Г. Е. РАСПУТИН: ОБРАЗ И ВРЕМЯ

 

 

Первый шмуцтитул книги-альбома.

«В редкие только мгновения человеческое лицо выражает главную черту свою, свою самую характерную мысль. Художник изучает лицо и угадывает эту главную мысль лица, хотя бы в данный момент, в который он описывает, и не было ее вовсе в лице».
Ф.М. ДОСТОЕВСКИЙ

Очень важной чертой облика Г.Е. Распутина была какая-то неуловимость самой его внешности.
Как раз то, о чем Ф.М. Достоевский писал в своем романе «Подросток». (См. слова, вынесенные нами в эпиграф.)
Или подтверждение слов странствующего православного философа XVIII столетия Григория Саввича Сковороды:
«Мiр ловил меня, но не поймал».

Фрагмент оборота первого шмуцтитула.

 

По кличке «Русский»

По-разному описывали Григория Ефимовича очевидцы, что можно было бы объяснить субъективностью авторов. Но, оказывается, и безстрастные объективы фотоаппаратов «видели» также! В этом могут легко убедиться наши читатели.
Удивительно, но и этому нашли объяснение: это-де проделки недругов старца, снимали его двойников. Однако «подозрительные» снимки хранятся в Царских альбомах, опубликованы в книжках самого Григория Ефимовича, издававшихся при его жизни и с его одобрения.
Приведем ряд небезынтересных описаний Царского Друга, оставленных современниками.
Полицейский документ 1910 г. так рисует облик Г.Е. Распутина: «Рост – выше среднего, телосложение – обыкновенное, цвет волос – светлый шатен, лицо – продолговатое, нос – умеренный, борода – кружком, тёмно-русая, тип – русский». В соответствии с этим ему и дали кличку – «Русский».

Один из наиболее ранних снимков Г.Е. Распутина. Опубликован в одном из петербургских журналов с подписью: «Гр. Распутин в домашнем костюме».

А вот каким был Григорий Ефимович по мнению журналистской братии:

Корреспондента екатеринбургской газеты «Уральская жизнь» Г.Е. Распутин в 1910 г. «поразил… своим …сходством с репинским Иоанном Грозным. Такие лица встречаются на полотнах Ге».
«Одет, – описывал приехавшего в 1912 г. из Тобольска в Петербург Сибирского старца столичный газетчик, – в пальто немецкого покроя поверх обычного русского платья, в мягкой шляпе».
«На вид ему лет 40, – писал в 1912 г. другой журналист. – Одет был Распутин в чистый тёмно-синий армяк, без признаков белья, высокие сапоги. Волосы и борода тщательно причёсаны, вид – изможденный, худоба, бросающаяся в глаза, руки чистые, но ногти с трауром».
«Григорий Ефимович, – по мнению беседовавшего с ним в 1913 г. корреспондента, – несколько располнел, но сохранил тот же необыкновенно пристальный, как бы изучающий взгляд, говорящий о большом знании людей и жизни, те же нервные, нетерпеливые манеры. Одет Г.Е. Распутин в неизменную суконную поддёвку и высокие русские сапоги; говорит отрывочно, горячо и с экспрессией».
20 января 1913 года. Купе второго класса Николаевской железной дороги. «Скромный крестьянин, в поддёвке и высоких лаковых сапожках». По словам оказавшегося рядом с Григорием Ефимовичем сотрудника журнала «Дым Отечества» Д. Разумовского, необычный его попутчик «ещё раньше обратил на себя внимание тем, что, усаживаясь в Петербурге в купе, долго и внимательно вглядывался в наши лица, несколько раз входил и безпокойно выходил, не раздеваясь, и даже делал попытку перейти в соседнее купе, в котором не было пассажиров. Длинные волосы шатена, без признаков седины, взлохмаченная борода, которую он перебирал рукой с нервными и несколько запущенными пальцами, и глубокие впалые глаза, с сильными морщинами около век». А ещё «безхитростная, почти детская, улыбка у 50-летнего скромного и несколько застенчивого человека» резко противоречила с «представлениями о нём на основании газетных статей и тысячи легенд, распускаемых об этом человеке, которого, не слушая, обвиняют, ни разу не видав, презирают…»
«Он в ночных туфлях, в белой чесучовой длинной рубахе, подпоясанной малиновым кушаком», – так подавал внешний вид Распутина оставшийся неизвестным журналист в январе 1914 года.

Эта, также ранняя, фотография появилась в январе 1912 г. в скандальной брошюрке М.А. Новоселова «Григорий Распутин и мистическое распутство» (М. 1912), а затем (12.2.1912) в «Иллюстрированном обозрении» (приложении к газете «Голос Москвы»). По словам ряда исследователей, этот снимок был «по существу первым», появившимся «в открытой печати».

«…По-мужицки рисуясь, запустив руки в карманы плохо пристёгнутых штанов, – описывал Г.Е. Распутина корреспондент, случайно встретивший его летом 1914 г. на вокзале в Вологде, – нарочитой развалочкой с ноги на ногу прогуливался взад и вперед. В пунцовой шёлковой рубахе, с самодовольно лоснящимся лицом, без шапки, в туфлях “по-домашнему”, – он, на первый взгляд, сильно смахивал на преуспевающего целовальника, вышедшего “пройтиться” в палисаднике и уверенного в том, что его все уважают. Лицо его было бы красивым мужицким лицом, если бы не глаза с тем определенно хитрым, дерзко неуверенным, перебегающим взглядом, который как будто спрашивал: “Ты что, брат, про меня думаешь? А? Что ты про меня думаешь? А, впрочем, думай – не думай, а вот он я каков!”…»

Эту столь же малоизвестную фотографию Г.Е. Распутина мы приводим по репродукции в альманахе «Свобода», изданном в Петрограде вскоре после февральского переворота 1917 г. Публикаторы озаглавили ее так: «Один из наиболее редких портретов».

