1998 году. Вскоре он доставил мне и ксерокопии с интересовавших меня страниц.
«В конце шестидесятых годов, - начал я чтение, - один из авторов данной книги собирал материал о шоферах Чуйского тракта, и литературный поиск привел к Михаилу Николаевичу Шабалину, экономисту, посвятившему длинную жизнь свою главной на Алтае дороге. Было ему в ту пору за семьдесят лет...»[282]
Из дальнейшего повествования стало известно, что родился М. Н. Шабалин в семье техника-строителя. Окончив с серебряной медалью Енисейскую мужскую гимназию, направился он в Петербург, где в 1912 г. поступил в Политехнический институт. Там и застал его переворот...
«...Михаил Шабалин над дипломной работой пыжился, обложившись чертежами, схемами, справочниками. Февральская революция стучала в окна и двери политехнического, проникала сквозь ажурные литые решетки ограды, заглядывала в студенческие постели. Ей нужны были горластые массы на улицах. Представители эсдеков, кадетов, эсеров и других партий и организаций проникали в учебный корпус, общежитие, устраивали летучие митинги. [...]
Руководство института провело опрос студентов: будем митинговать неучами или выучимся до конца? Сами студенты попросили ввести круглосуточное дежурство в институте, посторонних, будь то красные, синие, в крапинку - не допускать. Всякая революция, если ее делают здравомыслящие люди, нуждаются в грамотных инженерных кадрах. Так и записали в протокол под лес рук, вскинутых над головой; утвердили начальником охраны привлеченного для этих целей прапорщика. [...]
...Это случилось 22 или 23 марта [н. ст.] 1917 года, как запомнил Михаил Николаевич Шабалин. Сумерки уже опустились на город, на двор института. В соседних домах и корпусах альма матер зажглись огни. Улицы наполнялись сомнительными людьми. Они бродили группами, распевали песни про лихого Кудеяра, Стеньку Разина... "Хас-Булат удалой!.." Где-то вдалеке хлестнул выстрел. Или бандиты грабили жертву, или революционные матросы сводили вековые счеты с буржуйчиком. А может, партии не поделили что-то...
Очередной наряд из дежурных студентов получил инструктаж: никого на территорию не пропускать, на вызов извне выходить сразу группой, чтоб видом толпы остудить любую горячую голову, вызывать начальника караула в любом случае, вести запись происшествий.
Выслушал Михаил Николаевич (ему уже двадцать шестой годок набегал), устроился в вестибюле за большим столом, раскрыл конспект, таблицу... Стал перепроверять недавние расчеты. И, как бывало всегда, с головой погрузился в занятие.
Он сразу не понял, откуда взялись те двое. Один с военной выправкой, другой - мешковатый, глубоко штатский. Как они прошли двором?.. Почему никто?.. Хотя нет, следом появились сразу пятеро дежурных. Михаил или не слышал приглашения, или его оставили по-дружески: какая разница - пять или шесть...
- Здравствуйте, господа, - сказал гражданский. - Я уполномоченный временного комитета Государственной думы Купчинский, если угодно, просто Филипп Петрович. Со мной, - он сделал уважительный широкий жест, - представитель Петроградского общественного градоначальника, ротмистр шестнадцатого уланского Новоархангельского полка - извините за длинный титул, но дело требует большой точности - Владимiр Павлович Кочадеев. Прошу!
Студенты, помня приличные манеры, вежливо раскланялись.
- Нужен кто-то старший по положению, - продолжал Купчинский.
- Мы пригласим начальника охраны.
Ни тот, ни другой из прибывших не были похожи на крикливых революционеров. Напротив, они производили впечатление людей, знающих себе цену, не лезущих в глаза другому. И сильных до безпощадности.
Вышел из своей комнатки начальник охраны. Щелкнул привычно каблуками, почуяв перед собой старшего по званию, представился.
- Можно поговорить с вами тэт а тэт? - спросил Купчинский.
Прапорщик пропустил гостей в кабинетик, прикрыл дверь. Несколько минут там было тихо. Но вот на пороге появились все трое. Лицо прапорщика заметно вытянулось, отдавало белизной. Он заглянул в список наряда, где столбиком были записаны пятнадцать фамилий.
- Нужны пять или шесть добровольцев. Дело государственной важности. Должен вас предупредить, что болтать непозволительно, господа студенты... И обязать не имею права... Так есть добровольцы?..
- В чем дело-то?
- Надо будет поработать физически, - пояснил Купчинский. - Подолбить мерзлую землю.
Четверо согласились добровольно.
- Еще бы пару человек.
Прапорщик заглянул в список.
- Одного берем сверху. Богачев, примыкай к добровольцам. Второго поищем внизу. Шабалин, иди следом.
- Всем одеться потеплей. Ехать придется в открытой машине, - предупредил представитель Думы. - Перчатки, рукавицы...
Машина - низкобортный грузовичок с ящиком в кузове - стояла против ворот института. Студенты, подталкивая друг друга, запрыгнули наверх, уселись на ящик. Поехали в сторону Пескаревки. Город сразу остался позади тусклыми огоньками окон. Темнота вечера сгущалась. Проскочили поселок Лесное. Дачи были мертвенно темны - заколочены до сезона. Свернули в лес. Он обступил черной непросматриваемой стеной слева и справа. Остановились. Кто-то - Купчинский или Кочадеев - вышел из кабины, прошелся вперед, вернулся. Поехали снова. И опять остановились против глубокой лесной залысины.
- Приехали, господа. Возьмите в ящике у кабины лопаты, кирки, топор. Идите следом.
Минули залысину, ступили в лес.
- Пробуйте здесь.
Земля оказалась, как гранит. Кирки со звоном отскакивали от нее, топор тявкал недельным щенком.
Сбросили шубейки, пальто. Жарко стало. И почти ничего не видно. Шофер принес керосиновый фонарь. Он высветил... жалкие царапины на земле.
- Вы нам хоть объясните, что или кого мы тут хороним?
- Пожалуйста, - согласился Купчинский. - В ящике стоит гроб с телом Гришки Распутина... Если хотите, Григория Ефимовича Распутина. Убитого в декабре прошлого года в имении князя Юсупова... Нужно еще что-то добавить?
- Желательно. Почему, например, его не Юсупов хоронит? Почему не на кладбище, а где-то в лесу, у проезжей дороги?.. И вообще...
- Поясняю. Мы выполняем поручение министра юстиции Александра Федоровича Керенского. Лично его, но согласованное с другими членами временного правительства. Господа министры считают, что Распутин достаточно поморочил голову россиянам. Его имя оскорбительно для всех нас, потому что в то время, как доблестные русские войска бились с кайзеровскими ордами, Распутин окружил себя сомнительными личностями, кои служили иностранным разведкам. К тому же, он был глубоко безнравственен, пьяница...
Все это можно было бы и не говорить. Неодобрительное мнение о Распутине имел каждый студент. Не сомнительные личности со шпионскими наклонностями безпокоили их, а та грязь, которая с именем Гришки вешалась на святая святых - фамилию Романовых, триста лет входящую в сознание русских с родительским воспитанием и духом веры.
- Можно взглянуть?
- Снимайте с машины... Подносите сюда. Тело не должно вернуться в город.
В ящике действительно стоял гроб [...] Посветили фонарем. Увидели не без содрогания - не Божеское дело! - крупное лицо, большой нос огурцом. И густые брови домиком. Будто плакал старец, страдал в кротости монашьей. [...]
- А Распутин совсем не грозен, как его представляли. Просто мужик. Таких на Руси...
- И не надо плохо о мертвом... Керенский же боится паломничества к его останкам. Высшее духовенство - тоже. Потому нам нужно зарыть его поглубже. И тайно... И забыть место.
- Поглубже говорите?.. Так мы к маю только и управимся...
И все вдруг поняли, что хоть и не к маю, но не раньше, чем через два дня. К тому времени десять и двадцать любопытных проедут, пройдут мимо, обязательно сунут нос... А как же - революция и - не имеете права тайны городить?.. И надежды Александра Федоровича Керенского с высшим духовенством, да и всего правительства временного рухнут, как домик карточный. Тайны, как огонек мотылька, привлекают любопытных людей, а любопытные, как правило, болтливы.
Нет, не вспомнить теперь, кому идея пришла: отогреть землю. Сложили костерок. Поддерживали час или больше. Разбросали угольки, золу... Пробились в глубину на десять сантиметров. Да и не по всей длине... Снова набросали хворосту, снова жгли костер - и опять глубинная стужа не отпускала землю больше, чем на ладонь... Да что ж это?!
И вдруг - как спасенье: не легче ли само тело сжечь? И Александр Федорович будет очень доволен. И высшее духовенство замолит грех...
Нет, не вспомнить... Это уже тайна на все времена. Но кто-то из "взрослых" в рвенье служебном принял решение.
Разбрелись студенты по лесу сушины искать. Топор, кирки, лопаты пустили в дело, а у самих - под сердцем холодок: хоть и инженер ты без пяти минут, хоть и не осталось в тебе места предрассудкам черным - не по себе каждому. Одному - больше, другому - меньше, но все равно на душе гаденько...
Натаскали целый воз дров. Сложили высоким штабелем. Разломали ящик. Он из досточек гладких был сколочен, в таких с музыкальных фабрик рояли в магазины доставляли. Досточки измельчили на лучину, плеснули бензинчику... Прости, Господи!..
Установили гроб на штабель, отошли... На сердце - безпокойно: он хоть и мужик, Распутин [...], но все ж православный, христианин...
И опять не вспомнить: Купчинский ли Филипп Петрович, или Кочадеев Владимiр Павлович спичкой чиркнул... Оба они колдовали у основания штабеля дров, оба одновременно - в два факела - стали поджигать со всех сторон. Вспыхнули соломкой гладкие досточки, воспламенили мелкий сушняк... Пронеси и спаси!..
Выше, выше языки пламени... Освещенный дым густыми клубами потянулся в небо. Послышался утробный треск - это огонь проник в глубь штабеля, расправляет плечи. И уже высветился уголок леса - угрюмый, настороженный... И гроб высветился, неестественно засверкал в огне полированными боками...
Неужели безсильно пламя?.. Тогда и впрямь поверишь в Гришкино могущество, неземную мощь его влияния...
- Михаил! - кто-то из студентов дернул Шабалина за рукав, разогнал оторопь. - Катись оно, это зрелище... Айда за сушняком!..
- Как? Еще?.. - и увидел, что черный силуэт гроба уже объят легким невесомым пламенем и накренился, как тонущий корабль. Еще миг - и из него вывалится...
Теперь пришлось отходить от костра дальше. Высушенные морозом березы и елки кучей легли на гроб. [...]
Шабалин опять побрел за сушняком, потом еще, еще... Вспомнилась сердобольная старушка, по простоте душевной подбросившая в костер инквизиции свою хворостинку...
Стало светать. Часы Купчинского показывали шесть. Измученные студенты валились с ног, а огромная грудь старца... не хотела гореть. Вот уже и семь утра наступило...
Ротмистр решительно приблизился к костру, с силой ударил штыковой лопатой в ком, оставшийся от груди. Еще, еще... Ком стал разваливаться. Смрад паленого шибанул по ноздрям... Кто-то из студентов взял вторую лопату:
- Прости, Григорий Ефимович!..
Около восьми утра они разрубили останки того, кто недавно был всемогущим Распутиным.
Потом таскали снег, "заливали" костер, откидывали чадящие головни... Около девяти перекопали оттаявшую на штык землю, в девять пятнадцать уже ехали в город... А в десять родился документ, короткая записка, унизительная для человека, каким бы он ни был, как бы ни грешил в жизни...
Мы, нижеподписавшиеся, между 7 и 9 [sic!] часами утра совместными силами сожгли тело убитого Григория Распутина, перевезенное на автомобиле уполномоченным временного комитета Государственной думы Филиппом Петровичем Купчинским в присутствии представителя Петроградского общественного градоначальника ротмистра 16 уланского Новоархангельского полка Владимiра Павловича Кочадеева. Самое сожжение имело место около большой дороги от Лесного в Пескаревку, в лесу при абсолютном отсутствии посторонних лиц, кроме нас, ниже руки приложивших:
КОЧАДЕЕВ, КУПЧИНСКИЙ.
Студенты Петроградского политехнического института:
С. БОГАЧЕВ, Р. ЯШИН, С. ПИРО...,
Н. МОКЛОВИЧ, М. ШАБАЛИН, В. ВАКУЛОВ.
Печать круглая: Петроградский политехнический институт, начальник охраны.
Приписка ниже: Акт был составлен в моем присутствии и подписи расписавшихся удостоверяю.
Прапорщик ПАРВОВ»[283].
Снова и снова М. Н. Шабалин возвращался к тем мартовским дням. Вот запись «живой» беседы, записанной одним из авторов бийской книги в конце 1960-х годов:
«- Дежурил в тот вечер. Меня и впрягли в нечистое занятие... Мы полагали поначалу зарыть его, да не сумели мерзлую землю взломать. Тут и предложил Купчинский... Нет, скорее, тот, военный, Кочадеев: спалить, и вся недолга... Ох, и наломались мы... Не хотел гореть Григорий Ефимович. И не догорел до конца... Комок от груди остался, а уж рассвело... Изрубили лопатами и раскидали по лесу...
- Вы тоже рубили?
- Упаси меня Бог от низости такой. Там было кому... Революционный экстремизм витал и в наших душах.
- Революционный ли?..
- Назовите его духом свободы. Но в России свобода понималась как вседозволенность, утрата вековых традиций и духовных шор... Извините, мне неприятна эта тема.
- Вы ж не убили. Вы сожгли окоченевшее тело. Еще не известно, что гуманней: гноить его в яме или сжечь.
- Это если не философский, то уж точно дискуссионный вопрос. Но тут надо всегда помнить, что на словах большинство людей... готовы гору шапками закидать, на амбразуру лечь, а коснется дела - и сразу включаются предрассудки... Предрассудки - и врожденная, растоптанная в сражениях, спорах сердечность, что ли... Не по-христиански это. Против обычая и правил...
- А оказаться при Дворе, влиять на Царскую Семью, на политику правительства - это по правилам?
- Вы хорошо знаете Распутина? Лично знакомы? - в глазах Шабалина засветились веселые искорки. Оказывается, он умел шутить, был остроумным и, наверное, интересным собеседником в тесной компании.
- Лично не пришлось. Но оставили свидетельства современники... Вы видели его хоть раз, за исключением... последнего случая?
- Вряд ли. [...]
- Кажется, вы не согласны с расхожей оценкой личности Распутина. У вас есть свое мнение. Оно появилось недавно?
- Я и тогда был не очень согласен, - сказал Шабалин. - Для русской буржуазии характерны чванство и спесь. Я не говорю об исключениях, но в подавляющем большинстве... Наследственно приближенная ко Двору, извините, она на пушечный выстрел не подпускала к царской руке посторонних. Распутин нарушил неписанный закон, сделался близким человеком Монаршей Семьи и завладел частью пространства, на котором веками топтались в подобострастии разные там нарышкины, лопухины, юсуповы... Безсильные привлечь внимание к себе, вернуть прежнюю власть и внимание Царя, они принялись поливать помоями Распутина. Это очень характерный штрих нашей национальной особенности. Как говорят, сам не ам, и другим не дам... В руках буржуазии были все газеты и журналы. Стыдно было читать: бани, оргии... Если вы уверенно можете говорить о Распутине, вы должны знать, что Царь не верил в поклеп. Он знал своих газетчиков. А еще он, видимо, получал информацию из надежных рук. Не помню теперь... Кажется, унтер-офицер Прилин... Да, именно Прилин, приставленный тайно к Распутину, сообщал своему руководству еще в десятом году: Григорий Ефимович часто бывает в Петербурге, имеет знакомство с Великой Княгиней Милицей Николаевной, живет богато, помогает бедным односельчанам и - заметьте! - образ жизни ведет трезвый... Как вам сюрприз?
- Откуда у вас сведения?
- Не помню... Но перед глазами будто бумага какая-то... Старость, понимаете, не радость...»[284]
...О дальнейшей жизни Михаила Николаевича Шабалина известно немного: после окончания института он пытался устроиться в Петрограде, но неудачно: «больно голодно было там». Вернулся домой, в Енисейск. Работы по профилю сначала не нашел. Занимался поденкой, репетиторством. В гражданскую не воевал. Это была позиция. Вполне определенная. С начала 1920-х годов связал свою жизнь со строительством сибирских автомобильных дорог. В последние годы Шабалин жил в Бийске, в многоквартирном доме на улице Горно-Алтайской...