«Он по наружности, – писал репортёр из “Биржевых ведомостей” К. Панфилов, – со своей длинной, рыжевато-русой бородой, не испорченной ножницами парикмахера, с ниспадающими почти до плеч волосами, с запавшими серыми глазами на худощавом лице, напоминает сильно сельского учителя из “интеллигентных”. Но только у сельского учителя не может быть такой самоуверенности и такого чувства собственного достоинства, какие сказываются во всех его движениях и временами заставляют его лукаво-ласково сузившиеся глаза раскрыться вдруг для остро-проницательного взгляда, поражающего своей неожиданностью собеседника или прохожего. В общем – наружность, мимо которой не пройдёшь, не заметив».

«Мне довелось, – пишет психиатр В. Райков, – повидать сотни фотографий Г.Е. Распутина во время подготовки к фильму “Агония”, в котором я исполнил роль министра внутренних дел Хвостова. И везде на этих портретах я видел удивительно просветлённое лицо – мужественное, яркое и прекрасное лицо.
Он был весьма своеобразным типом народного царедворца и, безусловно, понимал своё предназначение. В нём было что-то совершенно особенное, непостижимое, что ускользало от понимания […]
…В его лице отразилось это восхитительное зеркало “Русского Возрождения”, которое навсегда останется для нас святой и чистой легендой, источником, из которого мы ещё очень долго будем пить. Я и сейчас вижу лицо Распутина и верю этому лицу. И я не могу не ощущать, что, если бы он не был убит, всё было бы иначе, лучше».

Один из самых ранних снимков Григория Ефимовича хорошего качества.

«В поддевке синей, пурговой…»


«Свою личную жизнь, – вспоминала Матрёна, – свои вкусы, свой уклад жизни отец нисколько не изменил после приближения к Царской Семье. Он ходил в русской рубашке, русских шароварах, заправляя их в сапоги, и в поддёвках».
«…В распутинском лексиконе, – подчеркивал князь В.Н. Шаховской, – слова “Вы” не существовало. Начиная с Царя и Царицы, он всем говорил “ты”. […] Он стремился не перенимать ничего городского, ничего европейского; он дорожил остаться в глазах у всех тем же серым сибирским мужиком…»
«Распутин был очень худ, – отмечала А.А. Вырубова, – с проницательными глазами и большой шишкой на лбу, под волосами, – молясь перед образами он всегда ударялся головой об пол».
«На первый взгляд он был простым русским крестьянином, – писала Ю.А. Ден, – но его глаза цепко держали в своей власти. Сверкающие стальные глаза, которые, казалось, видят тебя насквозь. Лицо бледное, худое, длинные волосы, тёмно-русая борода. Роста небольшого, а казался высоким. Одет по-мужицки: русские сапоги, рубаха навыпуск, длинная чёрная поддёвка».
«Я успел рассмотреть его, пока он снимал свою шубу, – вспоминал воспитатель Наследника П. Жильяр, видевший Григория Ефимовича лишь однажды. – Это был человек высокого роста, с измождённым лицом, с очень острым взглядом серо-синих глаз из-под всклоченных бровей. У него были длинные волосы и большая мужицкая борода; на нем в этот день была голубая шёлковая рубашка, стянутая у пояса, широкие шаровары и высокие сапоги».
«Поддёвка, драповое пальто, фетровая шляпа, – описывал его шталмейстер Н.Ф. Бурдуков, – а зимой шапка, несколько шёлковых рубах – вот весь гардероб Распутина».
«…Худощавый мужик с клинообразной тёмно-русой бородкой, с проницательными умными глазами, – читаем в мемуарах генерала П.Г. Курлова. – […] …По моему мнению, Распутин представлял из себя тип русского хитрого мужика, что называется – себе на уме – и не показался мне шарлатаном».

Эта фотография сравнительно хорошо известна. В русских газетах ее репродукция появилась в связи с покушением на жизнь Г.Е. Распутина летом 1914 г. Публикуемый нами снимок находится в собрании петербургского коллекционера И.Е. Филимонова.

Начальник Петроградского Охранного отделения ген. К.И. Глобачев, познакомившийся с Г.Е. Распутиным в 1915 г., вспоминал: «Он на меня произвёл скорее приятное впечатление: вид суровый, серьёзный, движения порывистые, голос мягкий, приятный, речь простая крестьянская, но умная […] Несомненно, это был человек сильной воли, способный подчинять себе волю других, но мне он казался заурядным неглупым мужиком». Крестьянином, «попавшим в случай».

«Одет Распутин был в длинную русскую рубаху, – рассказывал, будучи в эмиграции, незадолго до кончины флигель-адъютант ЕИВ Н.П. Саблин, – штаны заправлены в высокие сапоги, поверх рубахи – какой-то полукафтан, полузипун. Производила неприятное впечатление неопрятная, неровно остриженная борода. Был он шатен, с большими светлыми, очень глубоко сидящими в орбитах глазами. Глаза были чем-то не совсем обыкновенные. В них “что-то” было. Распутин был худой, небольшого роста, узкий, можно даже сказать, тщедушный».
«Высокий, стройный, с глубокими и строгими серыми глазами то зелёного, то голубоватого оттенка, – вспоминала дочь Матрёна, – он всегда носил род кафтана, который называется у нас “сибирка”, надевая его поверх рубахи, схваченной поясом. Выражение его лица, несмотря на строгость и некую суровость, пленяло и привлекало своей ласковостью. Всегда собранный и сдержанный, никогда не теряющий терпения, он умел слушать и понимать человеческую душу, всегда готовый услужить или утешить несчастных. Он жил совершенно отстранённо, не слишком заботясь о внешней жизни, не читая газет, которые, как он говорил, занимаются одними пустяками».
В одной из наших книг мы уже приводили показания камер-юнгферы Государыни Марии Густавовны Тутельберг, служившей при Императрице Александре Феодоровне со времени Ее замужества и до Екатеринбургской Голгофы. Вот каким она запомнила Царского Друга: «Сама я видела его за все время только один раз мельком. Я проходила по коридору и видела, что коридором шел (это было в Царском) простой мужик, в простых сапогах и русской рубашке. Лица его я не помню. Помню только, что у него были темные, блестящие глаза».
Знакомившаяся с рукописью нашей книги доктор филологических наук Н.А. Ганина записала на полях против этих слов: «В действительности светлые, но глубоко посаженные. Глаза Григория Ефимовича все описывают по-разному (“серые”, “голубые”, “синие”, “зеленые”, “темные”), тогда как общим для авторов воспоминаний является дополнительное указание на что-то необычное в этих глазах (“блестящие”, “пронзительные”, “проникающие под череп” и т.п.)».
Побывавший у Г.Е. Распутина на Гороховой корреспондент одной из столичных газет так передавал свои впечатления от первой с ним встречи: «И от деревенской рубахи, и от бороды клинышком, от кряжистой фигуры и сермяжного лица веет таким деревенским покоем и тишью, что в чопорном Петербурге она кажется карикатурной. […] Должно же быть что-то сообразно-сильное и яркое в этой натуре, властно, наперекор стихиям, завоевавшей исключительное внимание. […] Где разгадка этой силы, где “изюминка” этой натуры? Ординарная мужицкая фигура, простоватое лицо. Не то “десятский”, не то “ходок”. Одна из серых капель многоводного русского моря. Но что-то есть в лице останавливающее, зовущее: это глаза. […] Да, эти серые, пристально фиксирующие вас глаза, холодные и вместе с тем мягко призывные, излучающие теплоту и нежное участие, этот взгляд, проникновенно ясный, – словом, это не петербургское выражение глаз, останавливает внимание. А тут ещё голос мягкий, вкрадчивый, голос старого священника или участливого друга».

Предыдущий снимок, находящийся в Государственном музее политической истории России в Петербурге. Предоставлен архимандритом Тихоном (Затёкиным). На фото – дарственная надпись Г.Е. Распутина: «Простота выше аратора. Григорий».

А вот каким увидел Г.Е. Распутина человек также непредвзятый: «В 1915-м году, будучи в домовой церкви на Кирочной улице в Петрограде, прихожанами которой были исключительно представители высшего петроградского общества, я был поражён, увидев среди молящихся крестьянина с длинными волосами, разделёнными посредине головы прямым пробором, с длинной бородой, в высоких сапогах, в шароварах, в косоворотке с русскими вышивками навыпуск, перепоясанной домотканным узорчатым поясом. Когда наши взгляды встретились, я был поражён выражением глаз этого человека, которые, казалось мне, проникали во все тайники моей души, светились каким-то огнем, который сверлил меня насквозь. На мой вопрос: “Кто этот человек?” – я получил ответ, что это Распутин. Это была моя единственная мимолётная встреча с этим таинственным сибиряком, впечатление от которой сохранилось у меня на всю жизнь».
«…На человека неискушенного, – писал журналист А.И. Сенин после общения с сибирским старцем, – […] Григорий Распутин может произвести чарующее впечатление. Для меня же он явился большею загадкою, чем раньше».

 

В зеркале прессы

Таким Г.Е. Распутина знали читатели периодических изданий:

…Газеты «Речь» (26.5.1910)

…Газеты «Вечернее время» (16.12.1911)

 

«Петербургской газеты» (16.2.1912)

…Эмигрантского русского издания «Иллюстрированная Россия» (Париж, 1932).

 

А вот уже зарубежная пресса:

…Австрийский еженедельник «Wiener Bilder» (26.7.1914)

…Американский журнал 1917 г.

…Английский журнал 1917 г.

…«The Evening News» (London, 5.2.1917)

…Парижский журнал «L`Illustration» (январь 1917 г.)

…Датская газета 1917 г.

Г.Е. Распутин. Фото, впервые опубликованное М.Ю. Смирновой (Тюмень) в 2013 г.

 

«Словно звезды, глаза голубели…»

Незабываемые впечатления остаются от записанных петербургским журналистом А.В. Румановым слов, к сожалению, не названного им его знакомого, сказанных после встречи с Григорием Ефимовичем: «Первое впечатление – его лёгкость, воздушность, всё время кажется, что ветер гуляет по комнате. Походка быстрая, летящая, руки подвижные, весь лёгкий и весёлый. […]
С ним сразу чувствовалось свободно, он как будто бы снимал заботы и тяготы. Сама его замысловатая, образная речь не утомляла, а поражала певучей легкостью. […]
От Распутина основное впечатление – легкость, это мне и другие говорили. Движения почти танцующие. Весь ветром подбит, что-то воздушное».

Анна Ахматова.

И в 1942 г. в Ташкенте помнила А.А. Ахматова единственную свою встречу с Г.Е. Распутиным: «Я видела его один раз. В поезде. Я ехала из Царского с одним моим приятелем. Вдруг вошёл Распутин и сел напротив нас. Он был в обычном пальто и шляпе, но в русских сапогах и с бородой. Глаза у него стоят страшно близко друг к другу, как у Льва Толстого, и когда он смотрит на вас – кажется, что его глаза застревают у вас в мозгу».

Эта мимолётная встреча в вагоне запомнилась Анне Андреевне на всю жизнь, о чём свидетельствует собственноручная запись об этом в списке важнейших событий её жизни. Благодаря этому сегодня нам известна точная дата события:
«В 1916 – в день именин Царицы (23 апреля по ст. стил.) – ехала в Царское Село в одном вагоне с Распутиным. Он сидел против меня, и я его хорошо разглядела».

Словно звезды, глаза голубели,
Освещая измученный лик.
Я к нему протянула ребенка,
Поднял руку со следом оков
И промолвил мне благостно-звонко:
«Будет сын твой и жив и здоров!»

Н.С. Гумилев и А.А. Ахматова с их сыном Львом. Царское Село. 1916 г.

Характерно, между прочим, и незримое присутствие Г.Е. Распутина в известной «Поэме без героя» (1940-1965) Анны Ахматовой, не раз фиксировавшееся самим автором.