Через год после публикации очерка «Как они ЕГО жгли» автору этих строк удалось встретиться с автором неоднократно цитировавшейся нами статьи В. В. Чепарухиным. По прошествии нескольких лет со времени ее публикации Владимiр Викторович следующим образом реконструирует события той ночи. По его словам, машина с останками старца двигалась из города по дороге на Пискаревку по Большой Спасской улице (ныне проспект Непокоренных). Не доезжая современного Гражданского проспекта, участники акции свернули налево, в лесной массив. Там они и развели костер. Действо происходило неподалеку от двух храмов: во имя св. мч. Феодора Стратилата при даче Приюта Принца Ольденбургского[285] и Тихвинской иконы Божией Матери при подворье Свято-Троицкого Лютикова мужского монастыря[286]. Около этого предполагаемого места кострища, по словам В. В. Чепарухина, находится ныне фрагмент каменного портала храма Тихвинской иконы Божией Матери (обработанный гранит серого цвета). Дожигать, по его мнению, отправились следующим образом: развернувшись, выехали из леса, повернули направо и по Большой Спасской поехали снова в сторону центра, свернув направо на нынешнюю Политехническую улицу. Достигнув главного поста, въехали на территорию института и, обогнув главное здание, проехали между ним и 1-м общежитием студентов (ныне 1-м административным корпусом) прямо к котельной[287].
Однако, скорее всего, костер все же развели на самой территории института, в небольшом лесном массиве, напротив 2-го профессорского корпуса, построенного в 1914 г. рядом со вторым из двух южных контрольно-пропускных пунктов, расположенном восточнее.
Отсюда, между прочим, хорошая информированность о сожжении среди профессорско-преподавательского состава института и их потомков. Отсюда и присутствовавшие при сожжении посторонние лица, о которых все время пишут очевидцы. Откуда бы им было взяться в глухом месте в лесу за полночь, если бы дело действительно происходило в безлюдном обширном лесном массиве? Отсюда же, между прочим, и указанное в акте о сожжении «абсолютное отсутствие посторонних лиц». Люди эти были отнюдь не «посторонние» и тайну, в силу принадлежности многих к тайным обществам, хранить умели.
Ф. П. Купчинский, как мы уже неоднократно писали, знал, что делать, куда ехать и имел совершенно определенный план действий.
В 1906 г. Филипп Петрович пытался добиться постройки в Петербурге крематория. За консультациями и советами, а также и за средствами он обращался именно к профессору А. С. Ломшакову[288] - создателю котельной института. Эта котельная, заметим, была оборудована по последнему слову техники. Считалась лучшей в Петербурге. Среди выпущенных до революции открыток имелась одна, на которой был запечатлен внутренний вид этой котельной. В ней было установлено самое современное американское оборудование[289]. Используя его, и сожгли Григория Ефимовича.
Кстати говоря, по всей вероятности, это был не единственный случай кремации тел в Политехническом институте, где был организован своеобразный «красный морг жертв революции». Уже упоминавшийся нами советский ученый, а в описываемое время секретарь Совета старост революционного студенчества Петроградского политехнического института И. Я. Башилов приводит случай нечаянного убийства в первые послепереворотные дни революционным рабочим патрулем шофера институтской машины: «тело убитого шофера было отправлено обратно в институт с указанием после осмотра и составления соответствующего акта присоединить его к "жертвам революции", трупы которых сохранялись пока что в подвалах нашего института»[290].
Сразу же вслед за описанными нами вторыми южными воротами института начиналась дорога, справа от которой стоял 2-й профессорский корпус, слева - лесок. Сама дорога вела непосредственно к котельной.
Дело было, вероятно, вовсе не в том, что автомобили застряли. Лучше было потратить время на то, чтобы вытащить их, нежели на непонятно чем могшее обернуться сожжение на открытой местности. Не мог получивший секретное ответственное задание непосредственно от первых лиц революционного правительства человек вдруг решить развести костер на совершенно не охраняемом месте, в присутствии неизвестных людей. Маловероятно, чтобы человек, пробовавший профессионально заниматься кремацией, решился сжигать человеческие останки на открытом огне при помощи первого подвернувшегося топлива, зная, сколько времени на это должно уйти. Могла ли у него быть, наконец, уверенность в том, что, узнав, кого здесь жгут, сюда не придут за пеплом многочисленные чтители Григория Ефимовича? Нет, нет и нет.
Но какова тогда могла быть причина, что останки не повезли прямиком в котельную? - Только одна: сожжению без остатка в надежном месте должно было предшествовать некое ритуальное действо в присутствии специальных (доверенных) людей. Такими людьми вполне могли быть как постоянные, так и временные (во время революционных событий) обитатели Политехнического. В ту ночь они и вышли на огонек...
А что касается публикации Купчинского и ряда современных и позднейших публикаций, то это было ничто иное как сознательное введение в заблуждение с целью более надежного сохранения тайны.
«Читающий да разумеет»
«Когда дело было уже сделано, - так описывает завершение акции уже сам Ф. П. Купчинский, - костер дотла догорал и акт составлен, в Политехникуме нас угостили чаем и в скором времени, поблагодарив студентов, я простился с ними и отправился в город.
Люди иззябли и утомились. Сзади моего автомобиля шел теперь грузовик с пустым цинковым гробом. Мы вернулись прямо в помещение бывшей придворной конюшенной части, заведывание которой мне было поручено министром-председателем, и там временно я оставил гроб в сарае.
Не прошло и получаса, как ко мне пришла депутация от офицерских чинов, служащих при конюшенной части, в составе генерала и полковника.
Довольно вероломно они просили меня, нельзя ли как-либо спасти служащих от нареканий и слухов по поводу таинственного трупа, еще пребывающего в сарае.
- Мы боимся расправы толпы... -- говорили они с притворным ужасом.
- Успокойтесь, - сказал я им, - в сарае минувшую ночь трупа Распутина уже не было. Этой ночью он сожжен дотла и пепел его смешан с землею, а в сарае только гроб, который сейчас передастся в общественное градоначальство.
Так и было сделано и вскоре только одни легенды остались от этой страшной жизни, а к конюхам до сих пор являются разные лица, жадно распрашивая о том, как сгорел распутинский труп под Петроградом.
После я видел в кинематографе фантастическую и убогую постановку "Сожжение Распутина" - там было мало правды и много глупости»[291].
Возможно, речь идет об одной из частей картины акционерного общества Г. И. Либкина «Гришка Распутин, или Темные силы» (иное название - «Темные силы - Григорий Распутин и его сподвижники»). Автор сценария Б. И. Мартов, режиссер С. Веселовский, оператор П. Мосягин, в роли Распутина снялся актер С. Гладков. Эта двухсерийная «сенсационная драма» вызвал в обществе особый ажиотаж. Фильм был поставлен в течение нескольких дней. Анонс был помещен 5 марта в газете «Раннее утро», а выпуск первой серии состоялся 12 марта. Ленты в течение марта-августа выходили одна за другой. Характерно, что даже и в то время этот фильм своей дикой эротикой, вызвал протест группы кинодеятелей, обратившихся с ходатайством запретить его демонстрацию к ...министру юстиции А. Ф. Керенскому. Чтобы хоть как-то притушить протест общественности, кинофирма пожертвовала в пользу инвалидов 5000 рублей, широко разрекламировав эту свою благотворительную акцию[292].
Что касается угрозы «расправы толпы», о которой пишет Ф. П. Купчинский, то речь опять-таки идет ни о чем ином, как о широком народном почитании Григория Ефимовича.
Сожжение тела Царского Друга было оплачено новыми хозяевами России. Среди Журналов заседаний временного правительства сохранилась запись об одном из таких заседаний 15 апреля 1917 года. Собрались, как говорится, «все свои» (братья-масоны) под председательством кн. Г. Е. Львова, в присутствии А. Ф. Керенского, и решили: «Назначить бывшему уполномоченному временного правительства по заведованию бывшей Придворной конюшенной частью Филиппу Петровичу Купчинскому за понесенные им полуторамесячные труды вознаграждение, в размере одной тысячи рублей»[293].
***
Как мы уже писали, исследователи не раз обращали внимание на удивительное сходство ключевых деталей убийства Друга Царственных Мучеников и самого цареубийства. Много общего было и в самих попытках уничтожения следов обоих преступлений.
Та же боязнь «бесов революции» почитания православным русским народом тел Распутина и Царственных Мучеников в качестве святых мощей. Схож был и сам способ уничтожения: предание огню. При этом неизменно звучало в то время еще малоизвестное в России слово «крематорий». Местом проведения кощунственных акций был лес. Даже такая, на первый взгляд незначительная, деталь, как то, что место сожжения в том и в другом случае определил забуксовавший автомобиль, - и то оказалась общей. И, наконец, самое потрясающее совпадение. О нем пишет лишь один человек: непосредственный руководитель акции по уничтожению тела Старца - Ф. П. Купчинский. Деталь эта настолько важна (как в последнее время пишут, знакова), что, со времени первого и единственного ее обнародования, она ни разуни одним исследователем ни в России, ни заграницей. Характерно, что когда уже в наши дни некий господин В. В. Клавинг из С.-Петербурга предпринял попытку перепечатки статьи Ф. П. Купчинского, то сделал он это без упоминания источника публикации, и, самое главное, произвольно выпустил наиболее существенную деталь - русско-немецкую надпись (речь о которой далее), - никак не обозначив при этом место лакуны[294]. Деталь эту полностью игнорирует и другой уже упоминавшийся нами современный петербургский исследователь В. В. Чепарухин, написавший специальную статью о сожжении тела Распутина и знакомый с воспоминаниями Ф. П. Купчинского по той самой первой и единственной публикации 1917 года. более не упоминалась
Итак, вот подлинные слова из публикации Ф. П. Купчинского[295] (полужирным шрифтом выделены нами слова, выпущенные в публикации В. В. Клавинга):
«Недавно, посетив это место сожжения, я увидел надпись на одной из берез вблизи бывшего костра, по-немецки:
"Hier ist der Hund begraben".
"Здесь зарыта собака".
И далее такая надпись:
"Тут сожжен труп Распутина Григория, в ночь с 10 на 11-е марта 1917 года".
Еще головешки и чернота от огня доныне на земле сырой и зеленеющей.
Никогда не позабудется эта ночь ни мною, ни теми, которые были со мною.
1 мая 1917 года. Петроград».
Прежде, чем продолжить, позволим себе привести появившиеся в результате обсуждения данной темы (и по нашей настоятельной просьбе) два текста. Написаны они были еще до завершения этого очерка. Их авторы - давние наши сотрудники и друзья:
«HIER IST DER HUND BEGRABEN»
Известен фразеологизм «Da [hier] liegt der Hund begraben» «там (здесь) собака зарыта», букв. «там похоронена собака» = «вот в чем суть» («вот в чем дело/вот в чем препятствие»[296]), причем словари немецкого языка не приводят варианта «Da ist der Hund begraben»[297] в отличие от русских источников, указывающих этот вариант как единственный исходный (см. ниже). В словаре Я. Грима отмечается, что оборот получает распространение с XVII в., а происхождение его оценивается как "темное". Во многих примерах этого словаря основной является конструкция «...wo der Hund begraben liegt» / «...где собака зарыта» (с соотношениями «мы поймем», «мы узнаем» и т. п.). Таким образом, можно видеть, что первоначально это употребление является несамостоятельным. Я. Гримм трактует этот фразеологизм исключительно в смысле «Da ist der Kern der Sache» - «вот в чем суть».
Составитель словаря немецких пословиц, К. Вандер, сообщает следующее: «О происхождении этого выражения мне писал в тридцатых годах [XIX в.] один любитель поговорок из Каменца (Греве): "Я вспоминаю об одной распре подмастерьев-каменщиков, если я не ошибаюсь, в Берлине, когда один из них так замуровал мертвую собаку, что хвост свисал наружу, из-за чего весь цех (каменщиков или строителей) почувствовал себя опозоренным, возникла большая распря, и стену пришлось снести. Это и оставило по себе поговорку". Весьма вероятно, однако, что это выражение принадлежит к более раннему времени и имеет иное происхождение. "Die elegante Zeitung" (1824, № 186) относит его к Нюрнбергу и повествует так: в прежние времена, когда Нюрнберг процветал, будучи имперским вольным городом, там с большим размахом воздвигалась ратуша, что стоит и поныне. Здание строилось несколько лет, и когда оставалось возвести флигель, в городской кассе не хватило средств на окончание постройки, и отсутствующую часть ратуши выстроили лишь в виде фахверка. В печати архитектора была изображена собака, и над последней готической аркой, ведущей к этому кое-как построенному флигелю, осталось это изображение в камне, из-за чего и возникла пословица, означающая: "Нельзя продолжать начатое дело, потому что возникли непреодолимые препятствия". Согласно еще одному рассказу, пословица возникла так: у австрийского полководца Зигмунда II был верный пес, который... спас ему жизнь и которому тот воздвиг в садовой стене замка Браухаус цу Санкт-Фейт (Верхняя Австрия) памятник с эпитафией... Баумгартен передает следующую легенду: "В замке Зейзенбург жил граф, у которого был любимый пес. Когда собака умерла, граф велел ее выпотрошить, набить пустое брюхо дукатами и так похоронить. Спустя долгое время сынишка господского охотника прибежал к деду со словами: "Дедушка, скорей, скорей, там лежит чудесная собака, она блестит, как золото". Ребенок потянул за собой старика, который не хотел было идти; и впрямь, он увидел лежащего вдалеке пса, блистающего, как золото; но как только они подошли ближе, тот исчез». В заключение К. Вандер сообщает еще несколько местных легенд о псах, за какие-либо заслуги удостоившихся похорон и воздвижения памятников[298]. Судя по этим данным, в разные эпохи и в разной среде бытовали различные версии происхождения фразеологизма (постоянно обновляющаяся «народная этимология»).
В словаре В. И. Даля фразеологизм «вот где (в чем) собака зарыта» не засвидетельствован[299]. В русском языковом и литературном обиходе конца XIX - начала XX в. немецкий фразеологизм, точнее, его вариант «Da ist der Hund begraben» употреблялся явно реже своего русского эквивалента «вот где [в чем] собака зарыта» 'именно в этом истинная причина, суть дела, заключается главное'[300]. Употребление фразеологизма «вот где [в чем] собака зарыта» в русском языке всецело соотнесено со сферой разговорной речи, сниженного, фамильярного стиля, чем обусловлена и возможность вариаций, ср.: «вот где зарыта собака», «вот тут-то и зарыта собака» и пр.[301] Прямое обращение к немецкому фразеологизму предстает в эту эпоху как ироническое и даже шутовское смешение стилей, где апелляция к образованности, учености (традиционный флер «научности» и «солидности» немецкой речи) оказывается мнимой именно в силу известности и стилистической соотнесенности соответствующего русского оборота. Показательно, что даже В. И. Ульянов, охотно прибегавший к немецким вкраплениям (например, «Den Sack schlägt man, den Esel meint man» 'Бьют по мешку, а имеют в виду осла' в тексте «Что делать» (с приведением русской пословицы «Кошку бьют, невестке поветки дают»)[302], употребляет русский эквивалент фразеологизма[303].
Разумеется, яркая внутренняя форма русского фразеологизма «вот где [в чем] собака зарыта» дает возможности для словесной игры в рамках того же сниженного стиля (то есть для намеренно непритязательного каламбура) - ср. «И вот тут-то, Чанг, и зарыта собака!» в обращении к собаке (И. А. Бунин, «Сны Чанга»[304]), где фразеологизм заключает горестно-недоуменные рассуждения хозяина о неких неразрешимых жизненных перипетиях. Однако рус. «вот где собака зарыта» понимается и употребляется исключительно в значении 'вот в чем суть', то есть как указание на обнаружение, раскрытие чего-то спрятанного, потаенного, «глубоко зарытого». Мгновенно вспыхивающий и до осмысления гаснущий образ можно приблизительно описать как: «рыли, рыли и нашли зарытую собаку» (причем неизвестно даже, мертвую или живую[305]). Подобная структура в принципе допускает любую подстановку, не наносящую ущерба смыслу - ср. гипотетическое «Вот где кубышка зарыта»; «собака» же соотносит выражение не с какой-то известной коллизией, но с областью просторечия, сниженного стиля («как собака», «ни одна собака» и пр.). Использование любой вариации русского фразеологизма в качестве издевательской эпитафии непредставимо, ибо издевка не достигает цели: подобная надпись может восприниматься лишь как восклицание вроде «Вот в чем соль» (даже при известном «Собаке - собачья смерть»). Примечательно, что перевод приводимой у Купчинского немецкой надписи выглядит как «Здесь [а не "вот где"] зарыта собака».