Вот ее записи о сцене новогоднего маскарада: «…На этом маскараде были “все”. […]
…Я не поручусь, что там, в углу, не поблёскивают очки Розанова и не клубится борода Распутина…»
«Читатели и зрители могут по желанию включить в это избранное общество всех, кого захотят. Напр[имер], Распутина, которому Судьба (в виде шарм[анщика]) показывает его убийство…»

Фрагмент оборота первого шмуцтитула книги-альбома.

Глазами иудейской блудницы

Так же, в поезде в Царское Село, видела Григория Ефимовича другая знаменитая женщина ХХ века, но уже совершенно другого сорта.
Речь идет о скандально известной впоследствии Лиле Брик.

Лиля Брик. 1910-е годы.

Лилия Юрьевна (в действительности Уриевна) Брик, урожд. Каган (1891–1978) – родилась в еврейской семье присяжного поверенного, работавшего юрисконсультом в посольстве Австро-Венгрии в Петербурге.

Крайне распущенная, она жила с мужчинами с 15 лет, кочуя от одного к другому. Среди сожителей и мужей этой «красной блудницы» были В.В. Маяковский, комкор В.М. Примаков, литературовед В.А. Катанян.

Лиля Брик. Фото Александра Родченко.

Лиля Брик была сотрудником ОГПУ. Покончила жизнь самоубийством.

Лиля Брик и ее младшая сестра Эльза Триоле (1896–1970), бывшая замужем за французским писателем-коммунистом Луи Арагоном. Именно сестры Брик вплоть до 1970-х во многом определяли, кому из подсоветских деятелей культуры быть выездными из СССР, а кому нет. После них эстафета негласного арбитра в этих вопросах перешла к их соплеменнице балерине Майе Плисецкой.

Как-то весной (уже во время Великой войны) она отправилась «за компанию со своей приятельницей Фанюшей снимать для той дачу в Царском Селе».
В её записках читаем:
«Напротив наискосок сидит странный человек и на меня посматривает. Одет он в длинный суконный кафтан на шёлковой пестрой подкладке; высокие сапоги, прекрасная бобровая шапка и палка с дорогим набалдашником, при том грязная бородёнка и чёрные ногти. Я беззастенчиво его рассматривала, и он совсем скосил глаза в мою сторону – причём глаза оказались ослепительно синими – и вдруг, прикрыв лицо бородёнкой, фыркнул.
Меня это рассмешило, и я стала с ним переглядываться. Так и доехали до Царского. А там моя спутница шепнула мне, покраснев: “Это Распутин!” Видно знала его не только понаслышке.
На вокзале ждём обратный поезд в Петербург – опять Распутин! Он сел с нами в один вагон и стал разговаривать со мной: кто такая, как зовут, чем занимаюсь, есть ли муж, где живу?
“Ты приходи ко мне обязательно, чайку попьём, ты не бойся, приводи мужа, только позвони сначала, а то ко мне народу много ходит, телефон такой-то…” Пойти к Распутину мне ужасно хотелось, но Брик [муж Лили – Осип. – С.Ф.] сказал, что об этом не может быть и речи, и дело кончилось тем, что несколько дней все извозчики казались мне Распутиными».

Осип Максимович Брик (1888–1945) – первый муж (1913-1935) Лили Брик. Сын еврея-торговца кораллами. После революции служил в ЧК, впоследствии сотрудничал с ОГПУ.

Замечательно, что журналист А. Ваксберг, описывая этот эпизод, целенаправленно фальсифицирует его. Слова Григория Ефимовича «приводи мужа» испарились, а вместо них появилось нечто иное, с совершенно иным подтекстом: «После долгого, многозначительного молчания “старец” молвил Лилиной спутнице: “Приходи ко мне, чайку попьём. И её приводи!”».

Лиля Брик без прикрас

Племенная солидарность оказалась и на сей раз выше правды.

Ради распутной еврейки в очередной раз пожертвовали русским мужиком.

Григорий Ефимович Распутин. Российский Государственный исторический архив (С.-Петербург).

 

На пороге новых открытий

В предыдущих наших книгах мы рассказывали о пока что ненайденных киносъёмках Г.Е. Распутина, выполненных на ЕГО родине и в других местах. По всей вероятности, была сделана и запись голоса Григория Ефимовича.
Живший в Петербурге неподалеку от Смоленского кладбища критик А.А. Измайлов, к которому ходили В.В. Розанов и Г.Е. Распутин, был увлечен записями голосов на пластинки.

Александр Александрович Измайлов (1873†1921) – происходил из семьи священника, служившего на Смоленском кладбище. Литературный критик. Окончил С.-Петербургскую Духовную академию. Печатался преимущественно в «левой» печати: «Биржевых ведомостях» (под псевдонимом Смоленский и Аякс), «Русском слове». Поддерживал связи с поэтом Н.А. Клюевым.

Погибли эти записи или нет, неизвестно. Но если собрание А.А. Измайлова уцелело, то на одной из пластинок, возможно, сохранился голос Распутина. Об одной такой пластинке с записью беседы Г.Е. Распутина, рассказывавшего, между прочим, о посещении им Царской Семьи, свидетельствует сохранившийся протокол обыска, прошедший 11 апреля 1915 г. на квартире близкого старцу А.Ф. Филиппова.

Вполне возможно открытие новых снимков Г.Е. Распутина. Развязанная в 1910 г. и далее всё более усиливавшаяся клеветническая кампания против Царского Друга, а затем и разразившаяся революция заставила многих – с целью самосохранения – предать забвению свои связи со ставшим теперь опасным знакомым, уничтожив все следы этого общения.
Не исключено, однако, что кое-что и у нас в России и за границей (у потомков эмигрантов) могло сохраниться.

«Мы то мы, а вы-то то ище луче. Григорий». Фото из книги Арона Симановича, по словам правнучки Григория Ефимовича Лоранс, похитившего ее и другие документы (через свою дочь) у ее бабушки Матрены после выезда последней в эмиграцию.

Большие надежды в этом отношении мы возлагаем на утратившие после революции, гражданской войны и террора своих былых хозяев архивные фонды провинциальной России. Мы верим, что рано или поздно будут выявлены фотографии, на которых Г.Е. Распутин был когда-то запечатлен со светскими и духовными лицами.

Недавняя парижская находка

Основанием для таких надежд являются некоторые известные нам факты.

В доме Г.Е. Распутина, по свидетельству очевидцев, было множество фотографий. Журналист А.И. Сенин в 1907 г. видел там, по его словам, «массу фотографических снимков, на которых фигурирует сам Григорий Ефимович. Вот он среди профессоров и студентов Петербургской Духовной академии; среди игуменов, архиереев и архимандритов. […]
И не как-нибудь снят Григорий Ефимович, а всюду и везде – центральная фигура: серый, невзрачный, с большим носом, с глубоко сидящими безцветными глазами, грубый сибирский мужик в одной русской рубахе или в синем деревенском кафтане.
А на письменном столе, на самом видном месте, большой портрет Иоанна Кронштадтского, за ним высокопоставленных лиц, архиерея Сергия, Гермогена, Антония Волынского и мн. др. […] Круг знакомства между высшими духовными и светскими лицами у Распутина оказался громадный».
Такое впечатление вынесли и осматривавшие в том же году покровский дом работники Тобольской духовной консистории: «…Все комнаты увешаны иконами и картинами религиозного содержания […], по столам и стенам – масса карточек; на некоторых Распутин-Новый снят с Великими Князьями и другими светскими и духовными особами».
В консисторском деле сохранилось описание некоторых подобных снимков. Так, настоятель покровской церкви о. Петр Остроумов вспоминал, что еще в 1905 г. Г.Е. Распутин показывал ему «карточки фотографические, на которых он снят с разными епископами, монахами и студентами С.-Петербургской академии».
На почётном месте в доме Григория Ефимовича хранилась фотография, на которой хозяин был снят с известным старцем Гавриилом (Зыряновым). Покровский священник Феодор Чемагин вспоминал, что ещё в 1905 г. Григорий Ефимович «рассказывал, что бывал во многих монастырях России и ведёт знакомство со схиархимандритом Гавриилом Седмиезерной Казанской пустыни и показывал карточку, на которой он снят с ним».
Тот же о. Феодор свидетельствовал, что Г.Е. Распутин был близко знаком с епископом Бийским Иннокентием (Соколовым, 1846†1937), ближайшим сотрудником Святителя Макария (Парвицкого), и даже был запечатлён вместе с Владыкой на фотографии.

Архиепископ Бийский и Алтайский Иннокентий (Соколов)

Помянутый нами журналист А.И. Сенин видел в покровском доме фотографии Григория Ефимовича с петербургским священником Романом Медведем.

Священник Роман Иванович Медведь (1874†1937)

Анна Николаевна Медведь

К делу были приобщены ряд снимков. В описи числились фото Г.Е. Распутина и его последователей, а также карточки Григория Ефимовича «со старцами». Все они после революции исчезли.

Сохранилось описание лишь некоторых находившихся когда-то в деле снимков: «На обороте первой фотографии, изображающей самого Распутина, сделана чьею-то рукою такая надпись: “28 мая 1906 г. в 8 час. 45 мин. утра на прист. Товар. г. Тоб Бол. От кр[естьяни]на села Покровского, Григория Евфимова Распутина”; это – “петербургская” фотография; на обороте второй, изображающей того же “Распутина” вместе с тремя его спутниками: Ил. Арсеновым [Араповым], Ник. Распутиным и Ник. Распоповым, – надпись (карандашом) передаёт эту карточку “на молитвенное воспоминание” “батюшке о. Феодору и матушке Граше” [ Покровскому священнику Феодору Афанасьевичу Чемагину и его матушке Глафире Николаевне. – С.Ф.]; также говорится о том, что, “хотя мы у неверующих в позоре, а” (но) (у) “верующих – в славе” и высказывается пожелание “нам и вам достигнуть единокупно вышняго Сиона”; на обороте третьей карточки надпись: “снимался в Екатеринбурге лет 8 назад”».

Священник Феодор Афанасьевич Чемагин (1878†1959) в кругу семьи

Фотографии из дома Г.Е. Распутина погибли вместе со своими обитателями, снимки из дела утрачены, но скорее всего не уничтожены, а выкрадены. Вполне вероятна также находка снимков, принадлежавших лицам, снимавшимся когда-то с Григорием Ефимовичем.

Немало проблем существует и с уже известными снимками Г.Е. Распутина. Мы пока даже не знаем, сколько именно их дошло до нас. Насущной задачей является также их атрибуция: определение времени создания, места и обстоятельств, в которых проходила съемка, установление лиц, с которыми был снят Григорий Ефимович и, наконец, определение имени фотографа.
Между тем, даже труды солидных, вроде бы, авторов, специально пишущих о Григории Ефимовиче, полны грубых ошибок. Ярким примером может служить книга доцента С.-Петербургского университета, кандидат исторических наук А.В. Терещука «Григорий Распутин. Последний “старец” Империи», вышедшая в 2006 г издательстве «Вита Нова», специализирующегося «на выпуске малотиражных коллекционных изданий».
По словам издателей, печатающиеся ими книги – это «сочетание академической подготовки текстов с лучшими традициями книгопечатания». Однако, вопреки этим заявлениям, смелость датировки в этой книге снимков Г.Е. Распутина не соответствует не только историческим фактам, но даже самой элементарной человеческой логике.

Фото Г.Е. Распутина с дарственной надписью неизвестной духовной дочери: «О дорогусинька излеваю от серца моево во благо поскорея помощь друг друга. Григорий». Государственный архив Российской Федерации

Грешат этим даже наиболее авторитетные архивы, на которые, казалось бы, можно было бы положиться. Тот же каталог Центрального Государственного архива кинофотофонодокументов в Петербурге, специализация которого позволяла надеяться на получение хоть какой-то достоверной информации, как выяснилось, увы, не может служить опорой.

Между тем, интерес к личности Г.Е. Распутина, выражающийся, в частности, во всё увеличивающемся потоке книг и других публикаций о Царском Друге, делает эту проблему насущной. В нашем альбоме мы попытаемся ответить на некоторые вопросы, по возможности ликвидировав ряд белых пятен.