Напротив, немецкое «Da [hier] liegt/ist der Hund begraben» говорит не о «зарытой», а о «похороненной, погребенной» собаке, поскольку нем. begraben означает 'хоронить' (для передачи значения 'зарывать' используются глаголы eingraben, vergraben), причем нем. Hund - мужского рода, а определенный артикль призван указывать на определенного, известного «пса». Тем не менее, при использовании «выигрышной» возможности прямого дейксиса, указательного жеста, в немецкой надписи (hier 'здесь' вместо da 'там'), то есть при осознании немецких форм, в русском соответствии все же сохранен намек на известный оборот. Строго буквальным переводом будет «Здесь похоронена собака». В таком случае русская надпись совершенно теряет связь с «историческим» немецким фразеологизмом. Перед нами - ёрнически вывернутая «немецкоязычная» основа с русским подтекстом «Собаке - собачья смерть» и многовековым над-текстом, обозначающим врага как собаку.
«Мертвый пес» (2 Цар. 16, 9).
Не рассматривая огромного количества гадательных соотнесений («кто - где - с кем - при каких обстоятельствах»), в заключение можно лишь отметить, что любая надпись на месте уничтожения останков (и шире - любой отчет о злодеянии с указанием конкретных ориентиров) явным образом противоречит предполагаемому намерению «изничтожить и искоренить». Показательно само привлечение к делу журналиста - «бойкого пера» в соответствующей области (ср.: Купчинский Ф. П. Проклятие войны. Очерки убийств, казней, пыток, грабежей, рукопашных боев, пожаров, истязаний [...], творимых под флагом войны. СПб. 1911). Уничтожение задумывалось и проводилось как уничижение, и вся обстановка «глуши и безвестности» (место за городской чертой, лес, поздний или ранний час... «как собаку») обусловлена именно этим. По сути, были устроены вторые - адские - похороны (лишение - отменение христианского погребения), о чем (включая «анти-эпитафию») и был дан полный отчет в периодической печати. Страшно думать, но невозможно отрешиться от мысли, что злодеяние имело своей целью нечто большее, нежели даже оскорбление Царственных Узников. Касаясь этих событий, М. Палеолог обронил в своих мемуарах странную фразу: «Изобретшие этот зловещий эпилог имеют предтеч в итальянском средневековье[306]...»[307]
Остается продолжить: и последователей в Екатеринбурге в 1918 году.
Н. ГАНИНА.
Это повторное уничтожение тела Г. Е. Распутина, заметим, продолжало первое (убийство). Достаточно вспомнить ответ кн. Ф. Ф. Юсупова на вопрос зубного врача Царской Семьи С. С. Кострицкого, поинтересовавшегося, уже после убийства Г. Е. Распутина, не мучит ли того совесть, ведь он все-таки убил человека: «Никогда, я убил собаку[308]»...[309]
***
Есть в том «сожжении» и еще некоторые странности, которые оставляют начатый нами разговор незавершенным. Назовем, пожалуй, еще два других подобных события, оставляющих после себя в душе некий горький осадок недоговоренности...
Это, во-первых, ритуальное убиение 12 марта 1911 г. (ровно через 110 лет после убийства Императора Павла I) в Киеве на Юрковице 13-летнего отрока Андрея Ющинского - внебрачногоАлександры Ющинской, ученика приготовительного класса Киево-Софийского духовного сына училища.
А, во-вторых, убиение 4 июля 1918 г. в Ипатьевском доме, в Екатеринбурге, на Урале под руководством Юровского святых Царственных Мучеников с последующим преданием огню Их честных тел.
Что касается сожжения в 1917 г. на Пискаревке под Петроградом тела Г. Е. Распутина, то оно не было спонтанным актом революционного максимализма. Это была тщательно спланированная акция с хорошо продуманным пропагандистским прикрытием.
Но каков же был ее смысл?
Прежде всего, о месте этого акта в календаре[310].
Сей первый месяц, - говорится в Следованной Псалтири (1 марта), - есть в месяцах месяц, зане в онь началобытный свет сей видимый и Адам сотворен бысть... В сей месяц Бог... сошел за человеколюбие на землю... В сей месяц вольною страстию Его плотскою клятва потребися, смертию Его смерть умертвися и... Его воскресением из мертвых Адам и весь род человечь от ада возведен... Сего ради от перваго числа его начало приемлют вси крузи солнечнии и лунии, и вруцелето, и висектос, и равноденствие составляется в нем, и прочая.
1 марта. Убиение Императора Александра II (1881).
2 марта. Отъезд из Москвы Костромского посольства для призвания на Царский Престол болярина Михаила Феодоровича Романова (1613). Подписание Царем-Мучеником Николаем Александровичем карандашом бумаги, озаглавленной «Ставка. Начальнику Штаба», за которой с тех пор закрепилось название «отречение». Обретение иконы Божией Матери, именуемой «Державная» (1917).
6 марта. Празднование Ченстоховской иконе Божией Матери («Непобедимая Победа»).
8 марта. Чудесное спасение от покушения злоумышленников иконы Божией Матери «Знамение» Курской-Коренной (1898). Арест временным правительством Царя-Мученика в Могилеве и Царицы-Мученицы с Августейшими Детьми в Царском Селе (1917).
10 марта. Последнее в земной жизни Причащение Царственных Мучеников Святых Христовых Таин в Тобольске (1918).
Ночь с 10 на 11 марта. Сожжение тела Царского Друга Г. Е. Распутина (1917).
Ночь с 11 на 12 марта. Убиения Императора Павла I, прадеда Царя-Мученика (1801).
12 марта. Ритуальное убиение иудеями в Киеве отрока Андрея Ющинского (1911).
14 марта. Согласие болярина Михаила Феодоровича Романова стать Царем. Начало правления Династии Романовых. Празднование Феодоровской иконе Божией Матери (1613).
18 марта. Погребение в Москве в Ново-Спасском монастыре в усыпальнице Прародителей Царского Дома Романовых болярина Михаила Никитича Романова (†1601) - первого мученика из этого Рода (1606).
Настоящие мартовские иды.
Во всем сказанном и Божий Промысл, и великопостная брань, и помощь Божия, но и жертвоприношения скверных и богомерзких детей диавола своему отцу. Как известно, к ежедневно читаемой иудеями-талмудистами молитве против еретиков и отступников «биркат га-миним» прибавляется «проклятие против "гордого государства" (Римского) и против всех врагов» «израиля»[311], «в особенности христиан»[312]. (Таким образом, Третий Рим, как государство христианское, безусловно опознан мiровым жидовством.)
Говоря о крематориях, мы уже приводили слова из 2-й песни Великого покаянного канона преподобного отца нашего Андрея Критского, читаемых в православных храмах каждый год в первый раз в четверток первой седмицы Великого поста: ты же огнь вжегла еси геенский...
В «Библейской энциклопедии» это неясное многим ныне понятие толкуется следующим образом: «Геенна (с евр. долина Гинном) - название глубокого и узкого оврага на южной стороне Иерусалима, в котором, при Ахазе, идолопоклонствующие иудеи сожигали своих детей в честь идола Молоха, при игре на музыкальных инструментах, с тем чтобы заглушить их жалобные вопли (II Пар. 28, 3; Иер. 7, 31). [Пророк Иеремия, негодовавший на идолопоклонников, предсказывал наступление времени, когда долина, по грехам народа, получит название "Долины избиения". Предрекал, что она покроется множеством трупов, которые не будут преданы погребению.] Царь Иоссия, истребляя идолопоклонство, осквернил это место - в него стали сбрасывать городские нечистоты, кости человеческие, трупы казненных преступников и павших животных. Для уничтожения зловония и предохранения города от заразы, в этой долине постоянно горел огонь (Ис. 66, 24; Мк. 9, 43-48), и поэтому это место впоследствии называлось геенною огненною, и стало местом ужаса и отвращения для израильтян. В позднейшее время этот овраг сделался символом вечного мучения, где червь не умирает и огонь не угасает (Мк. 9, 44). В этом смысле слово геенна употребляется постоянно Господом или одно или с прибавлением огненная»[313].
«В ранней раввинистической литературе, - говорится в словаре, составленном английскими евреями, - применительно к библейскому понятию преисподней употребляется термин "геенна" (гехенна), происходящий от названия долины Ге бен Хинном, расположенной к югу от Иерусалима [...] Геенна отождествлялась с частью загробного мiра, где грешники будут наказываться за свои деяния. [...] Некоторые раввинистические тексты живописуют пылающий в геенне огонь, другие - царящую в ней тьму. [...] ...В талмуде можно встретить и описания страданий, которые претерпевают грешники, - в том числе [...] поджаривание на огне и удушение дымом»[314].
«Благодаря мрачному своему виду, - читаем в «Еврейской энциклопедии», - и удушливому смраду и дыму от постоянного горения человеческих трупов именем долины стали впоследствии называть ад...»[315]
Таким образом, реальные обстоятельства сожжения тела Г. Е. Распутина - «поджариваемого» на огне и удушаемого в дыму, ночью во тьме, рядом с нечистотами канализационных стоков политеха, - максимально приближены к представлениям о геенне именно в талмудической трактовке. Ночное действо в Пискаревке в марте 1917 года - это (учитывая последующую историю этого места, о чем поговорим позднее) искусственно/искусно созданный прообраз реального ада на земле в одном отдельно взятом районе страны, еще несколько дней назад управлявшейся Благочестивейшим Самодержавнейшим Императором Всероссийским, «отъятым» волей Божией «от среды» по грехам русского народа.
***
Позволим себе также привести и другой текст, возникший, как мы писали, в результате обсуждения этой темы незадолго до публикации очерка:
«МЫ» ПОСЛАЛИ ИМ «БЕРЕСТУ»
Дата сожжения (или «объявленная» дата сожжения: здесь и в других, подобных этому, случаях, альтернативность абсолютно не существенна) была выбрана если не сразу, то сразу - с тем самым умыслом.
И смысл многоязычной надписи (характерно, что русская революция, едва начавшись, сразу заговорила «по-вавилонски», так что к подвалу Ипатьевского дома в ее «лексиконе» сохранилось только одно русское слово - ЦАРЬ, - и то написанное в одной из латинских транскрипций) становится совершенно прозрачным, если допустить, что немецкое предложение - это «их» (на их, «воровском», языке) аналог слов «читающий да разумеет» (Мф. 24, 15; Мк. 13, 14).
«В ночь с 10 на 11 марта мы уничтожили эту святыню. А в «следующую» ночь уничтожим и ДРУГУЮ, так что на том месте, которое когда-то звалось Святой Русью и Третим Римом, увидите предреченное вам...»
Игумен Серафим (Кузнецов) сообщает, что соответствующие вырезки (по его словам «из газет») с местами, отчеркнутыми красным карандашом, были с умыслом переданы Царскосельским Узникам. То есть в «Солнце России» был опубликован анонимный (но датированный! - 1 мая) смертный приговор, запечатленный - после приведения его в исполнение - также анонимными надписями; причем, идентификация этих «великих неизвестных лиц» не составляет большого труда - достаточно бросить беглый взгляд на первую из картин, сопровождающих «воспоминания» Купчинского.
Да вот только опять «сатана своею же победился победой». И первым деянием Русской Церкви, действительно и окончательно освобожденной от «вавилонского пленения» Последним Царем, будет достодолжное прославление Царственных Мучеников во главе сонма Новомучеников и Исповедников российских и - канонизация Святаго Мученика Императора Павла и Святаго Великомученика Человека Божия Григория.
Сие и буди, буди!
Г. НИКОЛАЕВ
7/20 января 2002 г.
Собор св. Иоанна Предтечи
и Крестителя Господня.
«Знамение»
Нам остается рассказать о судьбе иконы Божией Матери «Знамение», обнаруженной в гробе Г. Е. Распутина. История ее сразу же после известия о находке обросла слухами. «Вы знаете, - обращался к журналисту один из жителей Царского Села, - что было найдено в гробу, - представьте икона Чесминской [sic!] Божией Матери...»[316] (Комментарии, как говорится, излишни.)
По поводу дальнейшей судьбы самой иконы существует также множество разных домыслов. Корреспондент «Биржевых ведомостей» Л. Ган, побывавший в Царском Селе 9 марта, писал: «...Я был в Царскосельской ратуше, местные власти подтвердили мне, что действительно [...] надписи на иконе имелись и что эта икона впредь до распоряжения высших властей оставлена в гробу Распутина»[317].
По свидетельству Е. И. Лаганского, икона исчезла сразу же после ее обнаружения в гробе: «Капитан Климов обратился ко мне с просьбой отдать ему икону, для передачи коменданту Царского Села, подполковнику Мацневу, как исторический документ эпохи, который со временем, несомненно, попадет в соответствующий музей Революции. Как ни жалко было расстаться с этим "документом", я все же подчинился справедливости просьбы, и икона очутилась под широкой шинелью капитана.
А спустя месяц я прочитал в "Русском слове" с немалым изумлением, что некий инженер Беляев продал эту самую икону каким-то американцам за... 30 000 руб. Кто такой Беляев и как очутилась у него распутинская икона - остается для меня загадкой и поныне...»[318]
Не исключено, что версия с продажей взята автором из воспоминаний княгини О. В. Палей, опубликованных на русском языке в сборнике, изданном в 1925 г., то есть еще до выхода очерка Е. Лаганского: «...Один американский коллекционер купил эту икону за очень большую сумму»[319].
Более соответствующие истине подробности находим в журнале «Огонек»[320] и газете «Русское слово».
«Эта икона, - читаем в подписи под снимками ее лицевой и обортной сторон в журнале, - была доставлена в редакцию «Огонька» инж. В. В. Беляевым, которому в день 8-го марта пришлось быть, по важному поручению, в Царском Селе.
Вот что написал нам инж. Беляев об этой находке:
"Во время моего разговора с комендантом Царского Села, полковником Мацневым, было получено сообщение об обнаружении могилы с гробом Распутина и о волнениях среди толпы, окружившей могилу.
По просьбе коменданта я отправился к месту находки трупа и, успокоив народ, распорядился извлечь гроб из разрытой могилы, находившейся под престолом строящейся Серафимовской церкви...
Гроб был доставлен на вокзал, поставлен в товарный вагон и запечатан.
При отъезде из Царского Села комендантом была мне вручена икона, обнаруженная в гробу Распутина. Икону эту я намерен отдать в музей русской Революции"»[321].
«Как выясняется теперь, - сообщала месяц спустя газета «Русское слово», - В. В. Беляев, вместо того, чтобы вручить икону учреждениям, ведающим охраной исторических памятников, уехал с ней в Москву, по-видимому, для того, чтобы здесь продать ее кому-нибудь из коллекционеров.
За икону В. В. Беляеву еще в Петрограде предлагали 10 000 рублей.
Такая ценность иконы объясняется только автографами Царицы и Царевен, так как, несмотря на художественность работы, она ни древностью, ни ценностью ризы не отличалась.
В. В. Беляев и сопровождавший его некий Прусов были неожиданно в Москве арестованы и отправлены в Петроград, где судебным следователем по особо важным делам П. А. Александровым было начато следствие о похищении иконы.
Выясняя подробности пребывания В. В. Беляева в Москве, П. А. Александров обратился к судебному следователю Московского окружного суда Д. Н. Резникову с просьбой допросить лиц, с которыми встречался и вел переговоры В. В. Беляев.
Во исполнение этой просьбы Д. Н. Резниковым была допрошена вчера некая Карасева»[322].
К сожалению, дальнейшая судьба иконы Божией Матери «Знамение» нам не известна.
И «Аз воздам»...
Если верить популярной некогда писательнице Н. А. Тэффи (1872†1952), сам Григорий Ефимович знал о предстоящем: «...Пусть сожгут. Одного не понимают: меня убьют, и России конец. Вместе с ней и похоронят»[323].
В чащах, в болотах огромных,
У оловянной реки,
В срубах мохнатых и темных
Странные есть мужики.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В гордую нашу столицу
Входит он - Боже спаси! -
Обворожает Царицу
Необозримой Руси
Взглядом, улыбкою детской,
Речью такой озорной, -
И на груди молодецкой
Крест просиял золотой.
Как не погнулись - о горе! -
Как не покинули мест
Крест на Казанском соборе
И на Исаакии крест?
Над потрясенной столицей
Выстрелы, крики, набат;
Город ощерился львицей,
Обороняющей львят.
«Что ж, православные, жгите
Труп мой на темном мосту,
Пепел по ветру пустите...
Кто защитит сироту?
В диком краю и убогом
Много таких мужиков.
Слышен по вышим дорогам.
Радостный гул их шагов[324]..
«По распоряжению нового правительства, - писал И. Ковыль-Бобыль, умудрившийся собрать в своей книжонке, вопреки названию, всю неправду о старце, - тело Григория Распутина выкопано из могилы и предано сожжению. Тоже правильно. Пусть никакого следа от него не останется, как и от тех, кто его оплакивает»[325]. Но такую же задачу ставили и заговорщики. В 1923 г. об этом писал во французской газете «Матэн» один из убийц Григория Ефимовича кн. Ф. Ф. Юсупов: «Распутин должен был исчезнуть так, чтобы [...] никаких следов не осталось»[326].
«Не стало "старца"», - так заканчивает свои воспоминания Е. И. Лаганский. «Ликвидировать Распутина окончательно», - пишет Ф. П. Купчинский. Но история эта в действительности только начиналась...
Продолжается она ныне народным почитанием Григория Нового. Как бы рады были сегодня повторить слова этих бобылей их духовные дети - «облеченные», так сказать, и «облаченные», а по большому счету «ряженые». Но Бог не дает. Да и отступать нам сегодня действительно дальше уже некуда: позади - Святая Русь!
«Ужасает фактическая сторона этой исторической картины, и ее пророческое предопределение, - пишет уже в наши дни доктор исторических наук А. Н. Боханов. - Костер, полыхающий в холоде предрассветной ночи, густой смрадный дым, медленно поднимающийся к небесам, а рядом кучка продрогших радостных людей, не ведающих, что справляют поминальную тризну по прошлому, по России, по миллионам погибших за нее и по многим миллионам, которые до срока погибнут в будущем невесть за что. Пепелище с обгоревшими костями стало черным прообразом грядущего»[327].
...На том самом месте, где в марте 1917 г., охваченное огнем, исчезало тело Распутина, ровно четверть века спустя гремели взрывы. Саперы рвали динамитом промерзшую землю, не всегда поддававшуюся стальным ковшам паровых экскаваторов особого строительного управления. «Чем ближе я подъезжал к входу на Пискаревское кладбище, - писал в январе 1942 г. очевидец-блокадник, - тем больше лежало тел по обе стороны дороги. Я уже выехал из города, видел небольшие одноэтажные домики, сады, деревья и затем необычную безформенную массу. Я подошел ближе. По обе стороны дороги лежали такие горы мертвых тел, что две машины там не могли разойтись. Машина могла идти лишь по одной стороне и не могла повернуть. Через узкий проход между трупами, которые валялись в большом безпорядке, мы выехали к кладбищу»[328]. Общая протяженность 662 братских могил, приготовленных только зимой 1941-1942 гг., составила 20 километров!
Более полумиллиона лежат во рвах на Пискаревке...
Вспоминали ли жители вымиравшего от холода, голода и обстрелов города об утопленном в проруби старце, когда вышел из строя водопровод и приходилось брать воду прямо из реки... «У тех, - свидетельствует историк блокады, - кто когда-нибудь пил воду, взятую из ленинградских прорубей, навсегда остался во рту ее вкус. Неважно, кипяченая вода или нет (часто не было топлива, чтобы кипятить, пили сырую из реки). Но даже суррогат кофе или чая, казалось, имел этот привкус - чуть сладковатый, слегка отдающий плесенью - запах разложения и смерти»[329].
«Никогда еще в мiровой истории, - читаем в официальной истории блокады, - не было такой страшной трагедии, как смерть людей от голода в блокадном Ленинграде». Когда читаешь подобное, перед глазами встают картины тех дней в конце февраля 1917-го. Разгром лавок недовольными не полным отсутствием, нет, а всего лишь перебоями с черным (белый был!) хлебом[330]. Истеричные бабы с кошелками. Важные, не нюхавшие пороха и толком ничего не умевшие запасники с их неизменным шкурническим «за что кровь проливали?!». В те часы еще можно было предотвратить всё случившееся позже: заплеванный шелухой семечек Питер весны 1917 года, залитый офицерской кровью Кронштадт, безконечные реквизиции и, под видом обысков, «узаконенный» грабеж, ржавую селедку и пересушенную воблу голодной зимы 1918-1919 гг. Безсудные расстрелы заложников, безмолвный ужас чекистских застенков на Гороховой, 2 (той самой, где в доме № 64 жил Григорий Ефимович).
Кощунствовали, «величая» старца «Гришкой», - и пришел «Кровавый Гришка» - так прозвал народ в течение десяти лет бывшего всесильным наместником Петрограда Григория Евсеевича Зиновьева, разрешившего рабочим расправляться с интеллигенцией «по-своему», прямо на улице; введшего развязавшие в городе вакханалию красного террора «тройки», организовавшего массовую высылку дворян и буржуазии на север, откуда почти никто из них не вернулся... И далее - без перерывов и передыха - уплотнение, выселение социально чуждых по инициативе «Мироныча», а после, «в организованном порядке», убийства последнего - новый виток репрессий. «Ежовщина». «Бериевщина». Блокада. Артиллерийские обстрелы. Бомбовые удары. Голод. 125-граммовый паек хлеба «с огнем и кровью пополам». Ели жмых. Клей. Олифу. Кожу от ремней, сумок, портфелей. Землю, в которую вытек расплавившийся на сгоревших складах сахар. Съели собак, кошек, крыс и мышей. Были такие, кто ел людей и даже мертвечину. «В самый трудный период блокады, - вспоминал один из уцелевших, - Ленинград был во власти людоедов. Один Господь только знает, какие жуткие сцены происходили за стенами квартир»[331]. «Много раз саперы, - пишет историк, - посланные с фронта взрывать динамитом ямы для братских могил на Пискаревском, Серафимовском и других крупных кладбищах, видели, сваливая трупы в могилу, что у мертвецов не хватает отдельных частей тела, отрезали обычно бедро, где был жирок, или руку с плечом. Это мясо шло в пищу. Как ни мерзок этот способ разделывания мертвецов, не было конкретно закона, воспрещающего кромсать трупы и употреблять их в пищу»[332].
Так исчезли жители столицы некогда Великой Российской Империи, пожелавшие жить как все, по своей многомятежной воле, но отданные Богом в рабство подлинное - «во измождение плоти», но не забудем при этом: «да дух спасется» (1 Кор. 5, 5)!
Да, в феврале 1917-го мы, заигравшись, забыли, что с Богом не шутят.
Мне отмщение, Аз воздам (Рим. 12, 19).
«Вспоминаю Новгород и ужасное 17 число...» - писала Царица в годовщину убиения старца Григория из Тобольска.
По поводу этого последнего (числового) обстоятельства один из знакомых автора написал на полях очерка:
«Убийство Г. Е. Распутина - с 16 на 17 декабря старого стиля.
Убийство Екатеринбургское - с 16 на 17 июля нового, официально утвержденного к тому времени в России, стиля.
Революция - в 1917-м (не в 1916-м), а ведь могли бы и постараться!
По каббале "17" - "счастливое" число (слышал сам от женщины, родившейся в 1894 г. - русской, православной, со средних лет очень церковной, но в молодые годы видавшей "многое и многих". - То есть это "в воздухе носилось")».
И действительно, вот, например, воспоминания А. А. Ахматовой о том, как она встретила новый 1917 год: «А в Петербурге был уже убитый Распутин и ждали революцию, которая была назначена [sic!] на 20 января (в этот день я обедала у Натана Альтмана. Он подарил мне свой рисунок и надписал: "В день Русской Революции". [...])»[333].
А вот рассуждения современных каббалистов, раскрывающие некоторые подробности гематрии - «числовых манипуляций», заключающихся в «толковании слова или группы слов по числовому значению составляющих их букв или путем замены одних букв другими по определенной системе. Гематрия служит также для замещения числа словом или группой слов, в которых числовое значение букв по сумме равно этому числу»[334].
Так, числовое значения слова агада, означающее «традиционный рассказ об исходе евреев из Египта», равно 17 - числовому значению слова тов («хорошо»). Это последнее слово, «согласно тайному учению, символизирует совершенное качество "цадика" (праведника)». Далее каббалисты, приводя свои «мудрования» о патриархе Иакове и старшем из двух его сыновей Иосифе (Быт. 30, 23 и др.), пишут: «Йосеф-правденик спустился в Египет "семнадцати лет", то есть когда он достиг полноты качества йесод», что означает «основа», малая гематрия которой равна 17-ти. «Тогда Йосеф обрел силы для того, чтобы спуститься в Египет и подготовить там почву для прихода сынов Израиля, которые, благодаря его заслугам, убереглись от позора преступных связей и от ассимиляции и удостоились избавления из рабства. Также и Яков прожил в Египте 17 лет, чтобы взрастить и довести в своих детях до полноты то же качество йесод, чтобы они смогли выстоять против нечистоты Египта и не погрузиться в нее»[335].
Итак, символика числа 17 для евреев в связи с «русской» революцией прозрачна. Но есть и еще нечто...
Каббалисты, как правило, в своих манипуляциях складывают цифры малой гематрии[336]. Если сложить таковые в 17-ти (1+7), получим цифру 8. «Мудрецы говорят, что число 8 относится к грядущему мiру. И объяснятеся, что кинор, семиструнный инструмент, на котором играли в Первом и Втором Храмах, станет в Третьем храме, который будет построен, когда придет машиах[=антихрист] (в мессианскую эпоху) восьмиструнным»[337].
Далее предлагается подсчитать гематрию слова шмонэ (восемь): 300+40+50+5=395. «Сложив цифры, составляющие сумму, получаем 17, а затем, сложив цифры числа 17, получаем "малую гематрию" [...] - это 8!»[338]
Вся эта эквилибристика (а с духовной точки зрения - сатанинская восточная магия) нередко оборачивается для внешних (особенно если те пренебрегают предупреждениями и ведут рассеянную духовную жизнь) потоками крови, крушением коренных жизненных устоев и неисчислимыми страданиями для потомков.
Однако вернемся к прерванному письму Государыни из Тобольского заключения: «Вспоминаю Новгород и ужасное 17 число, и за это тоже страдает Россия. Все должны страдать за всё, что сделали, но никто этого не понимает»[339]. Страшно подумать, но и до сих пор это так...
«Если пройти через II-й Ламской мостик от Ламских конюшен, - читаем в статье современного журналиста, - и повернуть налево, попадем на тихую поляну. Теперь там среди небольшого кустарника можно найти каменные плиты пола часовни двух типов: грубых - наружных, и отполированных - внутренних. Здесь же, под слоем земли скрываются оставшийся от фундамента кирпич и железная арматура. А недалеко, на берегу пруда есть два холмика, в которых лежит сваленный кирпич и камень от разрушенных стен»[340]. Храм во имя преп. Серафима в Царском Селе был снесен в 1917 году[341]. После того, как его «сравняли с землей, то через какое-то время на этой поляне устроили танцплощадку для студентов местного Аграрного института. По воспоминаниям старожилов г. Пушкина и учившихся в институте здесь стояла деревянная площадка под навесом, где веселилась молодежь, не зная и не думая о тайне и трагедии, которая произошла на этом месте. Многие гуляющие в парке, у пруда даже не подозревают о том, что проходят по земле, которая могла быть монастырской, если бы не мартовские [...] дни 1917 г., так изменившие всю историю нашей Родины»[342].
Все опростали. И все опростили.
Взяли из жизни и нежность, и звон.
Бросили наземь. Топтали и били.
Пили. Растлили. И выгнали вон.
Долго плясала деревня хмельная,
Жгла и ходила глядеть на огонь.
И надрывалась от края до края
Хриплая, злая, шальная гармонь.
Город был тоже по-новому весел:
Стекла дырявил и мрамор долбил.
Ночью в предместьях своих куролесил,
Братьев готовил для братских могил.
Жили, как свиньи. Дрожали, как мыши.
Грызлись, как злые, голодные псы.
Строили башню, все выше и выше,
Непревзойденной и строгой красы.
Были рабами. И будут рабами.
Сами воздвигнут. И сами сожгут.
Господи Боже, свершишь ли над нами
Страшный, последний, обещанный суд?[343]
Великий Пост 2002 г.
2005 г.
[1] Этот автограф Г. Е. Распутина воспроизведен в кн.: П. Ш. Григорий Распутин: его жизнь, роль при Дворе Императора Николая II и влияние на судьбу России. М. 1917. С. 24. Примечательно, что в 1917 г. этот автограф приводился одновременно в нескольких газетах.
[2] Танеева (Вырубова) А. А. Страницы моей жизни. М. 2000. С. 148.
[3] Бернев С. Первая пуля революции // Санкт-Петербургские ведомости. 1999. 6 февраля. С. 3.
[4] Очерк написан до появившихся в печати документов об участии английской разведки в убийстве Г. Е. Распутина.
[5] Якобий И. П. Император Николай II и революция. Б. м. 1938. С. 101 (со ссылкой на свою оставшуюся недоступной нам редкую кн: Jacoby J. Raspoutine. P. 101); Шишкин О. Убить Распутина. М. 2000; Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. М. 1990. С. 288.
[6] Сэр С. Хор об убийстве Распутина // Возрождение. Париж. 1936. 14 января. С. 3.
[7] Hoare S. Das vierte Siegel. Berlin; Leipzig, 1936. Р. 140. Пер. с немецкого Н. Ганиной.
[8] Н. К[озлов]. Убийство Распутина. М. 1990. С. 9.
[9] Там же. С. 15.
[10] Неизвестный Нилус. Сост. Р. В. Багдасаров и С. В. Фомин. Т. 2. М. 1995. С. 221, 382, 472. См. также: Тайна беззакония в исторических судьбах России. Сост. Ю. К. Бегунов, А. Д. Степанов, К. Ю. Душенов. СПб. «Царское дело». 2002. С. 16.
[11] Неизвестный Нилус. Т. 2. С. 226.
[12] Революция 1917 г. (хроника событий). Сост. Н. Авдеев. Т. 1. (январь-апрель). Изд. 2-е. М. Б. г. С. 61.
[13] Там же. С. 66.
[14] Платонов О. А. Терновый венец России. Заговор цареубийц. М. 1996. С. 152.
[15] Набоков В. Д. Временное правительство // Архив Русской революции. Т. 1. С. 32.
[16] Керенский в Москве // Петроградский листок. 1917. 9/22 марта. Экстренный выпуск. С. 2.
[17] Но Россию целенаправленно именно вели по этому пути. В первые дни книжный рынок был буквально наводнен книгами о «великой французской революции», которые люди расхватывали, напитываясь духом кровавой вакханалии конца XVIII столетия. А чего стоили многозначительные статьи ставшей тогда выходить газеты «Русская воля». Приведем только названия некоторых: № 12 - «Знаменательная годовщина» (сравнение Императора Павла I с Государем Николаем II, приуроченное к «годовщине одного из самых замечательных и поучительных дней русской истории "петербургского периода"»); № 13 - «Австриячка» (сопоставление Императора Николая II и Императрицы Александры Феодоровны с королем Франции Людовиком XVI и королевой Марией-Антуанеттой). 11 марта в «Петроградском листке» в заметке «Какая в них кровь» рассказывалось о наглядном ответе знаменитого историка С. М. Соловьева на вопрос о проценте крови Романовых в современных Всероссийских самодержцах. Дело было за чаем,слеповатым взглядом, благодаря,. Е. Расвестий об участии ы и фрески.яхрама в связи с явлением Державной иконы. Божиих и Сергей Михайлович якобы, взяв пустой чайный стакан, налил его до половины красным вином и, рассказывая о брачных связях Русских Государей, стал подливать воду. Жидкость «становилась все светлее и светлее, пока совершенно потеряв старую окраску, сохранила лишь ее слабый оттенок». Читатель подводился к мысли о том, что эту жидкость сомнительного оттенка не жалко и выплеснуть. Всё это, повторяем, было напечатано только в марте. Так что вели именно к тому...- С. Ф.
[18] Карабчевский Н. П. Что глаза мои видели. Т. II. Революция и Россия. Берлин. 1921. С. 121-122.
[19] Там же. С. 148.
[20] Суд над Царем не смогли впоследствии провести, как известно, и большевики. - С. Ф.
[21] Зарницын Г. Великая ошибка // Вечерний курьер. 1917. 10 марта. С. 1.
[22] Карабчевский Н. П. Что глаза мои видели. Т. II. С. 148-149.
[23] Ценное свидетельство человека, вполне сознававшего серьезность заговора. Шутить, как видим, не собирались. - С. Ф.