Снимок Г.Е. Распутина, выполненный в фотоателье К.К. Буллы на Невском проспекте, д. 54. Российский Государственный архив кинофотодокументов (г. Красногорск Московской области)

 

В ателье славного петербургского фотографа Карла Буллы


Снимали Г.Е. Распутина в фотоателье различных городов Российской Империи. Благодаря работам многих мастеров (малоизвестных, ныне забытых и тех, чьи имена до сих пор на слуху) мы и можем судить сегодня об облике Г.Е. Распутина.
Одним из тех, кто снимал старца, был прославленный фотограф Карл Карлович Булла (1855–1929).

К.К. Булла

Уроженец Пруссии, он 10-летним мальчиком с родителями приехал в Петербург. Начинал он посыльным в фирме, торговавшей фотопринадлежностями, а уже в 1875 г. молодой труженик открыл свое первое фотоателье.

На следующий год Карл Карлович принял присягу подданного Российской Империи.
В 1896 г. он получил звание фотографа Министерства Императорского Двора и специальный знак «фотограф Санкт-Петербурга». В 1904 г. К.К. Булла впервые снял Государя.
С 1897 г. снимки мастера стали печататься в массовом популярном журнале «Нива». Он становится отцом российского фоторепортажа и фотожурналистики. Однако интерес к павильонной съемке Карл Карлович пронес через всю свою жизнь.
Многим петербуржцам были памятны его ателье на Екатерининском канале (д. 66), и на Невском проспекте (сначала в д. 110, а затем в д. 48, в здании Пассажа).
В 1908 г. К.К. Булла купил помещение на том же Невском в доме № 54. Оно было оборудовано по последнему слову техники, считалось наиболее респектабельным и пользовалось большой популярностью.

Семейство К.К. Буллы. 1916 г.

Сняться у «знаменитого Буллы» почиталось весьма престижным. И это не была лишь дань моде. Фотопортреты его производства отличаются удивительными для того времени естественностью и непринужденностью.

Виной тому было не только мастерство, но и потрясающая контактность мастера. Он мог расположить к себе любого человека, разговорить завзятых молчунов.
Ателье К.К. Буллы было переполнено заказами. Годовой доход фирмы исчислялся в 250 тысяч рублей. Наследие его также впечатляюще: около 230 тысяч негативов.
Фотографии Буллы на знаменитых коричневатых паспарту с золотым тиснение хорошо известны любому историку.
Пожалуй, самой известной фотографией Г.Е. Распутина является всё же его совместный снимок с офицерами князем М.С. Путятиным (1861†1938) и Д.Н. Ломаном (1868†1918).

Она публиковалась и в советских изданиях, и в известной книге Рене Фюлопа-Миллера, вышедшей в 1927 г. в Лейпциге, и в изданиях русской эмиграции.
Снимок, как правило, датируется 1904-1905 гг., реже 1910 г., авторство приписывается фотоателье К.К. Буллы. (Такие сведения, в частности, сообщатся в каталоге Центрального Государственного архива кинофотофонодокументов в С.-Петербурге.)
Князь М.С. Путятин во время съемки полковник (с 1904), состоял штаб-офицером (с 1900) для поручений при управлении Гофмаршальской части Министерства Императорского Двора. Д.Н. Ломан запечатлен на снимке капитаном (с 1902). В 1905 г. он был переведен в Царское Село в состав Сводно-Гвардейского батальона.
Что касается самой фотографии, то недавно была предпринята достойная упоминания попытка уточнить время появления снимка. На основе изучения особенностей военной формы и наград автор статьи пришел к выводу: «День, когда был сделана фотография, можно с большей долей вероятности отнести к довольно короткому периоду между 1 ноября 1907 и 8 апреля 1908 гг.» (Kalimera. Я возвращаю ваш портрет).

Оборот знаменитого паспарту К. Буллы

Далее, однако, слабая информированность автора в области биографии Г.Е. Распутина приводит его к тотально-нигилистической оценке вообще всех источников, связанных со старцем.

Так, автор приводит свидетельство журналиста из политических ссыльных А.И. Сенина, побывавшего в Покровском у Григория Ефимовича: «…Стены оклеены обоями, в углу большие иконы с лампадками, превосходной работы в золоченных рамах портреты высокопоставленных особ (личные подарки, по уверению Распутина) […] Вот он в обнимку с О.В. Л[охтиной], со священником пересыльной тюрьмы Медведем. Вот сидит Григорий на стуле, а сзади его почтительно стоят два блестящих придворных генерала: Путятин и Ломан».

Нижняя часть паспарту К.К. Буллы периода Великой войны

Однако, по словам самого журналиста, посетил он Г.Е. Распутина в конце февраля 1907 г., на масленице, когда, согласно тщательно проведенной атрибуции лиц на фотографии, этого снимка не могло существовать.

Таким образом, противоречие это мнимое.
Приведенная цитата происходит из статьи 1912 года. Сенин же, как было установлено нами, начиная с 1908 г., состоял в переписке не только с лидером своей партии П.Н. Милюковым, но и с некоторыми местными покровскими священниками, подробно сообщавшими ему все новости о Григории Ефимовиче.

Могила П.Н. Милюкова парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Фото Шалико Чиковани

Далее о возможном пребывании Г.Е. Распутина в Петербурге во время предполагаемой съемки.

Несмотря на слабую пока что изученность его биографии (особенно раннего периода), даже согласно составленной нами краткой хронологии, известно, например, что супруга Григория Ефимовича П.Ф. Распутина приезжала в столицу в ноябре 1907 г. повидаться с мужем.
В конце января 1908 г. Г.Е. Распутин действительно был у себя на родине, но потом уезжал в Петербург, из которого вернулся в Покровское в конце апреля, на Пасху.
Так что съемка в петербургском фотоателье К.К. Буллы в указанные сроки была вполне вероятна.