[24] Сами воспоминания были написаны в Копенгагене в 1918 году, но, заметим, судьба Царской Семьи, а не одного лишь Царя (как утверждалось в официальных сообщениях большевиков), определенно была известна информированному адвокату. - С. Ф.
[25] Иными словами, пусть даже «святой», но не «Царь». Вот почему «мы» убивать не будем (пускай, в крайнем случае, это делают другие). «Мы» будем десакрализировать образ, клеветать, сдирать, так сказать, ореол. Вытопчем место, чтобы на нем никогда не появился Царь и даже сама мысль о Нем выглядела бы крамольной, смешной, нелепой. Тех же, кто думает иначе, загоним в «маргиналы». Пускай «опыляют» друг друга. Из этих корней произросло и недавнее: «канонизируя Царя, мы не канонизируем Монархию». - С. Ф.
[26] Думова Н. Г. Из истории кадетской партии в 1917 г. // Исторические записки. 1972. № 90. С. 122.
[27] Собрание по алфавитному порядку всех предметов, содержащихся в Священных и Божественных канонах, составленное и обработанное смиреннейшим иеромонахом Матфеем, или Алфавитная синтагма М. Властаря. Пер. с греч. свящ. Николая Ильинского. М. 1996. С. 417.
[28] Там же. С. 418.
[29] Курировал дознание по делу об убийстве Г. Е. Распутина. Имел касательство и к делу об убийстве отрока А. Ющинского в Киеве (т. н. «делу Бейлиса»), по поводу которого допрашивался «Чрезвычайной следственной комиссией временного правительства о судебном процессе 1913 г. по обвинению в ритуальном убийстве».
[30] Что до различных «полюсов», то они, вероятно, уже давно сошлись. По крайней мере, со дня знаменитой (наряду с выступлениями П. Н. Милюкова и В. А. Маклакова) скандальной антираспутинской речи Владимiра Митрофановича в Государственной Думе 19 ноября 1916 г. Не исключено, что именно в связи с ней, а также с участием в убийстве Распутина (а, может быть, и с другими, пока что неизвестными нам, причинами) Пуришкевич обладал каким-то, выражаясь дипломатическим языком, совершенно особым иммунитетом. Так, в апреле 1917 г. из железнодорожного вагона, в котором он следовал, «выброшена была монархическая литература». Другого за одно ее хранение арестовали бы и посадили. А с прежнего «думского скандалиста», как с гуся вода: отведенный к прокурору Лужского окружного суда, он тут же был освобожден (Русское слово. 1917. № 87). Легко отделался Пуришкевич и будучи схваченным большевиками, как руководитель действовавшей монархической организации. В тюрьме он находился в привилегированном положении истопника, а вскоре (как социально близкий?) был просто отпущен и отравился на юг к белым... - С. Ф.
[31] Кошко А. Ф. Очерки уголовного мiра Царской России. Т. II. Париж. 1929. С. 134.
[32] В мифологии русской революции, отмечает современный исследователь, «главному антигерою» Г. Е. Распутину» противопоставлялся его «антипод» - А. Ф. Керенский, который выступал как символ укрепления «революционного порядка» (Архипов И. Л. Российская политическая элита в феврале 1917: психология надежды и отчаяния. СПб. 2000. С. 220).
[33] М. С. К-н. Сожжение Распутина // Биржевые ведомости. 1917. № 16133. 13/26 марта. С. 2.
[34] П. М[еркул]овъ. В Царском // Петроградский листок. 1917. № 58. 9/22 марта. С. 2. Выделено нами. - С. Ф.
[35] Найден труп Распутина // Вечерний курьер. 1917. № 899. 10 марта. С. 3. Выделено нами. - С. Ф.
[36] Ведун. Сожжение трупа Распутина // Петроградский листок. 1917. № 62. 14/27 марта. С. 3. Выделено нами. - С. Ф.
[37] «Сегодня ночью в Таврический дворец были привезены под конвоем сын и две дочери Распутина. Сын старца производит впечатление простоватого деревенского парня. Семья Распутина помещена в министерский павильон» (Арест семьи Распутина // Новое время. 1917. № 14729. 17/30 марта. С. 3). Арест детей Григория Ефимовича произошел, таким образом, ровно через три месяца после его убиения.
[38] Лаганский Е. И. Как сжигали Распутина // Огонек. М. 1926. № 52. 26 декабря. С. 2.
[39] Лаганский Е. Как нашли могилу Распутина // Русская воля. 1917. № 6. 9 марта. С. 5.
[40] Возможно, речь идет о Лидии Тимофеевне Богуцкой (ум. 19.1.1929) - супруге врача В. М. Богуцкого (1870-1929) - в 1914-1917 гг. начальника санитарного отдела Всероссийского союза городов, а в 1917 г. - товарища министра внутренних дел временного правительства.
[41] Там же.
[42] Лаганский Е. И. Как сжигали Распутина // Огонек. М. 1926. № 52. 26 декабря. С. 2. Выделено нами. - С. Ф.
[43] Лаганский Е. Как нашли могилу Распутина // Русская воля. 1917. № 6. 9 марта. С. 5.
[44] Лаганский Е. И. Как сжигали Распутина // Огонек. М. 1926. № 52. 26 декабря. С. 2.
[45] См., напр.: Как хоронили Распутина. За великокняжескими кулисами. Киев. 1917.
[46] Герасимов В. Где похоронен Григорий Распутин? // Русь. Ростов Великий. 1993. № 2 (8). С. 163-168. Статья получила достойную отповедь тюменского историка: Чернышов А. В. В поисках могилы Григория Распутина. Возвращаясь к напечатанному // Русь. Ростов Великий. 1994. № 13. С. 125-128.
[47] Покрытой нечистотами (фр.). - С. Ф.
[48] К истории последних дней царского режима (1916-1917 гг.) // Красный архив. Т. 14. М. 1926. С. 244.
[49] Этот пострел, как говорят в народе, везде поспел: и могильник с так называемыми «екатеринбургскими останками» при Брежневе раскопал, и в Ипатьевском доме незадолго до принятия решения о его взрыве побывал, и кем-то снаряженный в годы перестройки за границу с экранов телевизоров информировал нас о продаже документов из следственного дела Н. А. Соколова, демонстрируя некоторые из своих рук. Обо всем этом уже довольно писали. Причастен был Рябов и к уничтожению дома Г. Е. Распутина в Покровском, о чем он, впрочем, и сам пишет в своей книге, однако утверждает, что побывал там через год после разрушения (Рябов Г. Как это было. Романовы: сокрытие тел, поиск, последствия. М. 1998. С. 161). Но вот свидетельство директора музея Г. Е. Распутина в с. Покровском В. Л. Смирнова: «Дом Распутина, как известно, снесли в 80-х годах. В Екатеринбурге годом раньше уничтожили дом Ипатьева, где была расстреляна Царская Семья. И все это произошло именно тогда, когда комиссия ЮНЕСКО готовилась взять на учет все места, связанные с Царской Семьей. Но у партийных боссов были свои соображения: во избежании паломничества и нездорового интереса народных масс к распутинскому дому его лучше разобрать. На фотографии запечатлены останки дома. Что интересно, на них сидит человек по фамилии Гелий Рябов. Кстати, он нашел останки «царской семьи». Он же - режиссер многосерийного фильма «Рожденная революцией». Как он узнал, что избу Распутина приговорили на слом? Вечером партийцы приняли решение, утром подоспела техника для выполнения решения. Гелий Рябов тоже успел стать свидетелем уничтожения дома. Он дружит с чекистами. Может, они ему о Покровском событии и сообщили. А фотографию эту передал для музея игумен Верхотурского монастыря» (Дубовская Е. «Великий старец», он же - Распутин, 47 лет от роду // Тюменские известия. 1997. 8 февраля. С. 3). Выходит, опять лжет «чекист, сын чекиста»?..
[50] Рябов Г. Как это было. Романовы: сокрытие тел, поиск, последствия. М. 1998. С. 162-163.
[51] Евгений Степанович Кобылинский (1879†1927) - полковник Лейб-гвардии Петроградского полка. На фронте был ранен под Лодзью, а потом контужен под Гутой Старой; переведен в Петроград в запасной батальон своего полка. Начальник Царскосельского гарнизона с марта 1917 г. (назначен ген. Корниловым). Начальник караула, затем комендант Александровского дворца в Царском Селе, а впоследствии губернаторского дома в Тобольске, где находилась в заточении Царская Семья. Женился на К. М. Битнер (1878†?), преподавательнице Тобольской гимназии, дававшей уроки Царским Детям. После увоза Царственных Мучеников в Екатеринбург (28.4.1918) устранен большевиками от должности начальника Отряда особого назначения, распущенного 4 мая и замененного красногвардейцами. Поступил на службу к белым, занимая разные штабные должности. Во время отступления белых частей в 1919 г. взят в плен красными в бою под Красноярском. После гражданской войны проживал с женой в Рыбинске. Был арестован и расстрелян. Отличался хорошим отношением к Царской Семье. - С. Ф.
[52] Лаганский Е. И. Как сжигали Распутина // Огонек. М. 1927. № 1. С. 11.
[53] Лаганский Е. Как нашли могилу Распутина // Русская воля. 1917. № 6. 9 марта. С. 5.
[54] Полковник «воздухобойной артиллерии», участвовал в похоронах Г. Е. Распутина. Императрица упоминает его в своем письме Государю от 6.9.1916 г. Зенитная батарея была размещена в Царском Селе в 1916 г. для отражения возможных налетов германской авиации. - С. Ф.
[55] Там же.
[56] Богуцкая Л. На могиле Распутина // День. 1917. № 4. 9 марта. С. 3.
[57] Лаганский Е. Как нашли могилу Распутина // Русская воля. 1917. № 6. 9 марта. С. 5.
[58] Там же.
[59] «В первых числах января» 1917 г. (Русское слово. 1917. 9/22 марта. С. 3). - С. Ф.
[60] На другой день (Русское слово. 1917. 9/22 марта. С. 3). - С. Ф.
[61] «Стоявшую вне Царского Села» (Русское слово. 1917. 9/22 марта. С. 3). - С. Ф.
[62] Богуцкая Л. На могиле Распутина // День. 1917. № 4. 9 марта. С. 3.
[63] Земля Невская православная. Православные храмы пригородных районов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Краткий церковно-исторический справочник. СПб. 2000. С. 34.
[64] Ср. дневниковую запись Государыни: «5 Ноябрь. Суббота [...] 12 ½ laying of the foundation stone of Ania's church [закладка основания Аниной церкви] - [...] [1 сл. нрзб.] h. o. Gr. Исидор Mme Ломан [...]» (ГАРФ. Ф. 640. Оп. 1. Д. 332. Л. 72 об.).
[65] Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М. 1996. С. 609.
[66] Царский сборник. Сост. С. и Т. Фомины. М. 2000. С. 342.
[67] «...Государыня, - писал, например, в книге «Распутин и Россия» Б. Алмазов (Прага. 1922), - по совету приближенных решила построить в память Григория Распутина монастырь его имени. Идея сооружения монастыря была одобрена и Николаем II. Государыня находила, что монастырь должен называться просто "Распутинский", а Царь с этим не соглашался, предлагая назвать его "Григорьевским", на что Государыня резонно заметила, что Григориев много и что это не обезсмертит его имени. В разговор вмешался контр-адмирал Нилов, который предложил назвать будущий монастырь "Царскосельским". Эта идея очень понравилась Государыне, которая, не уступая, однако в своем решении, остановилась на комбинированном названии. Получилось, таким образом, название "Царскосельский Распутинский монастырь". Предполагалось соорудить обитель и на родине Распутина в Тобольской губернии, близ села Покровского» (Ватала Э.С. Ф. Григорий Распутин без мифов и легенд. М. 2000. С. 702-703). -
[68] В действительности, Г. Е. Распутин родился 9 января 1869 г. На 8/21 марта приходилось празднование иконе Божией Матери «Знамение» Курской-Коренной, установленное в память чудесного спасения этого чудотворного образа от покушения на него злоумышленников в 1898 г. Именно в этот день в 1917 г. в Царском Селе утром Государыне объявили об аресте, а вечером гроб с телом Г. Е. Распутина вырыли из-под храма и увезли в ратушу. - С. Ф.
[69] Константинов В. Тайна Александровского парка // Царское Село. 1998. № 10. 25 июня. См. также: Меркулов П. Распутинские чудеса // Петроградский листок. 1917. 13/26 марта. Экстренный вып. С. 3.
[70] Об обстоятельствах ареста этого верного присяге офицера и благородного человека сообщала газета «Русское слово» (М. 1917. № 53. 8 марта. С. 2): «Днем 2-го марта в городскую ратушу прибыл из Александровского дворца от Александры Федоровны начальник воздушной охраны царской резиденции полковник Мальцев. Он от имени Царицы заявил, что гарнизон не должен безпокоить Александру Федоровну стрельбой на дворцовой территории, так как всякий шум вредно отражается на здоровье заболевших Детей. Мальцев добавил, что в противном случае им будут приняты репрессивные меры. Мальцева выслушали, а затем его арестовали. После ареста комендант Царского Села Больдескул расставил усиленный караул из преданных делу революции солдат, которым было предписано никого из Дворца не выпускать и туда не впускать без разрешения коменданта». (Таким образом, Императрица с Детьми фактически была арестована уже 2 марта 1917 г. по приказу самозванного начальника взбунтовавшегося Царскосельского гарнизона полковника Болдескула.) По свидетельству прессы, «рядом с Царскосельской ратушей в обширном доме» мужской гимназии, в одной из ее комнат, содержались «начальники воинских частей Царскосельского гарнизона, арестованные по настоянию воинских чинов, как вредные военные деятели» (Среди арестованной Царской свиты // Биржевые ведомости. 1917. № 16128. 10/23 марта. С. 3, 4). - С. Ф.
[71] Дело об убийстве Григория Распутина // Русское слово. 1917. 9/22 марта. С. 3.
[72] Богуцкая Л. На могиле Распутина // День. 1917. № 4. 9 марта. С. 3.
[73] Дело об убийстве Григория Распутина // Русское слово. 1917. 9/22 марта. С. 3.
[74] Найден труп Распутина // Вечерний курьер. 1917. № 899. 10 марта. С. 3.
[75] Богуцкая Л. На могиле Распутина // День. 1917. № 4. 9 марта. С. 3.
[76] Найден труп Распутина // Вечерний курьер. 1917. № 899. 10 марта. С. 3.
[77] Меркулов П. Распутинские чудеса // Петроградский листок. 1917. 13/26 марта. Экстренный вып. С. 3.
[78] Л. Ган (Гутман) - журналист, сотрудничал в «Биржевых ведомостях». После революции - в эмиграции. Среди прочих, автор статей «Екатеринбургская трагедия» («Возрождение». Париж. 1931. 3 ноября) и «Пермское злодеяние» («Возрождение». Париж. 1932. Январь), а также книги «Россия и большевики» (Шанхай. 1921).
[79] Распутин и Императорский Двор // Биржевые ведомости. 1917. № 161128. 10/23 марта. С. 4.
[80] Лаганский Е. Как нашли могилу Распутина // Русская воля. 1917. № 6. 9 марта. С. 5.
[81] Богуцкая Л. На могиле Распутина // День. 1917. № 4. 9 марта. С. 3.
[82] В действительности верхний гроб был цинковым. В нем находился гроб дубовый. По словам Ю. Ден, «гроб был самый простой. Лишь православный крест на крышке свидетельствовал о религиозной принадлежности покойного» (Ден Ю. Подлинная Царица. СПб. 1999. С. 107). «Застекленное окошечко», якобы имевшееся в гробе, о чем наперебой писали тогда едва ли не все газеты, - не более чем злонамеренная выдумка. - С. Ф.
[83] Эту и последующие надписи мы приводим в соответствии с факсимиле, помещенном в журнале «Огонек» (СПб. 1917. № 11. С. 173). (Примечательно, что у Лаганского, как в газетной статье 1917 г., так и в журнальной 1926 г. порядок имен другой: Александра, Ольга, Татиана, Анастасия, Мария.) Некоторые утверждали, что вокруг перечня имен рамку образовали слова: «Твои - Спаси нас - и Помилуй» (Константинов В. Тайна Александровского парка). Последнее обстоятельство, однако, не подтверждается фотографией оборотной стороны иконы. - С. Ф.
[84] Как известно, в декабре [1916 г.] Александра Феодоровна с дочерьми посетила Новгород, откуда, очевидно, они и привезли икону в подарок Распутину. - Прим. Е. Лаганского.
[85] Лаганский Е. Как нашли могилу Распутина // Русская воля. 1917. № 6. 9 марта. С. 5.
[86] Богуцкая Л. На могиле Распутина // День. 1917. № 4. 9 марта. С. 3.
[87] Вероятно, журналисты. - С. Ф.
[88] Дело об убийстве Григория Распутина // Русское слово. 1917. 9/22 марта. С. 3.
[89] Лаганский Е. И. Как сжигали Распутина // Огонек. М. 1927. № 1. С. 12.
[90] Богуцкая Л. На могиле Распутина // День. 1917. № 4. 9 марта. С. 3.
[91] Дело об убийстве Григория Распутина // Русское слово. 1917. 9/22 марта. С. 3.
[92] Называют его и по-другому: «Бахтадзе» (День. 1917. 10 марта. С. 2); «Вачнадзе» (Русская воля. 1917. 10 марта. С. 6); «Бавтадзе II» (Солнце России. № 369-11. С. 2). В последнем случае приводится подписанный этим офицером официальный документ. - С. Ф.
[93] Речь, вероятно, идет о крышке дубового гроба, частично взломанной при разрытии могилы. Из приводимых далее свидетельств очевидно, что при транспортировке использовалась цинковая крышка гроба. Впоследствии цинковый гроб (включая крышку) по одной версии был передан в Петроградское градоначальство, а по другой - расплавлен. - С. Ф.
[94] Русское слово. Пг. 1917. 10 марта. Смирнов В. Л. Неизвестное о Распутине. Тюмень. 1999. С. 92. Ср.: Труп Гр. Распутина // Новое время. 1917. № 14723. 10/23 марта. С. 3. См. также: Богуцкая Л. Вторичные похороны Распутина // День. Пг. 1917. № 5. 10 марта. С. 2; Гроб Распутина // Газета-копейка. М. 1917. № 223. 11 марта. С. 3.
[95] Меркулов П. Распутинские чудеса // Петроградский листок. 1917. 13/26 марта. Экстренный вып. С. 3.
[96] Лаганский Е. Арест Николая Романова // Русская воля. 1917. № 8. 10 марта. С. 6.
[97] Бах Э. Резиденция последних Романовых. Л. «Красная газета». 1928. С. 31.
[98] Ричард (Фома) Бэттс. Пшеница и плевелы. Безпристрастно о Г. Е. Распутине. М. 1997. С. 170.
[99] Джон Рид. Десять дней, которые потрясли мiр. Альберт Рис Вильямс. Путешествие в революцию. М. 1987. С. 360.
[100] Распутин и Императорский Двор // Биржевые ведомости. 1917. № 161128. 10/23 марта. С. 4.
[101] Меркулов П. Распутинские чудеса // Петроградский листок. 1917. 13/26 марта. Экстренный вып. С. 3.
[102] Последние дневники Императрицы Александры Феодоровны Романовой. Февраль 1917 г. - 16 июля 1918 г. Новосибирск. 1999. С. 30.
[103] Там же. С. 31.
[104] Подробнее об этом см.: «Боролись за власть генералы... и лишь Император молился» // Якобий И. П. Император Николай II и революция. Фомин С. В. «Боролись за власть генералы... и лишь Император молился». СПб. Общество Святителя Великого. 2005. С. 566-591.
[105] Ден Ю. Подлинная Царица. Воспоминания близкой подруги Императрицы Александры Феодоровны. СПб. 1999. С. 153-154.
[106] Гибель Царской Семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской Семьи. (Август 1918 - февраль 1920). Сост. Н. Росс. Франкфурт-на-Майне. 1987. С. 292.
[107] Ган Л. Заключение низложенного Императора в Царскосельский дворец // Биржевые ведомости. 1917. № 16128. 10/23 марта. Утренний выпуск. С. 3.
[108] Деникин А. И. Очерки русской смуты. Борьба генерала Корнилова август 1917 г. - апрель 1918 г. М. 1991. С. 299.
[109] Там же. С. 301.
[110] Похороны Корнилова // Уральская жизнь. № 136. Екатеринбург. 1919. 29 июня. С. 3.
[111] Ган Л. Заключение низложенного Императора в Царскосельский дворец // Биржевые ведомости. 1917. № 16128. 10/23 марта. Утренний выпуск. С. 3.
[112] Арест Александры Федоровны // Русское слово. 1917. № 54. 9 марта. С. 1.
[113] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского // Солнце России. 1917. № 369-11. С. 1.
[114] Стессель А. М. Моим врагам. СПб. 1907. С. 18-20.
[115] Там же. С. 71.
[116] Лаганский Е. И. Как сжигали Распутина // Огонек. М. 1927. № 1. С. 12.
[117] Упоминание о бальзамировании тела Г. Е. Распутина мы встречаем чуть ли не во всех статьях на эту тему. Однако известно вполне определенное желание Императрицы не производить бальзамирования, каковое участники вскрытия вряд ли бы посмели нарушить. Ни слова о бальзамировании не пишет и Е. Лаганский в первой подробной своей статье на эту тему «Как нашли могилу Распутина» (Русская воля. 1917. № 6. 9 марта. С. 5). «На лице были следы румян», - писал один из журналистов (Петроградский листок. 1917. 14/27 марта. С. 3). Но ведь это один к одному совпадает со свидетельствами тех, кто в июле 1918 г. под Екатеринбургом сжигал мощи Царственных Мучеников: «...Они выглядели словно живые - на лицах Царя, девушек и женщин даже проступил румянец» (Алексеев В. В. Гибель Царской Семьи: мифы и реальность. Екатеринбург. 1993. С. 129). - С. Ф.
[118] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского. С. 1-2.
[119] Ср. с характеристикой кн. Ф. Ф. Юсупова и дела рук его в «Записках» Великого Князя Николая Михайловича, как известно, сочувственно относившегося к самому убийству: «Сознаюсь, что даже писать все это тяжело, так как напоминает [...] средневековое убийство в Италии!!»; «Итальянцы XIV или XV столетия могли бы гордиться таким экземпляром, а я недоумеваю и, откровенно говоря, скорблю, так как он - муж моей племянницы» (Гибель Монархии. М. 2000. С. 70, 72). «Для меня, - писал Великий Князь Димитрий Павлович кн. Ф. Ф. Юсупову 27 февраля 1920 г., - этот факт (убийство Распутина. - С. Ф.) всегда останется темным пятном на совести... Убийство всегда убийством и останется, как бы там не стараться этому факту придавать мистического значения!» (Ананьич Б. В., Фриз Г. Ф. Ф. Юсупов и Великий Князь Дмитрий Павлович об убийстве Григория Распутина (1920) // «Английская набережная, 4». СПб. 2001. С. 345). В конце 1920-х Великий Князь признавался: «Убийство было совершено нами в припадке патриотического безумия... Мы обязались никогда не рассказывать об этом событии...»; «Та самая сила, которая толкнула меня на преступление, мешает и мешала мне поднять занавес над этим делом» (Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М. 2000. С. 530). Сам Григорий Ефимович незадолго до убиения дал духовную характеристику той силе, назвав слуг ее «братьями зла»Платонов О. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М. 1996. С. 608). А вот как писал о сожжении останков Г. Е. Распутина после февральского переворота французский посол М. Палеолог: «Изобретшие этот зловещий эпилог имеют предтечу в итальянском средневековье, ибо воображение человеческое не обновляет безконечно форм выражения своих страстей и стремлений» (Палеолог М. Дневник посла. М. 2003. С. 768). - С. Ф. (
[120] Последний министр старого правительства // Новое время. 1917. № 14731. 19 марта / 1 апреля. С. 6. Выделено нами. - С. Ф.
[121] Надо думать, по отношению к Г. Е. Распутину ее единомысленницы. - С. Ф.
[122] Князь Феликс Юсупов. Мемуары в двух книгах. М. 1998. С. 230.
[123] Пайпс Р. Русская революция. Ч. 1. М. 1994. С. 299. Со ссылкой на: Spiridovich A. I. Raspoutine. Paris.1935. Р. 413-415.
[124] Новый мученик // Биржевые ведомости. 1917. № 16130. 11/24 марта. С. 6; «Мученик» // Петроградский листок. 1917. № 60. 11/24 марта. С. 3.
[125] Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М. 2000. С. 7.
[126] Пуришкевич В. М. Дневник. «Как я убил Распутина». М. 1990. С. 135. Репринт с рижского издания 1924 г.
[127] Боханов А. Н. Распутин. Анатомия мифа. М. 2000. С. 27.
[128] Ведун. Сожжение трупа Распутина // Петроградский листок. 1917. № 62. 14/27 марта. С. 3.
[129] Мережковский Д. С. Ангел революции // Русское слово. 1917. № 73. 1 апреля. С. 2. Авторское (не)употребление прописных и строчных букв в статье мы оставили в неприкосновенности. - С. Ф.
[130] Возможно, речь идет о сыне известного русского публициста и издателя Алексее Алексеевиче Суворине (1862-1937) - журналисте, в эмиграции покончившем жизнь самоубийством (открыл газ в квартире). - С. Ф.
[131] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского. С. 2.
[132] М. С. К-н. Сожжение Распутина // Биржевые ведомости. 1917. № 16133. 13/26 марта. С. 2.
[133] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского. С. 3.
[134] М. С. К-н. Сожжение Распутина // Биржевые ведомости. 1917. № 16133. 13/26 марта. С. 2.
[135] Хроника // Новое время. 1917. № 14724. 11/24 марта. С. 6.
[136] Распутин и Императорский Двор // Биржевые ведомости. 1917. № 161128. 10/23 марта. С. 4.
[137] Русское слово. Пг. 1917. 10 марта. Смирнов В. Л. Неизвестное о Распутине. С. 92.
[138] Найден труп Распутина // Вечерний курьер. 1917. № 899. 10 марта. С. 3.
[139] Петроградская газета. 1917. № 60. 11 марта. См.: Я сжег Григория Распутина. Сост. В. В. Клавинг. СПб. 2001. С. 58-59.
[140] Меркулов П. Распутинские чудеса // Петроградский листок. 1917. 13/26 марта. Экстренный вып. С. 3.
[141] Вадим Александрович Юревич (1872-1963) - врач-бактериолог, экстраординарный профессор, доктор медицины, начальник кафедры заразных болезней, заведующий госпитальным отделением острозаразных болезней Императорской Военно-медицинской академии. С вечера 27 февраля 1917 г. председатель Военной комиссии Временного комитета Государственной думы (до 28 февраля). Комендант Таврического дворца (28.2.1917). Временно исполнял обязанности градоначальника Петрограда (с. 1.3.1917). «Первые реформы пополненного состава думы, - вспоминал впоследствии гласный дореволюционной еще Петроградской городской думы Д. И. Демкин, - заключались в увольнении всех чинов наружной полиции (хотя увольнять в сущности было некого, так все они были перестреляны или скрылись), и замене их надежными, соответствующими духу революции, элементами, с переименованием полиции в милицию, а также в подчинении Градоначальника Городскому голове, в качестве его товарища. Градоначальником Временное правительство назначило профессора Военно-медицинской академии, занимавшего кафедру сифилидологии. Новый Градоначальник Юрьевич не возражал против подчинения его Городскому голове и прибыл в думу неизвестно для чего, вероятно, с целью произнести соответствующую моменту речь о победоносном шествии революции. Градоначальник, видимо, во время произнесения речи в Городской думе чувствовал себя не в своей тарелке, очень смущался и постоянно отсанавливался, тер себе лоб при подыскивании терминов, восхвалявших революцию» (Демкин Д. И. Петроградская городская дума в первые дни смуты. Из воспоминаний // Русская летопись. Кн. 6. Париж. 1924. С. 154). В годы гражданской войны Юревич эмигрировал из Севастополя. Жил в Константинополе (1920-1921). Затем - в Праге. Впоследствии - заведующий отделением по изготовлению вакцин для борьбы с заразными болезнями в отделении Института Пастера в Сайгоне. См. о нем: Николаев А. Б. Военная комиссия временного комитета Государственной думы в дни февральской революции: персональный состав // Из глубины времен. Вып. 10. СПб. 1998. С. 35, 55-56, 94-95; Сухарев Ю. Н. Материалы к истории русского научного зарубежья. Кн. I. М. 2002. С 551 - С. Ф.
[142] Далее у того же Купчинского - Когадеев. В действительности - Кочадеев. Возможны две причины ошибки: 1) Купчинский, писавший «по документам» рукописным, спутал г и ч, е и н; 2) Купчинский так писал, что и наборщик не понял. - С. Ф.
[143] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского. С. 3.
[144] Гибель Царской Семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской Семьи. (Август 1918-февраль 1920). Сост. Н. Росс. Франкфурт-на-Майне. 1987. С. 292.
[145] По пути (фр.).
[146] Wilton R. The Last Days of The Romanovs. London. 1920. P. 172. Пер. Н. А. Ганиной.
[147] Чепарухин В. В. Григорий Распутин. Последняя точка? // Новый часовой. СПб. 1995. № 3. С. 34.
[148] Беседа автора с В. В. Чепарухиным 16.9.2003.
[149] Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 2. СПб. 2003. С. 574.
[150] Там же.
[151] Полторак С. Н. Первый директор Санкт-Петербургского Политехнического института князь А. Г. Гагарин // Из глубины времен. Вып. 5. СПб. 1995. С. 141-143.
[152] Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 2. С. 575.
[153] Кареев Н. И. Прожитое и пережитое. Л. 1990. С. 223.
[154] Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 2. С. 575.
[155] Родился в Гродно в религиозной еврейской семье. Скульптор М. М. Антокольский вывез его в 1871 г. в С.-Петербург, где лично его обучал. Закончил Императорскую Академию художеств (1878-1886) с золотой медалью (за скульптуру «Плач Иеремии»). В течение года продолжал учебу в Риме и Париже на деньги барона Г. О. Гинцбурга. Один из основателей в Петрограде Еврейского общества поощрения художеств (1915-1919). Среди работ И. Я. Гинцбурга - скульптурный портрет бар. Г. О. Гинцбурга и надгробие М. М. Антокольского. Скончался в Ленинграде.
[156] Шульгин В. В. Пятна // Лица. Вып. 7. СПб. 1996. С. 399-400.
[157] Вот как, например, описывает В. Д. Пришвина (Лиорко) свое несостоявшееся вступление в масонскую ложу в Москве в начале 1920-х гг.: «Мы пришли первыми, и молчаливый хозяин, оглядев, оставил нас одних в подготовленной для занятий комнате. [...] Мы сидели в пустой комнате: круглый стол посредине, да несколько стульев. Тяжелые занавеси на окнах. Полумрак. Проходит сколько-то времени в молчании. Я различаю в углу какой-то предмет, завешенный черным. Я встаю и, почему-то крадучись, подхожу к нему. Дотрагиваюсь: черный бархат. [...] Я решительно поднимаю черный бархат: там большая мраморная скульптура Мефистофеля, погруженного в думу, всем известного Мефистофеля работы Антокольского. Я опускаю бархат и смотрю на Александра Васильевича: он бледен, как бумага. Произведения искусства не завешивают черным бархатом, не ставят в угол, как икону... Мы беремся молча за руки и, уж не помню под каким предлогом, уходим из дома и от этих людей навсегда» (Пришвина В. Невидимый град. М. 2003. С. 189).