«Ей Богу, он далеко пойдет»


Остается рассказать о дальнейшей судьбе запечатленных на фотографии офицеров.
В 1911 г. князь М.С. Путятин был произведен в генерал-майоры и занял должность начальника Царскосельского Дворцового управления (1911). В 1913 г. он редактировал «Летописный и лицевой изборник Дома Романовых» (1913). После 1917 г. Михаил Сергеевич находился эмиграции во Франции, скончав свои дни в 1938 г. в Русском доме под Парижем. Похоронен в Кламаре.

Князь М.С. Путятин

Начиная с 1901 г. Дмитрий Николаевич Ломан состоял ктитором временной полковой церкви и членом комитета по постройке храма для Собственного ЕИВ Сводного пехотного полка, освященного в честь Преподобного Серафима Саровского.

Одновременно он входил в состав Строительного комитета по возведению Феодоровского Государева Собора, старостой которого после его освящения в 1912 г. он стал.
Д.С. Ломан был известен как почитатель о. Иоанна Кронштадтского, которого не раз посещал вместе со всей семьей. Он был доверенным лицом Государыни и другом Г.Е. Распутина.

Полковник Д.Н. Ломан

В годы Великой войны полковник (с 1913) Д.Н. Ломан, состоявший к тому времени штаб-офицером для поручений при Дворцовом коменданте, был начальником Царскосельского лазарета № 17 и уполномоченным по военно-санитарному поезду Государыни.

Именно к нему осенью 1915 г. обратился Г.Е. Распутин, хлопоча за поэтов С.А. Есенина и Н.А. Клюева:
«Милой, дорогой, присылаю к тебе двух парешков. Будь отцом родным, обогрей. Робяты славные, особливо этот белобрысый. Ей Богу, он далеко пойдет».

Сергей Есенин и Николай Клюев. Петроград. Сентябрь-октябрь 1916 г.

Эту, как всегда недатированную, записку обнаружил в начале 1930-х искусствовед А.М. Кучумов, разбирая архив Екатерининского Дворца, погибший во время Великой Отечественной войны.

На службу санитаром в Царскосельский Ея Императорского Величества Александры Феодоровны военно-санитарный поезд № 143, С.А. Есенин (1896†1925), с соизволения Государыни, был назначен 11 февраля 1916 г.

Одна из палат лазарета в Царском Селе, где служил санитаром С.А. Есенин

В Царское Село поэт прибыл 20 апреля. Позднее в поэме «Песнь о Великой Матери» (1929–1934) Н.А. Клюев писал об этом так:

Капралы орут: «Становись, мужики!
Идет благородие с правой руки...
Ась, два! Ась, два!»
Эх, ты родина – ковыль-трава!..
– «Какой губернии, братцы?»
– «Русские, боярин, лопарцы!..»
– «Взгляните, полковник, – королевич Бова!»
– «Типы с картины Сурикова...»
– «Назначаю вас в Царское Село,
В Феодоровский собор, на правое крыло!
Тебя и вот этого парю!..
Наверно, понравитесь Государю.
Он любит пажитный... стебель.
Распорядись доставкой, фельдфебель!»

Санитар Сергей Есенин (третий справа в первом ряду) среди персонала Царскосельского лазарета № 17 для раненых воинов. Июль-август 1916 г.

Позднее С.А. Есенин рассказывал, что бывал на квартире у Григория Ефимовича на Гороховой, передавал обрывки разговоров: «Ты из Рязани, я – сибирский… Не проведет Рязань Сибирь…»

«…О встрече своей с Распутиным, – удивлялись собеседники поэта, – он рассказывал в 1922, шесть лет после смерти Распутина, пять лет после того, как самое имя Распутина потеряло какую бы то ни было значительность».
В том же Царском Селе, правда в другом лазарете, служил санитаром сын Г.Е. Распутина Дмитрий.
Одна из сестер милосердия лазарета Царицы вспоминала, что С.А. Есенин был одним из шести ее знакомых, которые «за несколько дней знали […] что убьют Распутина».
По странному стечению обстоятельств, в 1925 г. Сергей Александрович женился на С.А. Толстой (1900†1957). Софья Андреевна была не только внучкой великого писателя, но и супругой (с 1921 г.) одного из убийц Царского Друга – поручика С.М. Сухотина.¹

Портрет С.А. Есенина, выполненный цветными карандашами его сослуживцем, санитаром Павлом Семеновичем Наумовым (1884†1942), живописцем и графиком. Дарственная надпись: «П. Наумов. На память любимому Сереженьке. 916 г. 22 ноября. Ц.С.». ИМЛИ.

Во время самого убийства старца С.А. Есенин находился в Царском Селе.

Один из знакомых поэта, описывая посещение им в июле 1924 г. Царского Села, свидетельствовал: «…Он знал и о захоронении Распутин в Александровском парке. По его словам, “Царица Александра хоронила его где-то в Царском Селе”».
Что касается полковника Д.Н. Ломана, знакомого Г.Е. Распутина и опекуна С.А. Есенина, то он был убит в 1918 г. в Петрограде во время красного террора.

 

«И на груди молодецкой крест просиял золотой»

Фотография, открывающая этот пост, безусловно, сделана в том же ателье К.К. Буллы.
Не только облик самого Григория Ефимовича, но даже и само кресло, на котором он сидит, идентичные предыдущей фотографии его с офицерами, выполненной, как уже говорилось, между 1 ноябрем 1907 г и 8 апреля 1908 г.
А вот с атрибуцией второго, также широко известного, снимка всё обстоит не так просто.

Однако вначале обратим внимание на одну деталь, характерную для снимков Г.Е. Распутина, сделанных в этот период в ателье К.К. Буллы.
Мы имеем в виду шнурок на шее, уходящий в карман подрясника.
Что это? Часы? Но почему на шнурке, а не на цепочке?
Кстати говоря, эта деталь на других снимках Григория Ефимовича больше ни разу не встречается.
Ни в одних воспоминаниях или газетной статье не упоминается, что у него вообще когда-либо были карманные часы.
Настенные имелись и в деревенском доме, и в петербургской квартире, а вот о карманных нет ни одного свидетельства.
Зато не раз писали о Царском подарке – золотом наперсном кресте.
О нем в известном своем стихотворении «Мужик» (1918) писал Н.С. Гумилев:

И на груди молодецкой
Крест просиял золотой.