[158] Григорий Спиридонович Петров (1868-1925) - петербургский священник (до 1908 г.), либеральный публицист, депутат II Государственной Думы, сотрудник газеты «Русское слово». Автор нравоучительных брошюр для народа. См. сборники его статей: «К Свету» (М. 1901), «Божий путь» (М. 1902) и др. Его кн. «Евангелие как основа жизни» (СПб. 1898) выдержала три издания. Один из самых известных деятелей «группы 32-х», состоявшей из петербургских священников, провозгласивших в 1905 г. своей целью обновление самых основ церковной жизни. Особенной популярностью пользовался среди студентов и фабричных рабочих. Общеизвестны социалистические воззрения о. протоиерея, которые он широко пропагандировал. В 1907 г. за революционную пропаганду, «политическую деятельность и протестантские тенденции» священноначалием был выслан в монастырь. Подчиниться этому решению он отказался. Решением Св. Синода 12.1.1908 лишен сана священника. Странствовал по России, выступая с лекциями. Первоначально поддерживавший «писателя-целителя», В. В. Розанов впоследствии писал: «Григорий Петров. Одна из самых отвратительных фигур, мною встреченных за жизнь. Но: какова слабость человеческой природы: постоянной льстивостью и "вниманием во все мои идеи" он подкупил на много лет меня. Ужасен и таинственно-прекрасен его портрет Репина: Репин и поместил его сзади портретов, в плохо освещенном углу (вот гений Репина!!): надув рот, как раздувшийся кот, готовый броситься на жертву, мышь, птичку, курицу, - он схватился за крест, как за нож. Раз видел в прихожей, как он снял наперсный крест: как каторжник сбрасывает цепи. Не - индифферентизм, а вражда и пренебрежение. [...] Не все знают, что своим поднятием, службою и первыми успехами он был обязан Победоносцеву и митрополиту Антонию [(Вадковскому)], и оба они его холили, ласкали. И как он им отомстил. Жил он (жена?), как кокотка, кушеточка, диванчики, тубареточки, шелк, бархат, цветы-камелии, альбомы из серебра etc. и всегда даст курсисточке 10 р. "на родителей", чем очаровывал бедняжек. Но - целомудрен и лично одевался скромно. Такого честолюбия я ни в ком не видел: Александр Македонский со средствами Мазини» (Розанов В. В. [Сочинения.] Т. 2. Уединенное. М. 1990. С. 654-655). Определением Поместного Собора Русской Православной Церкви 2/15.8.1918 г. лишение сана Г. С. Петрова признано недействительным. Эмигрировал в Сербию, где выступал с лекциями по религиозно-культурным вопросам. Скончался в Париже.
[159] Беседа автора с В. В. Чепарухиным 16.9.2003.
[160] Хозиков В. И. Политех для России. СПб. 1999. С. 116-119.
[161] Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 2. С. 574.
[162] Полторак С. Н. Первый директор Санкт-Петербургского Политехнического института князь А. Г. Гагарин. С. 145.
[163] Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 2. С. 800.
[164] Полторак С. Н. Первый директор Санкт-Петербургского Политехнического института князь А. Г. Гагарин. С. 142.
[165] Там же. С. 146.
[166] Кареев Н. И. Прожитое и пережитое. С. 223, 224, 231.
[167] Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 2. С. 800.
[168] Полищук В. Р. Судьба профессора И. Я. Башилова // Репрессированная наука. Под ред. Проф. М. Г. Ярошевского. Л. 1991. С. 352.
[169] Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 2. С. 575.
[170] Из переписки Николая и Марии Романовых в 1907-1910 гг. // Красный архив. Т. 50-51. М.-Л. 1935. С. 176.
[171] Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 2. С. 800.
[172] Полторак С. Н. Первый директор Санкт-Петербургского Политехнического института князь А. Г. Гагарин. С. 146.
[173] Там же. С. 144.
[174] Там же.
[175] Там же. С. 147.
[176] Как это станет ясно из приводимого текста, этот некогда подчеркивавший свою непредвзятость и объективность ученый в конце своей жизни превратился в прямого адепта масонства.
[177] Знакомясь с принадлежностью многих преподавателей к масонству, невольно вспоминаешь не только о либерализме кн. А. Г. Гагарина, но и о том, что его дед, дипломат и царедворец кн. Г. И. Гагарин (1782-1837) принадлежал к «вольным каменщикам» (Серков А. И. Русское масонство 1731-2000. Энциклопедический словарь. М. 2001. С. 212-213).
[178] По другим сведениям - племянник генерала. Родился в 1869 г. Потомственный дворянин. Помощник начальника дистанции на железной дороге (до 1898); конструктор судостроительного отдела Невского завода в С.-Петербурге. Ординарный профессор (с 1903), декан инженерно-строительного отделения (1904-1906), профессор прикладной математики (1911-1912) Киевского политехнического института. Инженер-механик (1911-1916). Главный инженер по канализации Городской исполнительной комиссии по сооружению канализации и переустройству водоснабжения С. Петербурга (1913-1916). Преподавал в Петроградском Политехническом институте (1914-1916). Статский советник. Будучи лидером Российской радикально-демократической партии, в сентябре 1917 г. избран от нее в состав временного совета Российской республики (предпарламента). Живший в самом Петрограде, профессор Д. П. Рузский в первые дни марта был избран председателем 12-го гражданского подрайонного комитета Петроградской стороны. Ректор Петроградского политехнического института (1919-1921). Эмигрировал в Югославию (1924), основав вместе с генералом П. В. Черским в Сербии Национальную организацию русских фашистов. Профессор политехнического института в Загребе (Серков А. И. Русское масонство 1731-2000. Энциклопедический словарь. 2001. С. 716; Ростковский Ф. Я. Дневник для записывания... 1917-й: революция глазами отставного генерала. М. 2001. С. 71, 73, 101; Сухарев Ю. Н. Материалы к истории русского научного зарубежья. Кн. 1. М. 2002. С. 415). - С. Ф.
[179] Далее историк совершенно бездоказательно утверждал, что именно на основе «этой родственной близости» генералу приписывалась принадлежность к масонской ложе. Но ведь ни для кого не секрет, что генерал Н. В. Рузский принадлежал к гучковской «Военной ложе». - С. Ф.
[180] Зимой 1922-1923 гг. Горький рассказывал в Сорренто занимавшемуся историей масонов в России Б. И. Николаевскому о том, что живший с ним в одном доме (Кронверкский пр., 17) Д. П. Рузский пригласил его однажды на собрание военных, состоявшееся где-то на Фонтанке. Среди множества генералов присутствовал и двоюродный брат профессора ген. Н. В. Рузский (Старцев В. И. Тайны русских масонов. СПб. 2004. С. 276). Видный петроградский масон, впоследствии управляющий делами Временного правительства (сменивший на этом посту В. Д. Набокова) А. Я. Гальперн пояснил в 1928 г. Б. И. Николаевскому рассказ Горького: «организатор этих собраний, приведший на одно из них Горького, двоюродный брат генерала Рузского, профессор, кажется, Политехнического института Рузский Дмитрий Павлович состоял в нашей организации и в годы войны играл видную роль: он был венераблем, членом местного петербургского совета и секретарем его. [...] ...Взял на себя в организации работу по установлению связи с военными кругами. Но все это относится уже к 1916-197 гг.» (Там же. С. 256). - С. Ф.
[181] Не в связи ли с принадлежностью его к масонству? - С. Ф.
[182] Старцев В. И. Политехники-масоны // Петроградский политехнический институт в 1917 г. Доклады и сообщения научной конференции 23-24 мая 1997 г. СПб. 1999. С. 20-21, 24-27.
[183] Чуев Ф. Молотов. Полудержавный властелин. М. 2002. С. 325.
[184] Старцев В. И. Тайны русских масонов. СПб. 2004. С. 225. О предполагаемой принадлежности Молотова к масонству см. также с. 300-301.
[185] Масон (Серков А. И. Русское масонство 1731-2000. Энциклопедический словарь. С. 403-404). - С. Ф.
[186] Александр Александрович Чупров (1874-19.4.1926) - родился в Москве. Доктор государственных наук (1901, Страсбург). Приват-доцент статистики С.-Петербургского политехнического института (с 1902). Член-корреспондент АН (1917). В эмиграции в Чехословакии. Преподаватель Русского юридического факультета в Праге. - С. Ф.
[187] Чуев Ф. Молотов. Полудержавный властелин. С. 195-196.
[188] Там же. С. 194.
[189] Калмыков А. Г. Политехники в партийно-политической элите России 1917 г. // Петроградский политехнический институт в 1917 г. Доклады и сообщения научной конференции 23-24 мая 1997 г. С. 18-19.
[190] Хозиков В. И. Политех для России. С. 135-136.
[191] Чуев Ф. Молотов. Полудержавный властелин. С. 197.
[192] Там же. С. 200.
[193] Там же. С. 137, 140.
[194] Хозиков В. И. Политех для России. С. 150, 152.
[195] Логачев В. С. Политехники в органах исполнительной власти // Петроградский политехнический институт в 1917 г. Доклады и сообщения научной конференции 23-24 мая 1997 г. СПб. 1999. С. 29-30.
[196] М. С. К-н. Сожжение Распутина // Биржевые ведомости. 1917. № 16133. 13/26 марта. С. 2.
[197] Последние известия // Речь. 1917. № 62. 14 марта. С. 4.
[198] Сожжение тела Гр. Распутина // Новое время. 1917. № 14726. 14/27 марта. С. 7.
[199] Ведун. Сожжение трупа Распутина. С. 3.
[200] Сожжение тела Распутина // Русская воля. 1917. № 14. 14 марта. С. 6.
[201] Существует рассказ о том, что, узнав о разрытии могилы старца, Императрица, «переступив через Свое презрение к Керенскому», обратилась к нему с просьбой «через начальника охраны полковника Кобылинского защитить тело от надругательства» (Радзинский Э.С. Ф. Распутин: жизнь и смерть. М. 2000. С. 552). -
[202] Игумен Серафим (Кузнецов). Православный Царь-Мученик. Сост. С. В. Фомин. М. 1997. С. 236-237.
[203] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского. С. 3.
[204] Ведун. Сожжение трупа Распутина. С. 3.
[205] М. С. К-н. Сожжение Распутина // Биржевые ведомости. 1917. № 16133. 13/26 марта. С. 2.
[206] Черный автомобиль // Вечерний курьер. 1917. № 899. 10 марта. С. 3.
[207] Поиски «черных автомобилей» // День. 1917. № 7. 12 марта. С. 2.
[208] Ананьич Б. В. Воспоминания М. В. Бернацкого о событиях 1917 г. // «Английская набережная, 4». Ежегодник Санкт-Петербургского общества историков и архивистов. СПб. 2000. С. 376.
[209] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского. С. 3-4.
[210] М. С. К-н. Сожжение Распутина // Биржевые ведомости. 1917. № 16133. 13/26 марта. С. 2.
[211] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского. С. 4.
[212] М. С. К-н. Сожжение Распутина // Биржевые ведомости. 1917. № 16133. 13/26 марта. С. 2.
[213] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского. С. 4.
[214] Ведун. Сожжение трупа Распутина. С. 3.
[215] Н. М. Языков. К Давыдову.
[216] М. С. К-н. Сожжение Распутина // Биржевые ведомости. 1917. № 16133. 13/26 марта. С. 2.
[217] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского. С. 6.
[218] Боровиков Д., Гаврилов Д. «Расстреляны пролетарской рукой». Еще один неизвестный документ об убийстве Царской Семьи // Урал. Свердловск. 1990. № 11. С. 183. Воспоминания были написаны П. З. Ермаковым в 1930-х - начале 1940-х гг.
[219] Мальков П. Записки коменданта Кремля. 3-е изд. М. 1967. С. 148.
[220] Там же. С. 149.
[221] Павел Дмитриевич Мальков (1887-1965) - матрос с крейсера «Диана». Член Центробалта. Комендант Смольного.
[222] Мальков П. Записки коменданта Московского Кремля. М. 1959. С. 160.
[223] Мальков П. Записки коменданта Кремля. 3-е изд. С. 5. Фельштинский Ю. Вожди в законе. М. 1999. С. 223.
[224] Орлов Б. Так кто же стрелял в Ленина? // Источник. 1993. № 2. С. 73.
[225] Фельштинский Ю. Вожди в законе. С. 195.
[226] Там же. С. 196.
[227] ...И даны будут Жене два крыла. Сборник к 50-летию Сергея Фомина. М. 2002. С. 343-346.
[228] Однако, судя по сообщениям прессы («Петербург-Экспресс». 21.2.2002), в наши дни в С.-Петербурге, например, поступают вопреки приведенным словам: «В крематории, что на Шафировском проспекте, 2, каждый день проходят 70-90 церемоний прощания. Отпевания здесь служат, как указано в объявлении, священники близлежащего Никольского Большеохтинского храма. Отец Владимiр Макаревич имеет благословение Митрополита. Он проводит обряд по канону: посыпает гроб землей, отдает родственникам крест и свечи, поясняет, когда их нужно будет зажечь. В конце церемонии он просит одного из родственников подойти к стене траурного зала и показывает кнопку, которую нужно нажать в начале заключительной молитвы... Кнопка нажимается, и гроб опускается на сжигание». - С. Ф.
[229] Кашеваров А. Н. Церковь и власть. СПб. 1999. С. 265. Со ссылкой на: РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 73. Л. 4-4 об.
[230] Этот «факт» категорически отрицается в «Еврейской энциклопедии» (Т. 9. Стб. 828-829). Там же читаем: «Авторитеты ортодоксального еврейства вообще против кремации на том основании, что она противна духу и традициям иудаизма». - С. Ф.
[231] Рескрипт 785 г. - С. Ф.
[232] Первую специальную регенеративную печь для кремации сконструировал в 1872 г. немецкий инженер Фридрих Сименс. Первое человеческое тело было предано в ней огню 9 октября 1874 г. - С. Ф.
[233] Большая советская энциклопедия. Изд. 2-е. Т. 23. М. 1953. С. 318
[234] Паламарчук П. Г. Сорок сороков. Т. 1. М. 1992. С. 258.
[235] Декреты советской власти. Т. IV. М. 1968. С. 163.
[236] Паламарчук П. Г. Сорок сороков. Т. 1. С. 258.
[237] См.: Жукова М. Маршал Жуков. Сокровенная жизнь души. М. Сретенский монастырь. 1999.
[238] Революция и церковь. 1920. № 9-12. С. 108.
[239] Шебуев Н. Москва безбожная. М. 1930. С. 71, 156-159.
[240] Инж. Л. Клепнер, инж. С. Некрасов. Первый крематорий в г. Москве. (К предстоящему открытию) // Коммунальное хозяйство. М. 1927. № 1-2. С. 26.
[241] Там же. С. 20.
[242] Там же. С. 25.
[243] Моргенштерн З. Кремация в судебно-медицинском отношении // Вопросы здравоохранения. М. 1929. № 21. С. 47.
[244] Инж. Л. Клепнер, инж. С. Некрасов. Первый крематорий в г. Москве. (К предстоящему открытию). С. 24.
[245] Большая советская энциклопедия. 1-е изд. Т. 34. М. 1937. Стб. 712-713.
[246] Там же. Стб. 712.
[247] Солженицын А. И. Двести лет вместе (1795-1995). Ч. I. М. 2001. С. 363.
[248] Свящ. Андрей Голиков, С. Фомин. Кровью убеленные. Мученики и исповедники Северо-Запада России и Прибалтики (1940-1955). М. 1999. С. LVII.
[249] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского. С. 6.
[250] Палеолог М. Распутин. Воспоминания. М. 1923. С. 120.
[251] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского. С. 6.
[252] Ведун. Сожжение трупа Распутина. С. 3.
[253] М. С. К-н. Сожжение Распутина // Биржевые ведомости. 1917. № 16133. 13/26 марта. С. 2.
[254] В институт было можно попасть только через один из девяти постов (в марте 1917 г. большая часть из них была закрыта), будки которых были снабжены телефонной связью (Беседа автора с В. В. Чепарухиным 16.9.2003). - С. Ф.
[255] Профессор располагал 8-16 комнатами, лаборант - четырьмя. Размещались они в двух профессорских корпусах, сохранившихся до сей поры (Беседа автора с В. В. Чепарухиным 16.9.2003). - С. Ф.
[256] Словно стражи старых секретов, до сей поры (чудесным образом пройдя через революции, войны и чистки) там живут и работают потомки старой, еще дореволюционной профессуры. Среди консультантов Политехнического института числится даже внук первого его директора - нынешний предводитель С.-Петербургского дворянского собрания кн. Андрей Петрович Гагарин (род. 1934). - С. Ф.
[257] Сведения о сожжения Распутина содержались, например, в переписке профессора Рейхеля (студента Политехнического института в революционные годы, ученика акаемика Чернышова) с одним профессором-поляком (тоже из политехов). К сожалению, после смерти профессора, жившего в известном в Петербурге «доме специалистов», переписку сожгли (Беседа автора с В. В. Чепарухиным 16.9.2003). - С. Ф.
[258] Родился в 1890 г. Работал мастером на кафедре Экспериментальной физики Политехнического института под руководством А. И. Иоффе (Беседа автора с В. В. Чепарухиным 16.9.2003). - С. Ф.
[259] Михаил Андреевич Шателен (1.1.1866-31.1.1957) - электротехник, профессор, впоследствии Герой социалистического труда. Во время февральского переворота 1917 г. был старшим административным лицом Политехнического института. Жил в 1-м профессорском корпусе. Именем Шателена названа одна из прилегающих к вузу улиц. Старший его брат Владимiр (1864-1935) - морской офицер. Служил в Гвардейском экипаже. Адъютант Вел. Кн. Александра Михайловича (с 1894) и управляющий Его Двором (с 1905). Егермейстер. «Хитрая лиса», - пишет о нем воспитательница дочери Великого Князя гр. Е. Л. Камаровская («Мало-помалу я втягиваюсь в новую жизнь». Воспоминания графини Е. Л. Камаровской в 1910-1913 гг. // Исторический архив. 2002. № 3. С. 124). Вышел в отставку в чине капитана I ранга (1912). Масон. Выехал из России, сопровождая Императрицу Марию Феодоровну (март 1918). Жил и скончался во Франции. Младший брат Сергей (1873 или 1874-1946) - действительный статский советник, во время первой мiровой войны директор Департамента таможенных сборов Министерства финансов. Член масонской ложи. Во Временном правительстве заместитель министра финансов (1917). С. А. Шателен и уже упоминавшийся нами «политехник», управляющий Министерством финансов М. В. Бернацкий (также масон) были лично причастны к выпуску двух известных денежных знаков Временного правительства со свастикой (Ходяков М.Серков А. И. Русское масонство 1731-2000. Энциклопедический словарь. М. 2001. С. 884-885). - С. Ф. Сомнительные деньги. Фальшивомонетчики в годы революции и гражданской войны // Родина. 2002. № 7. С. 73). В эмиграции в Великобритании. Банкир. Сын его Владимiр (ум. 1955) был также масоном. (См.:
[260] К сожалению, автор далее не сообщает каких-либо конкретных фактов, стоящих в основе этого очень важного его вывода. - С. Ф.
[261] Чепарухин В. В. Григорий Распутин. Последняя точка? С. 35-36.
[262] Иван Яковлевич Башилов (1892-1953) - инженер-металлург, профессор технологии редких и радиоактивных металлов. Родился в Кашине Тверской губернии в семье бухгалтера уездного казначейства. После окончания с золотой медалью Тверской гимназии (1911) поступил на металлургическое отделение Петербургского политехнического института. С первого курса вступил в кружок эсеровского направления. Член партии социалистов революционеров (1913-1917). Близко сошелся со студентом-марксистом В. М. Скрябиным (Молотовым), тесные связи с которым сохранял, по крайней мере, до 1914 г. Женился (1913); у супругов родилась дочь. После революции отошел от революционной деятельности, полностью посвятив себя науке. Познакомился с академиком В. Н. Ипатьевым (1867-1952), братом владельца Ипатьевского дома в Екатеринбурге, представив известному ученому первые препараты советского радия (дек. 1921). Дипломную работу защитил в 1929 г. Организовал и возглавил кафедру химии и технологии редких элементов во 2-м МГУ (1930). Профессор (1931). Около 1930 г. женился вторично; от этого брака родились две дочери и сын. Член научного совета Комплексной Таджикско-Памирской экспедиции (1932), возглавлявшейся бывшим личным секретарем Ленина Н. П. Горбуновым. Доктор технических наук (1937). Арестован (21.8.1938). Особым совещанием приговорен к пяти годам лагерей без конфискации имущества. Сразу же после освобождения (1943) выехал в Красноярск, где разработал технолгию производства очищенной платины. Награжден орденом «Знак Почета» (1945). Лауреат Сталинской премии (1948). Скончался в Красноярске от инфаркта 20 августа 1953 г. В личном архиве дочери ученого И. И. Башиловой хранятся незаконченная автобиография Ивана Яковлевича и его записные книжки (Полищук В. Р. Судьба профессора И. Я. Башилова // Репрессированная наука. Под ред. Проф. М. Г. Ярошевского. Л. 1991. С. 352-366).
[263] Башилов И. Весна 1917. Краткий миг надежды // Московский комсомолец. 1990. № 82 (15782). 10 апреля. С. 2.
[264] Ведун. Сожжение трупа Распутина. С. 3.
[265] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского. С. 6-7.
[266] Огонек. М. 1927. № 1. С. 12.
[267] Иллюстрированная Россия. Париж. 1932. № 19. С. 7.
[268] В расшифровке под факсимиле: «между 7 и 9 часами утра» (Огонек. М. 1927. № 1. С. 12). То же у В. В. Чепарухина (Новый часовой. СПб. 1995. № 3. С. 35) и А. В. Чернышова (Религия и Церковь в Сибири. Вып. 7. Тюмень. 1994. С. 41). В расшифровке «Иллюстрированной России» (Париж. 1932. № 19. С. 7): «между 3-4 часами утра». - С. Ф.
[269] Также в расшифровке «Иллюстрированной России» (Париж. 1932. № 19. С. 7). В расшифровке под факсимиле: «перевезенное» (Огонек. М. 1927. № 1. С. 12). То же у В. В. Чепарухина (Новый часовой. СПб. 1995. № 3. С. 35) и А. В. Чернышова (Религия и Церковь в Сибири. Вып. 7. Тюмень. 1994. С. 41). - С. Ф.
[270] В расшифровке «Иллюстрированной России» (Париж. 1932. № 19. С. 7): «уполномоченного». То же у А. В. Чернышова (Религия и Церковь в Сибири. Вып. 7. Тюмень. 1994. С. 41). - С. Ф.
[271] Подчеркнутое вписано в документе над строкой. - С. Ф.
[272] Используемая нами расшифровка имен студентов-милиционеров, приведенная В. В. Чепарухиным (Новый часовой. СПб. 1995. № 3. С. 35), основывается, вероятно, на его знакомстве с личными делами студентов, о чем он пишет в статье. - С. Ф.
[273] Сотрудники Государственного музея политической истории России (СПб.) расшифровывают эти фамилии по имеющемуся у них документу, как «С. Лоховицкий (?). В. Владимiров» (Кулегин А. Загробные приключения «святого черта». СПб. Государственный музей политической истории России. Б. г. С. 11). - С. Ф.
[274] Сотрудники Государственного музея политической истории России (СПб.) расшифровывают эту подпись по имеющемуся у них документу, как «Парвов» (Кулегин А.С. Ф. Загробные приключения «святого черта». С. 11). -
[275] Чернышов А. В. В поисках могилы Григория Распутина. (По поводу одной публикации) // Религия и Церковь в Сибири. Вып. 7. Тюмень. 1994. С. 41; то же // Русь. Ростов Великий. 1994. № 4 (13). С. 128.
[276] Чепарухин В. В. Григорий Распутин. Последняя точка?
[277] Чепарухин В. В. Кремация тела Г. Распутина в дни февральской революции 1917 г. // Революция 1917 г. в России. Сб. научных работ. СПб. 1995.
[278] Чепарухин В. В. Григорий Распутин. Последняя точка? С. 36. Нами выявлены след. Публикации: Володин А. Тайна смерти Распутина раскрыта? // Вечерний Петербург. 1995. 17 мая; Радио «Балтика». Исторические документы нашли на свалке // Санкт-Петербургские ведомости. 1995. 17 мая.
[279] Подобный акт в годы революции видел «у А. Ф. Керенского в служебном кабинете» прокурор С. В. Завадский (1870-1925), причастный, как известно, к следствию по делу об убийстве Г. Е. Распутина (Завадский С. В. На великом изломе (Отчет гражданина о пережитом 1916-17 годах) // Архив русской революции. Т. VIII. Берлин. 1923. С. 38). «В феврале 1918 года вместе с другими материалами ликвидированного общественного градоначальства советский нарком просвещения Анатолий Луначарский передал его комиссару Зимнего дворца, откуда документ попал в коллекцию созданного в октябре 1919 года Государственного музея революции» (Кулегин А. Загробные приключения «святого черта». С. 11). - С. Ф.
[280] Находился документ в фонде основного хранения. На факсимиле акта в левом верхнем углу под штампом «Музей революции» вписан № «1921». В правом верхнем углу «9012». Далее в числителе: «CLXXIV», в знаменателе «75» или «7 б». - С. Ф.
[281] Степанова И. Находка в Песочном // Русская мысль. Париж. 1995. № 4081. 8-14 июня. С. 13.
[282] Возчиков В. А., Козлов Ю. Я., Колтаков К. Г. Костер для «святого ч....» Бийск. 1998. С. 6.
[283] Там же. С. 192-199.
[284] Там же. С. 211-212.
[285] Большая Спасская, д. 29; ныне проспект Непокоренных, участок дома № 5. Освящена в 1893 г. После революции закрыта, а потом снесена.
[286] Угол проспекта Непокоренных и Гражданского проспекта. Освящена в 1911 г. После революции была одним из центров иосифлянства в Ленинграде. Закрыта в 1934 г., а в 1982 г. снесена.
[287] Беседа автора с В. В. Чепарухиным 16.9.2003.
[288] Алексей Степанович Ломшаков (1870-1960) - специалист в области теплоэнергетики (паровые котлы и топки и их испытание). Родился в Барнауле. Сын священника. Профессор С.-Петербургского Политехнического института. Председатель Топливного комитета Временного правительства. Выехал из Новороссийска в Константинополь (1920). Успешно провел переговоры с правительством Чехословакии о принятии русской молодежи в вузы страны. Почетный председатель Русской Академической группы в Праге (1921). Приглашен техническим советником на завод «Шкода». В Пражском политехникуме читал лекции по паровым котлам и котельным устройствам; занимал там кафедру. Председатель Союза российских торгово-промышленных и финансовых деятелей в Швейцарии (1924). Председатель правления Объединения русских эмигрантских организаций в Чехословацкой республике (1938). Скончался в Праге. Похоронен на Ольшанском кладбище.
[289] Беседа автора с В. В. Чепарухиным 16.9.2003.
[290] Башилов И. Весна 1917. Краткий миг надежды.
[291] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского. С. 7.
[292] Зарин А. Под шумок // Петроградский листок. 1917. № 68. 20 марта. С. 1; Аргус.Вишневский В. Е. Кинолистки // Обозрение театров. Пг. 1917. № 3385. 4-5 апреля. С. 14; Художественные фильмы дореволюционной России. М. 1945. С. 138-139.
[293] Журналы заседаний временного правительства. Т. 1. Март-апрель 1917 года. М. 2001. С. 314.
[294] Я сжег Григория Распутина. Сост. В. В. Клавинг. С. 49-58. Публикация эта, кроме того, подверглась составителем редактуре, также никак не оговоренной.
[295] Как я сжигал Григория Распутина. Фактическое сообщение Ф. П. Купчинского. С. 7.
[296] Толкование по: Deutsches Sprichwörter-Lexikon. Hrsg. von K. F.W. Wander. Bd. 2. Leipzig. 1870. S. 879.
[297] Deutsches Sprichwörter-Lexikon 1870. S. 879; Большой немецко-русский словарь. Т. 1. М. 1997. С. 651.
[298] Deutsches Sprichwörter-Lexikon 1870. S. 879.
[299] Ср.: Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. I. М. 1955. С. 630; Т. IV. С. 250-252.
[300] Ср.: Фразеологический словарь русского языка. М. 1968. С. 442.
[301] Там же.
[302] Энциклопедический словарь. Т. 3. М. 1955. С. 732.
[303] Ссылка на: Собр. соч. Т. 23. С. 241 (Фразеологический словарь русского языка. С. 442).
[304] Фразеологический словарь русского языка. С. 442.
[305] Как можно видеть по данным словаря В. И. Даля, «собака» в сфере пословиц и фразеологизмов, как правило, обычно осознается и изображается как живое существо - собака ест, лает, мерзнет, радуется, собаки грызутся и пр. (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. IV. С. 250-252); исключение - «Собаке - собачья смерть». Примечательно, что аналогичным образом собака предстает и в немецких пословицах (Deutsches Sprichwörter-Lexikon. S. 818-895).
[306] Запись наверняка навеяна общением французского дипломата с Великим Князем Николаем Михайловичем (см. приведенную нами выше в подстраничном примечании характеристику убийства Распутина последним). Общение обоих как раз в дни после преступления зафиксированы в воспоминаниях (в форме «дневника») М. Палеолога (Палеолог М.С. Ф. Царская Россия накануне революции. М.-Пг. 1923. С. 264, 268). Общеизвестна также, заметим, любовь Августейшего историка к историческим параллелям, свидетельства чему приводил тот же М. Палеолог (см. указ. его соч. С. 301-302). -
[307] Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М. 1991. С. 491.
[308] Ср. также со словами кощунственного акафиста Распутину, появившегося в 1917 г.: «И как помер ты собачьей смертию своей»; «...и приях погибель песью» (ГАРФ. Ф. 612. Оп. 1. Д. 42. Л. 3, 4). Автором широко ходившего по рукам акафиста был известный писатель и журналист, организатор в начале ХХ в. в России масонских лож А. В. Амфитеатров (1862-1938) (Пуришкевич В. М. Дневник. «Как я убил Распутина». Рига. 1924. С. 125). Этот автор нашумевшего когда-то в России клеветнического очерка «Господа Обмановы», в котором в завуалированном виде клеветнически изображалась жизнь Царственных Мучеников, был причиной нравственных страданий своего отца, известного московского протоиерея Валентина Амфитеатрова (1836†1908), из-за которых он, в конце концов, ослеп. - С. Ф.
[309] Мельник-Боткина Т. Воспоминания о Царской Семье. М. 1993. С. 48.
[310] Подробнее см.: Царский сборник. Сост. С. и Т. Фомины. М. 2000. С. 369-393.
[311] Мы берем это слово в кавычки и пишем со строчной буквы, поскольку после распятия Господа нашего Иисуса Христа иудеи, как известно, потеряли право на это имя, пользуясь им незаконно при нашем попустительстве, выражающемся, в частности, даже в том, что мы бездумно сами именуем так их государство и его граждан.
[312] Замысловский Г. Убийство Андрюши Ющинского. Исследование в трех частях. Пг. 1917. С. 326.
[313] Архим. Никифор. Иллюстрированная полная популярная Библейская энциклопедия. М. 1891. С. 157.
[314] Кон-Шербок Дан и Лавиния. Иудаизм и Христианство. Словарь. М. 1995. С. 13.
[315] Еврейская энциклопедия. Т. 4. Стб. 148.
[316] Ган Л. Заключение низложенного Императора в Царскосельский дворец // Биржевые ведомости. 1917. № 16128. 10/23 марта. Утренний выпуск. С. 3.
[317] Там же.
[318] Лаганский Е. И. Как сжигали Распутина // Огонек. М. 1927. № 1. С. 12.
[319] Княгиня Палей. Мои воспоминания о русской революции // Февральская революция. М.-Л. 1925. С. 344.
[320] Редактор Владимiр Бонди. Издание товарищества С. М. Проппера («Биржевые ведомости»).
[321] Образ, найденный в гробу Распутина. По оригиналу иконы, доставленной в редакцию «Огонька» // Огонек. СПб. 1917. № 11. 26 марта/8 апреля. С. 173.
[322] Похищение образа из гроба Распутина // Русское слово. 1917. № 90. 23 апреля / 6 мая. С. 4.
[323] Григорий Распутин. Сборник исторических материалов. Т. 2. М. 1997. С. 240. См. также с. 244.
[324] Н. Гумилев. Мужик.
[325] Григорий Распутин. Сборник исторических материалов. Т. 2. С. 70.
[326] Кн. Юсупов о Распутине // Последние новости. Париж. 1923. 3 ноября. № 1083.
[327] Боханов А. Н. Распутин. Анатомия мифа. С. 33-34.
[328] Солсбери Г. 900 дней. Блокада Ленинграда. М. 2000. С. 449.
[329] Там же. С. 492.
[330] Подчеркнем, что Россия была единственной участвовавшей в войне страной, которая так и не ввела у себя нормированное потребление продуктов («карточки»), кроме сахара.
[331] Там же. С. 489.
[332] Там же. С. 490.
[333] Ахматова А. Собр. соч. в шести томах. Т. 5. М. 2001. С. 179.
[334] Краткая еврейская энциклопедия. Т. 2. Иерусалим. 1996. Стб. 67.
[335] Рав Матитьягу Глазерсон. Тайны пасхальной агады. М.-Иерусалим. 2000. С. 18, 19-20.
[336] Рав Матитьягу Глазерсон. Нумерология. Огненные буквы. Мистические прозрения в еврейском языке. М.-Иерусалим. 2002. С. 11.
[337] Там же. С. 20.
[338] Там же.
[339] Письма Святых Царственных Мучеников из заточения. СПб. 1998. С. 167.
[340] Константинов В. Тайна Александровского парка.
[341] Земля Невская православная. Православные храмы пригородных районов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. С. 34.
[342] Константинов В. Тайна Александровского парка.
[343] Дон-Аминадо (А. П. Шполянский).