Николай Гумилев. 1915 г.

О нем упоминалось также и в одном из документов дела Тобольской духовной консистории по обвинению Г.Е. Распутина в мнимом хлыстовстве (май 1908): «Распутин надевает полумонашеский чёрный подрясник и золотой наперсный крест».

Писали об этом и в газетах: «Во время […] беседы поддёвка блаженного распахнулась, и из-под неё мелькнул массивный золотой крест. Мы попросили дать нам посмотреть этот крест. После минутного колебания блаженный согласился. Крест большой, около 2 ½ дюймов длины. На лицевой стороне – распятие, на оборотной надпись: “Спаси и сохрани”».
В газетах сообщалось, что настоятель Покровской церкви о. Петр Остроумов потребовал от Григория, чтобы тот не являлся на клирос в своем золотом кресте, который Григорий имел обыкновение надевать на шею поверх своего синего кафтана. Григорий повиновался».

Единственное, что опять-таки смущает: на фото явно не цепочка, а шнурок. Но и часы на веревочке – это, согласитесь тоже как-то «не убеждает».
И все же в «Записке о Верховной власти», написанной для ЧСК Временного правительства в 1917 г., А.Д. Протопопов, возглавлявший после убийства Г.Е. Распутина поиски его тела, подтверждал, что тот носил на шее крест «на золотой цепи».

Министр внутренних дел Российской Империи А.Д. Протопопов

Наши сомнения рассеяло свидетельство иеромонаха Вениамина (Федченкова), будущего митрополита, в брошюре 1911 г. недвусмысленно писавшего о «трезвеннике» А.И. Чурикове и «хлысте» (под которым он разумел Г.Е. Распутина):

«…На груди крест серебряный, похожий на иерейский, только не на цепочке, а на шелковой ленте. Вид его мне сразу напомнил и московских братцев и бывшего лично мне известным хлыста».
Таким образом, и меньший размер креста, и шелковая лента или шнурок вместо цепочки должны были подчеркивать неиерейский характер этого символа. Золотая цепочка к кресту у Г.Е. Распутина появилась, видимо, позднее, когда он стал носить свой крест уже на груди под рубахой.
В своих опубликованных в 1943 г. за границей воспоминаниях расстрига Илиодор упоминает еще одну важную подробность – «особый шелковый карманчик», в котором Григорий Ефимович хранил «золотой крест длиною с указательный палец, с инициалами Царя Николая и Царицы Александры, полученный им лично от Царей».
А на наших фото, похоже, как раз и виден этот карманчик.

После гибели Григория Ефимовича дорогая реликвия находилась в Царской Семье.

В предреволюционных письмах Царицы Государю крест упоминался не раз.
(23.2.1917): «Надевай же крестик иногда, если будут предстоять трудные решения, – он поможет Тебе».
(2.3.1917): «Носи Его крест, если даже и неудобно, ради Моего спокойствия».
В годовщину убиения Григория Ефимовича, 17 декабря 1917 г. Государыня писала А.А. Вырубовой из Тобольска:
«…Крест Его [Г.Е. Распутина] был у Нас и во время всенощной лежал на столе)».

Фото Г.Е. Распутина на паспарту фотоателье «К.Е. фон Ган и Ко». ГАРФ.

Фотограф Его Величества фон Ган

Фотографию Г.Е. Распутина в рост с левой рукой на груди, опубликованную нами в предыдущем посту, чаще всего считают, выполненной в ателье К.К. Буллы в Петербурге.
Каталог Центрального Государственного архива кинофотофонодокументов в Петербурге датирует ее 1910-1916 гг., а архивисты Библиотеки Йельского университете (США) считают, что сделана она была «около 1910 г.».
Мало бы кому в голову пришло сомневаться в подобной атрибуции, однако недавно архимандрит Тихон (Затёкин) выявил и опубликовал хранящуюся в Государственном архиве Российской Федерации фотографию на оригинальном паспарту, свидетельствующую о том, что она была сделана в другом известном в то время фотоателье «К.Е. фон Ган и Ко».

Владельцем его был Александр Карлович Ягельский, приехавший в Царское Село из Варшавы.

А.К. Ягельский

Открытая в 1891 г. фотография располагалась на улице Широкой, в доме Бернаскони, близ вокзала.

В 1899 г. заведение получило звание Поставщика Двора Его Императорского Величества.
16 апреля 1911 г., по случаю 20-летней службы при Высочайшем Дворе, А.К. Ягельскому было пожаловано звание «Фотографа Его Величества».
Александр Карлович не раз удостаивался личных благодарностей Императора и Императрицы. В его фотоателье была выполнена большая часть фотографий, запечатлевших жизнь Царской Семьи. Только в 1910 г. там было изготовлено до двух тысяч снимков.

Оборот фирменного паспарту ателье А.К. Ягельского

Скончался А.К. Ягельский в июле 1916 г. в своем доме в Вырице. 1 августа его отпели в Царскосельском католическом костеле. Похоронили на Казанском кладбище.

Учитывая специализацию и местоположение фотоателье «К.Е. фон Ган и Ко», было бы странным, если бы Г.Е. Распутин, часто бывавший в Царском Селе, ни разу там не сфотографировался.
Однако при этом следует учитывать и некоторые особенности работы фотографов того времени.
Так, в рекламном объявлении петербургского заведения К.К. Буллы читаем: «В павильоне производятся портреты и группы с натуры. Увеличение портретов с визитных или кабинетных карт, в какой угодно форме. Переснятие копий визитных или кабинетных карточек, картин, гравюр, рисунков».
Таким образом, нельзя принимать то или иное паспарту за абсолютное свидетельство принадлежности снимка тому или иному мастеру. Ведь существовала практика передачи негатива из одного ателье другому, не говоря о пересъемке.

 

Эту и другие публикации читайте в блоге Сергея Фомина "Царский Друг"